А если это был другой саблезубый тигр? Атлатль встал, держа копье наготове. Очевидно, зверь знал о том, что здесь притаился человек, поэтому можно было окликнуть его. – Тигренок? В ответ послышалось рычание. В нем звучала не угроза, а предупреждение. Зверь выскочил из-за куста и бросился к охотнику. – Тигренок! Тот остановился неподалеку от Атлатля, и юноша шагнул ему навстречу. Зверь отступил назад. – Смотри, у меня нет веревки, – сказал Атлатль. На самом деле ее просто не было у него в руках. Юноша спрятал ее за деревьями, надеясь, что на этот раз Тигренок не попытается пойти за ним обратно к стойбищу. Он снова шел на риск. Изгнание означало, что никому из племени не разрешалось вступать в контакт с изгоем и общаться с ним. Нельзя было также делиться ни едой, ни кровом. Вот почему изгнание считалось самым суровым наказанием из тех, что мог наложить Совет старейшин. Но Атлатль все это время не переставал гадать о том, выжил ли Тигренок. Он пододвинул к зверю копьем одну из птичьих тушек. Последовали шорох листьев и резкое движение. Тигренок лапой подтащил птицу к себе, подальше от Атлатля. Атлатль усмехнулся, услышав, как на зубах зверя захрустели птичьи кости. Он подтолкнул еще одну тушку вперед, и Тигренок, прижимаясь к земле, осторожно подкрался к ней, как будто это была настоящая охота. Снова резкое движение, а потом – хруст костей. – Что ж, дружище, – молвил Атлатль. – Здо́рово, что мы встретились. Завтра я принесу тебе еще еды. Он был доволен камнеметалкой. Мелкие птицы едва ли стоили усилий, чтобы их ощипывать и разделывать перед жаркой. Поэтому юноша и не ждал, что племя с энтузиазмом воспримет это новое оружие, а мужчины станут применять его на настоящей охоте. И все же добывать птиц с помощью камнеметалки было намного проще, чем сетью. Тигренок задергал хвостом, готовясь наброситься на третью птицу. Его пасть была облеплена перышками. Атлатль рассмеялся. Тигренок поднял голову и зарычал. – Неужели, – обратился к нему юноша, – на вашем языке это означает благодарность? – Нет, – раздался вдруг чей-то голос. – На нашем языке это означает, что я возвращаюсь в племя и говорю старейшинам, что ты нарушил закон изгнания. Атлатль обернулся. Из-за кустов, в которых слышался шелест, к нему вышли Пауоу и Аписи. Два свидетеля. – Видишь? – спросил Пауоу у мальчика с торжествующей ухмылкой. – Мой отец был прав: Атлатль предпочел это животное законам племени. Нам нужно было только следить за ним и ждать, когда это произойдет. Атлатль почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Это была ловушка. Банти специально попросил старейшин присудить изгнание, предвидя, что племянник все равно пойдет к Тигренку. Атлатль даже представить себе не мог, какую цену ему придется за это заплатить. Глава пятнадцатая – Я стою перед вами как вождь племени, – обратился Нутау к старейшинам. – И говорю с вами как вождь племени, а не как отец Атлатля. С этих слов начался разговор со старейшинами у костра. Как и в прошлый раз, они сидели по одну сторону от него, а остальные члены племени – по другую. Атлатль стоял в стороне. Он практически не замечал, как холодный ветер разносил мокрый снег и на долину издалека надвигалась буря. Закутанный в одеяло Банти встал и сердито заговорил: – А я говорю как шаман племени. Я… Ему пришлось остановиться из-за приступа сильного кашля. Когда он продолжил, его голос уже звучал не так напористо. – Я призываю старейшин признать, что Нутау больше недостоин быть вождем нашего племени и не имеет права говорить со старейшинами. Его сын предает нас и злит богов. – Мой сын… – начал было Нутау, но Банти перебил его, обращаясь к старейшинам так, будто того не существовало: – Его сын привел к нам хищника, и этот хищник напал на нашего соплеменника, – Банти опять закашлялся. – Сын Нутау нарушил законы племени. Мы не можем допустить, чтобы это разобщило нас: племя должно сплотиться, чтобы выжить. Покуда Нутау наш вождь, мы разобщены. И боги гневаются на нас, разливая реку. Если нам придется покинуть стойбище, это случится из-за Нутау и Атлатля. – Мой сын… – вождь снова попытался заговорить, но на этот раз его перебил один из старейшин: – Твой сын ослушался нашего решения об изгнании, – обратился он к Нутау. – Ты это оспариваешь? – Нет, не оспариваю, – ответил тот. – Тогда, если хочешь остаться вождем нашего племени, ты понимаешь, что от тебя требуется. Атлатль вздрогнул, но вовсе не от холода. Старейшина таким образом велел Нутау объявить, что в наказание его сын тоже должен быть изгнан. Вождь поник головой, и ветер теребил мех его накидки. Долгое время он стоял неподвижно. Атлатль опустил голову. Ему некого было винить, кроме себя самого. Он боялся не одиночества или смерти, а бремени причиненной отцу боли. – Вы просите меня изгнать собственного сына, – Нутау снова поник головой, затем поднял взгляд и приготовился что-то сказать. Атлатль не мог так поступить со своим отцом. Он вышел вперед. – Я объявляю себя изгнанником! Среди соплеменников раздался ропот. Один из старейшин встал и погрозил ему кулаком. – Ты не уважаешь распоряжения старейшин! Не тебе это решать. Атлатль, глубоко вздохнув, приготовился стоять на своем наперекор всем. В конце концов, куда уж хуже? Какая разница, изгнал его собственный отец – или он сам решил стать изгоем? Атлатль все равно больше не сможет жить в племени. Какое имеет значение, рассердит он старейшин или нет? Юноша почувствовал чью-то руку на своем плече и услышал мягкий голос: – Здесь не твоя битва, – сказала ему Вавацека. – Все время это была схватка между твоим отцом и его братом. Так что помалкивай. Она поцеловала Атлатля в лоб и похлопала Нутау по плечу. Затем вышла вперед и встала прямо напротив старейшин. – Никого нельзя заставлять принимать такое решение, которого вы требуете от Нутау, – начала она. – Никому не следует выбирать между выживанием племени и выживанием собственного ребенка. Как самый старший член племени, я советую старейшинам для начала убрать Нутау с места вождя и объявить, что его место займет Банти. Тогда мы доверим Банти и старейшинам принять справедливое решение в отношении Атлатля. Один из старейшин встал: – Это мудро. Мы обсудим твое предложение между собой. Вавацека кивнула и осталась стоять на том же месте, пока старейшины тихо переговаривались. Какой бы немощной ни была бабушка, она, несмотря на усиливающийся ветер, казалась несокрушимой, как гора. Обсуждение длилось недолго. – Мы решили. Банти станет вождем племени. Когда дядя Атлатля торжествующе улыбнулся, юноша увидел, как в свете костра блеснули его зубы. Лицо шамана было страшно худым, и из-за этого он своей улыбкой напоминал волка. Чтобы стать вождем, Банти использовал Атлатля. И тот угодил прямо в его ловушку. – Теперь, – сказала Вавацека, – прежде чем старейшины примут решение о наказании Атлатля, я поговорю с вождем племени. Она обернулась к Банти. – Теперь в твоих силах увести племя из этой долины. Нутау как охотник и вождь пренебрег водомерным камнем; он посчитал, что племени лучше не обращать внимания на то, что говорят нам боги. Ты не только вождь, но еще и шаман. Ты служишь богам и знаешь, что говорит нам водомерный камень: Бог-Черепаха разгневан. Мы с тобой сошлись на этом, когда разговаривали наедине. Теперь же прими решение перед всем племенем. Атлатль восхищался Вавацекой. Видя, что Нутау теряет лидерство, она воспользовалась возможностью, пытаясь заставить Банти действовать и увести племя на возвышенность.