– Вы побудете со мной, пока я не перестану дышать? Мне немного страшно, – сказала она с улыбкой. Рэсэн кивнул и достал таблетку. Женщина около трех секунд смотрела на яд, лежавший в его ладони, затем тонкими пальчиками взяла таблетку и положила в рот. Рэсэн подал ей стакан, наполненный до половины виски, и она выпила залпом. Он хотел уложить ее на кровать, но она отвела его руку и легла сама. Затем сложила руки на груди и остановила застывший взгляд на потолке. Примерно через две минуты у нее, похоже, начались галлюцинации. – Какой алый ветер. И синие львы. А с ними такие милые белые медведи цвета радуги. Это и есть рай? – Да, это называется раем. Вы сейчас на пути в рай. – Спасибо вам за эти слова. А вы отправитесь в ад. – Значит, мы больше с вами не увидимся. Потому как вы, без всякого сомнения, окажетесь в раю, а я, несомненно, буду гореть в аду. Женщина послала Рэсэну улыбку. Из ее улыбающихся глаз текли слезы. И даже после смерти женщины Чу продержался еще два года. Как подобает очень способному убийце и безумцу, от которого у планировщиков одни проблемы, Чу ускользал от упорного и маниакального преследования. Истории о том, как убийцы, ослепленные вознаграждением за поимку Чу, выслеживали его, а затем сами попадались в расставленные им сети, передавались из уст в уста, раздувались подробностями, искажались и будоражили Артель мясников. Рэсэн полагал, что ничего необычного в этом нет. Чу был не из тех, с кем могли справиться киллеры-простофили из Пхучжу или старые сыскари, выслеживающие проституток. Но правдивы ли все слухи, узнать не представлялось возможным. Неважно, кто убит, ищейка или киллер, – в их мире убийства всегда сокрыты в тени. И все же, верны были все эти истории, возникавшие, точно пузыри на воде, или нет, Чу пока не поймали. Через год после начала преследования Чу явно изменил свою стратегию. От обороны он перешел к нападению, отыскал нескольких планировщиков, убил их, а затем отправил на тот свет и нескольких подрядчиков и брокеров. А однажды Чу преспокойно объявился в самом центре Пхучжу и разнес до основания офис одного из подрядчиков смерти. Однако убитые планировщики не имели никакого отношения к заказу на ту проститутку. Более того, на самом деле они даже профессионалами не являлись, так, дилетанты. По каким соображениям Чу творит такое, никто в толк взять не мог. Но если он нацелился на тех, кто в действительности вершил дела в мире планировщиков смерти, то к ним он и приблизиться бы не сумел. После того как Чу превратил офис одного из членов Артели мясников в руины, а затем похитил какого-то типа, совершенно, кажется, ему не нужного, к Старому Еноту явились важные люди. Был среди них и Хан, директор охранной фирмы, под вывеской которой скрывалась большая киллерская компания, он контролировал изрядный кусок рынка смерти, к нему стекались деньги от предприятий помельче. Компанию Хану составили деляги из Пхучжу, коих он воспринимал как банальных бандитов, и такое соседство со всей очевидностью указывало на то, сколь сильно Чу вывел из себя планировщиков. Хан устроился в кресле с таким выражением, словно ему в рот запихнули пригоршню дерьма. Енот уселся за стол, и деляги из Пхучжу принялись излагать наболевшее. – Да с ума же спятить! Да вообще этот Чу, щенок этот, чего он хочет? Да надо узнать, чего он хочет, тогда и усмирить как-то можно, приманку подкинуть. Да надо же что-то делать, а? – Я вот о чем. Почему этот требух засратый ничего не говорит? Он чё, немой? Если нужны бабки, пусть так и скажет – бабки нужны; если чем-то обидели, пусть скажет – так и так, обидели меня, мудозвоны; если злится, пусть скажет – так и так, злюсь я. Пусть хоть что-то скажет. А то ишь, припадочный, пиздохуй шелудивый, выеживается, ни слова не сказамши. – У меня из-за этого долбоебины Чу не просто убыток. Из моих ребят уже трое копыта откинули. И на этом, думаете, все? На то, чтоб обработать мертвяков, опять вынь да положь кругленькую сумму. Только Мохнатому и радость, мать вашу в растопырку! И ваще, почему эта блядюга только мне палки сует? Тут до хренищи более крутотянских, чем я. – У тебя дома что, зеркала нет? Где ты видишь тут крутотянистей себя? – А может, ты этому Чу вексель выписал, а, козлина? Надо было бабки наличными сунуть, наличными! Чу от этих ценных бумаг больной на всю голову делается. Старый Енот взирал на этот балаган с выражением крайней заинтересованности на лице. Чем же настолько заинтересовался он, что состроил такую физиономию? А ведь может и так случиться, что Чу заявится в библиотеку и воткнет нож ему в брюхо. – Говорят, во времена династии Чосон среди ученых-конфуцианцев бытовало такое выражение: “Никто не знает, в какую сторону прыгнут Хынсон[4] и лягушка”. Как раз подходит к нашей ситуации, – проговорил Енот, тонко улыбаясь. – Однако что, по вашему мнению, этот Чу думает себе? Как вам кажется, господин Енот? – спросил мясник Чхве, крутивший свой дешевый бизнес с незаконными эмигрантами корейского происхождения из Китая. – Откуда мне знать, что у него в башке? Меня решил придушить или тебя надумал за шею схватить. Тихо сидевший в углу Хан впервые подал голос: – Давайте поднимем сумму за его поимку до ста миллионов. И тому, кто сообщит точную информацию о его местонахождении, тоже надо дать денег. Тогда быстрей шевелиться будут. Да и сыскари тоже засуетятся. Вот так, может, и поймаем. – Деньги? Мы что, должны скинуться? – спросил мясник Чхве. – Да вы что! Как это – скидываться, когда масштаб бизнеса у всех разный, а? Мое хозяйство все порушено, ущерб нешуточный! – недовольно сказал Минари Пак, пострадавший от нападения Чу, украдкой покосившись в сторону Хана. – Деньги внесу я. Хан сказал это не для того, чтобы выставить себя в лучшем свете, и не для того, чтобы показать, кто тут главный. Он словно бы хотел одного: чтобы это тоскливое собрание жалких людишек закончилось как можно скорее. Его высокомерное заявление дельцы из Пхучжу восприняли с недовольными физиономиями, однако про себя, конечно, вздохнули с облегчением. – Говорят, желание помочь беднякам возникает в амбаре, полном зерна. Так и ты, Хан, – с язвительной усмешкой произнес Енот. – Да что там! Мы не различаем людей и делами не считаемся, как и вы, наш почтенный господин. Лишь по вашему велению трудимся преданно, смиренно, усердно. – Хан вернул улыбку Еноту. Как бы иронично это ни звучало, но с окончанием эпохи военных диктатур киллерский бизнес в Корее пошел в гору. До этого он сводился к тайным операциям, в которых были завязаны лишь несколько планировщиков и киллеры, прошедшие профессиональную подготовку в органах и армии, а также опытные и надежные наемники. Действовали они крайне скрытно. А операции были не столь масштабными, чтобы зваться бизнесом. Знавших об этом убийственном мире или имевших к нему какое-либо касательство было немного, и в услугах киллеров мало кто нуждался. Военные, если им требовалось устранить неугодного, обходились своими силами. Это было время невежества, безразличия и произвола, когда людей, мешавших властям, военные хватали на глазах у близких, запихивали в джип, отвозили в подвалы на горе Намсан, избивали до полусмерти и отпускали домой инвалидами. И никто пикнуть не смел. Поэтому ни военным, ни властям, что было суть одно и то же, не требовались никакие планировщики, чтобы организовать чью-то смерть. Взлет киллерского бизнеса был связан с приходом к власти новой силы, которой захотелось придать своему правлению добродетельный вид. Представители новой власти выдвинули лозунг: “Уважаемые граждане, будьте спокойны. Мы не военные”, – и, очевидно, думали, что этим обманут народ. Но в какие бы новые одежды ни облачилась власть, сущность ее осталась прежней. Как сказал Дэн Сяопин, неважно, какого цвета кошка, черного или белого, повадки у всех кошек одинаковы. Проблема, с которой столкнулась власть, желавшая выглядеть благородно, заключалась в том, что старые методы правления не годились. Ненавистных оппозиционеров, говоривших обо всем прямо и откровенно, теперь не смели избивать в подвалах на горе Намсан. Поэтому, чтобы своими действиями не мозолить глаза народу и прессе, чтобы уйти от сложной бюрократической системы, свойственной государственному механизму, чтобы надежно замести следы и чтобы уклониться от ответственности, если впоследствии с них спросят за происшедшее, новая власть пошла на контакт с профессиональными убийцами. И в сфере политических убийств началась эпоха аутсорсинга. Властям было дешевле и проще заказать убийство подрядчику, нежели провернуть его своими руками. И, что важнее всего, это избавляло от опасных последствий. Даже если из-за какой-то ошибки исполнители попадали в руки следователей, заказчики оставались в стороне. Наемного убийцу отправляли в тюрьму, а представители власти изображали перед телекамерами растерянность и удивление, невинно бормоча: “И как такое могло случиться?.. Это воистину ужасная история, вызывающая большое сожаление!” Киллерский бизнес развивался стремительно благодаря тому, что у государственной власти моду на убийственный аутсорсинг переняли всевозможные компании. У них-то забот было побольше, чем у государства. И вскоре главными клиентами киллерского бизнеса стали не государственные органы, а частные компании. Когда убийство конкурентов превратилось в обыденность, за услугами повалили бизнесмены помельче. Постепенно Пхучжу – а именно Артель мясников – стал прибежищем для профессиональных убийц, отошедших от дел, бандитов всех мастей, отставных военных и бывших полицейских из отдела по борьбе с организованной преступностью, не желавших сводить концы с концами на мизерное жалованье и скудные пенсии. Хан, как затаившийся в засаде крокодил, тихо и внимательно наблюдал за всеми этими изменениями и ждал своего часа. Пока Енот, не чувствовавший духа времени, пятнадцать лет медленно двигался к своему упадку, этот элегантный джентльмен со степенью магистра в области делового управления, полученной в Стэнфордском университете, тайно готовил наемников и планировщиков смерти в стенах своей вполне легальной охранной компании. Принципы рыночной экономики не изменились со времен ее возникновения. Выигрывает тот, кто предлагает лучшие услуги по минимальной цене. Хан знал об этом. Пока Енот просиживал штаны в библиотеке за своими энциклопедиями и вспоминал сладкие моменты, пережитые в тени диктатуры, пока жадные до денег киллеры низкого пошиба из Артели мясников небрежно выполняли заказы, после чего оказывались в тюрьме, Хан налаживал связи с политиками и крупными бизнесменами, нанимал специалистов из различных сфер и курировал планировщиков самого высокого уровня. Мир планировщиков убийств, напоминавший грязный и беспорядочный уличный базар, Хан преобразил в чистый и удобный гипермаркет. Просто напрашивается представить этот новый мир в таком свете: красивая сотрудница радостно приветствует вас словами “Добро пожаловать, уважаемый клиент! Какую смерть вы предпочли бы для вашего объекта?” – а затем вежливо предлагает консультацию. В любом случае, что бы ни болтали мелкие подрядчики из Артели мясников, всем было ясно: наступила эпоха Хана. Тоскливое заседание затягивалось. Казалось, все видели выход из сложившейся ситуации только в увеличении суммы вознаграждения за поимку Чу. Собрание свелось к обсуждению беглеца и выражению негодования по поводу его вопиюще наглого поведения. Рэсэн поднялся и вышел из кабинета. Когда он закурил, вышел и Хан. Рэсэн предложил ему сигарету. – Я бросил курить, – отказался Хан. – Мне теперь не нравится все, что пахнет. Рэсэн покачал головой, слова эти показались ему любопытными. Хан вытащил из кармана позолоченный футляр с визитками и протянул одну карточку Рэсэну: – Звони. Как-нибудь пообедаем вместе. Ведь мы с тобой почти что братья. Рэсэн долго смотрел на белые и длинные пальцы Хана и наконец взял визитку. После этого Хан направился к выходу из библиотеки. Рэсэн не мог понять, почему тот неожиданно назвал его братом, ведь никакое родство их не связывает. Если что их и связывает, так только библиотека Енота, в которой оба выросли. Но в разное время. Когда Рэсэна впервые привели в библиотеку, Хан уже учился в американском университете. Вознаграждение за убийство Чу увеличили, однако его так никто и не поймал. Время от времени возникали какие-то слухи, порхали в воздухе осенними листьями и растворялись. Енот не принимал никакого участия в этом деле. Целыми днями он сидел в своем кабинете при библиотеке и читал энциклопедический словарь. Енот ничего не делал, поэтому и Рэсэн тоже ничего не делал. Рэсэн воспринимал нынешнее безделье как удачу. От одной лишь мысли, что с таким человеком, как Чу, он по разные стороны баррикад, его одолевал ужас. В тот период Рэсэну часто снилось, как он сталкивается с Чу. Во сне его трясло от страха. Он видел узкий, загроможденный чем-то переулок, из которого, казалось, нельзя выбраться, а в конце него как вкопанный стоял жуткий убийца по имени Чу. И во сне, и наяву Рэсэн точно знал, что победить Чу он не сможет. Если такой, как он, вздумает убить Чу, то у него лишь один способ – незаметно бросить в спину противника дротик, подобно придурковатому Парису. В то лето каждый день шел дождь. Люди в шутку поговаривали, что фронт муссонных дождей застрял на Корейском полуострове, ибо всем ведь известно, что нет удачнее места для доброй выпивки. Когда не было работы, Рэсэн обычно с самого утра пил пиво, слушал музыку, рассеянно глядя в окно, или играл с кошками. Бывало, кошки засыпали, используя друг друга в качестве подушки, и тогда Рэсэн ложился на кровать и читал. Книги о величии и падении Римской империи, книги о потомках Чингисхана, который был непобедим, носясь со своими воинами по степям, без устали продвигаясь вперед, но как только оказался в стенах крепости, вдруг утратил всю свою мощь и обратился в обычного непримечательного человека. Были еще книги по истории, о кофе, сифилисе, пишущих машинках. Иногда, перевернув очередную страницу, отсыревшую от тяжелого влажного воздуха, Рэсэн терял интерес к книге, откладывал ее в сторону и, глотнув пива, засыпал. Так прошло лето. В последний день сентября в дверь его квартиры постучали. На улице снова лил дождь. Когда Рэсэн открыл, перед ним стоял насквозь промокший Чу. Из-за его высокого роста – не менее метра девяноста – капли, падавшие с козырька кепки, казалось, зависали в воздухе. За спиной у Чу висел большой рюкзак с привязанным к нему спальным мешком, в руке он держал полиэтиленовый пакет, набитый бутылками. – Перед смертью решил выпить с тобой, – сказал Чу. – Входи. Чу прошел в комнату, оставляя за собой капли на полу, испуганные Пюпитр и Лампа бросились прочь, забрались на самый верх своей башенки и затаились. Чу сильно похудел, хотя и прежде не мог похвастать излишками веса. Широкий в кости, худощавый, в толпе выделяющийся своим ростом – таким был Чу. Рэсэн подал ему два полотенца. Чу снял кепку, опустил на пол рюкзак, вытер лицо и волосы и, как будто стряхивая пыль, осушил кожаную куртку. – У тебя нет денег даже на зонт? – спросил Рэсэн. – Забыл в метро. Хотел купить новый, да что-то жалко стало, – ответил Чу. – Ему скоро умирать, а он жалеет денег на зонт. – Да, представь себе. Пусть скоро умру, но на зонт бабки жалко тратить. – И Чу едва заметно усмехнулся. – Дать тебе одежду? Переоденешься? – Не надо. Скоро высохнет. Да и одежда на меня вряд ли найдется. У тебя и руки короткие, и ноги. – Я среднего роста. Это ты слишком длинный. Рэсэн принес и поставил перед Чу электрический обогреватель и занялся кофе. Чу включил обогреватель и протянул к нему руки. Любопытные кошки выбрались из укрытия и осторожно поглядывали на незнакомца. Чу выставил палец, покачал им. Кошек палец явно заинтересовал, но подойти ближе они не решились. – Не идут ко мне, – разочарованно сказал Чу. – А это я научил их не подходить к плохим людям. Рэсэн передал Чу чашку с кофе, и тот залпом выпил. Затем уронил мокрые полотенца на пол и слегка передернул плечами. Рэсэн налил ему еще кофе. – Сколько дают за меня? – Сто миллионов. – На них можно купить мерс. Я подарю тебе “мерседес”. Рэсэн усмехнулся: – Это честь. Если убить тебя, в придачу к бабкам можно еще и славу заработать. Как же – лучшего киллера замочил. – Кому нужна эта слава? Лучше уж деньги, – сказал Чу. – Лучше умереть самому и на своих условиях. Чу, сунувшийся в пакет за бутылками, замер.