Атлатль вспомнил о сожалениях своего отца и о том, как тот огорчался, что раньше не смог научиться не отвечать на ненависть ненавистью. – Нутау считает, что ты страдаешь, – произнес Атлатль. – Он видит, как ты кутаешься в одеяло, даже когда тепло. Всем слышен твой кашель. Неужели нам придется сражаться, тогда как на самом деле тебе нужно отдохнуть и выздороветь? Банти подошел еще ближе к обрыву. – Тебе поверят, когда ты вернешься и расскажешь всем, что я столкнул тебя с обрыва много лет назад. Я не хочу выносить позор из-за изгнания или жить изгоем среди племени и не быть больше шаманом. Всего лишь один шаг – и моим страданиям придет конец! Атлатль не знал, как поступить. Он задумался, что на его месте сказала бы Вавацека. – Я только хотел узнать правду. Прошлое нельзя изменить. Я не собираюсь никому рассказывать об этом разговоре и о том, что ты когда-то сделал со мной. – Слишком поздно. Нутау прав. Ночью, когда я кашляю, мой рот полон крови. Что-то пожирает меня изнутри. Жить мне осталось недолго. Я сделал все, чтобы Пауоу стал вождем племени, но этого оказалось недостаточно. Не знаю как, но ты победил. Очередной приступ кашля овладел шаманом, заставив его низко согнуться. Он подал Атлатлю знак, прося его о помощи. Юноша тотчас же обхватил руками худое тело Банти, но вдруг шаман сам вцепился в него с неожиданной силой. – Я потерпел неудачу тогда, у обрыва, когда ты был еще мальчишкой, – прошипел он, держа Атлатля мертвой хваткой. Того окатило кислым дыханием шамана. – А теперь мы умрем вместе. Юноше казалось, будто Вавацека стоит рядом и подсказывает ему нужные слова: – Если я умру, Пауоу станет вождем? Банти не отвечал. У него имелось еще достаточно сил, чтобы не дать племяннику устоять. – Или, – продолжил Атлатль, – ты хочешь, чтобы кто-то смог защищать Пауоу, когда тебя не станет? Мы с ним будем одной командой, мы станем беречь друг друга. Если не мы, то кто? Хватка Банти не ослабевала. Один рывок – и оба они полетят с края обрыва. Сильнее, чем когда-либо, Атлатль ощутил рядом с собой дух Вавацеки. Пожилая женщина словно стояла возле внука и шептала слова, которые выходили из его уст: – Возвращайся к племени, Банти. Помирись с моим отцом. Умри среди тех, кто тебя любит. Опять усмешка и кислое дыхание. – Чтобы каждый день мне напоминали, что мой сын проигрывает там, где побеждает сын Нутау? Чтобы мне говорили, что я слаб, а Нутау силен? Запомни: в конце концов всегда побеждаю я. Я мог бы взять тебя с собой, но не буду. Ради Пауоу я дарю тебе жизнь. Ты будешь его защищать. Ты мой должник. По-волчьи ухмыльнувшись напоследок, Банти оттолкнул от себя Атлатля. Их взгляды встретились. Шаман отступил назад и исчез за кромкой обрыва. Когда Атлатль приблизился к краю и, наклонившись, посмотрел вниз, то увидел лишь бело-голубой поток воды, бурлящий на дне ущелья. Глава тридцать третья На исходе дня, когда длинные тени легли на равнину, где располагалось стойбище, Атлатль увидел Пауоу и Тахи, идущих вдвоем вдоль берега реки. Он тяжело и с грустью вздохнул и отвернулся, стараясь не думать о девушке. Сегодня вечером у костров будут оплакивать кончину Банти и рассказывать истории о его жизни. Все уже услышали от Атлатля про то, как шаман взял тренировочное копье и копьеметалку, чтобы продемонстрировать, как он метнет копье через реку, но, не рассчитав силы, поскользнулся на краю обрыва и сорвался в воду. – Атлатль! Это кричал мчавшийся к нему Пауоу. Юноша почувствовал прилив гнева. Слишком много лет этот голос приносил ему страдания, слишком долго крупное, здоровое и сильное тело Пауоу напоминало Атлатлю о том, чего был лишен он. Но затем юноша вспомнил все, чего ему удалось достичь. Благодаря своей хромой ноге Атлатль придумал копьеметалку. Из-за своего увечья он спас Тигренка, а Тигренок спас его. И именно из-за больной ноги ему пришлось вступить в схватку с короткомордым медведем и выжить. Воистину, у него больше нет причин завидовать брату. Пауоу пришлось оплакивать смерть своего отца. Это время предназначено не для вражды, а для сочувствия и сострадания. Атлатль снова вздохнул, набираясь решимости, и стал ждать, когда Пауоу добежит до него. Они стояли напротив друг друга, пока Пауоу, опершись руками о колени, переводил дыхание. – Что тебе нужно? – спросил Атлатль. – Будешь ли ты, – начал Пауоу, – сегодня вечером стоять рядом со мной, когда я стану петь траурную песню по моему отцу? Как мой брат? Брат? Брат, который гуляет по берегу реки вместе с Тахи? Атлатль нашел в себе силы кивнуть в ответ. – Да, я буду тебе братом. – Долгие годы, – продолжил Пауоу, – я слишком часто… – И я тоже, – подхватил Атлатль. – Если ты готов это забыть, то и я тоже. Пауоу распахнул ему объятия. – Ты уверен, что мы готовы зайти настолько далеко? – спросил его Атлатль. Но потом улыбнулся и обнял двоюродного брата. – Прежде чем я дал твоему отцу в руки копьеметалку, – сказал Атлатль, – oн признался мне, что гордится тобой: ты становишься мужчиной, достойным его восхищения. Сегодня вечером его дух будет слушать песни, которые мы исполним для него. – Спасибо, брат. Атлатль не удержался и взглянул на берег реки, где Тахи стояла у самой кромки воды и где вечерние тени с холмов противоположного берега ложились на ее фигуру. – Тахи, – молвил Пауоу, правильно поняв, почему Атлатль смотрит туда. – Она простила меня. Я рассказал ей, что в день потопа ты не отталкивал дерево. Это сделал я, потому что хотел отобрать ее у тебя. Юноша изо всех сил старался не поддаваться глубокой тоске, одолевавшей его. Хорошо, если у Тахи будет такой сильный спутник, как Пауоу. – Это ты мне тоже простишь? – спросил тот. – Что было, то было, – Атлатль не хотел этого произносить, но не видел иного выбора. – Если она простила тебя, тогда я буду радоваться счастью, которое вы с ней обретете вместе. – Из нас двоих ты вроде самый умный, – усмехнулся Пауоу. – Но сейчас я в этом не уверен. Братья увидели, что Тахи направляется прямо к ним. Пауоу похлопал Атлатля по плечу, как маленького ребенка. – Тебе еще многое нужно постичь. Со мной она говорила только о тебе. Вот что я скажу: эти птичьи перья у нее в волосах – подарок не от меня. Затем он засмеялся и ушел. А Атлатль остался. Примечания Громовая птица Тераторнисы (от греческого слова teratornis, что означает «птица-монстр») обитали в Северной Америке примерно 10 000 лет назад. Из семи видов этого семейства Teratornis Incredibilis были одними из самых крупных: размах их крыльев достигал 5,5 метра, или 18 футов. Некоторые палеонтологи считают, что для коренных народов Америки они послужили источником преданий о Громовых птицах: в них говорилось, что Громовые птицы часто парили в восходящих потоках воздуха на границе грозового фронта. Великий потоп В конце последнего ледникового периода, примерно 13 000 лет назад, недалеко от современного мыса Сэнд-Пойнт в штате Айдахо образовалась ледяная плотина и перекрыла водоем, известный ныне как ледниковое озеро Мизула, которое занимало обширную территорию западной части штата Монтана. Известно, что озеро содержало больше воды, чем все Великие американские озера, вместе взятые. Во время первого прорыва ледяной плотины мощность водяного потока была в 13 раз больше, чем в реке Амазонке, а его скорость достигала 80 миль в час[1]. Поток мчался через восточную часть штата Вашингтон в долины округа Колумбия и вплоть до тихоокеанского побережья, образовывая на своем пути глубокие ущелья. В то время как первое наводнение стало самым мощным, есть свидетельства повторения масштабных потопов на протяжении тысячелетий до того, как исчезли ледники.