Атлатль вскипел от гнева. Как вспышка молнии, его охватила ярость, и он действовал не задумываясь. Обеими руками юноша схватил древко копья и, провернув, дернул его на себя. В то же мгновение Тигренок зарычал и выпрыгнул вперед, ударив Пауоу когтями по предплечью. Тот завопил, выпустил копье и, потеряв равновесие, упал на спину. Тигренок бросился ему на грудь. Пауоу вскричал еще громче и принялся отталкивать от себя зверя, стараясь отвести огромные клыки от своей шеи. Атлатль отбросил копье в сторону, наклонился и, схватив Тигренка под ребра, потянул его на себя. Зверь оказался намного тяжелее, чем он ожидал. Тем не менее Атлатлю удалось выпрямиться, удерживая его руками. Тигренок махал лапами в воздухе и продолжал рычать. Пауоу отполз назад, рыдая, как маленький. – Аписи, ты видел?! – воскликнул он. Кровь текла по его предплечью. – Ты видел?! Они оба напали на меня. Ты все видел! Но тут до них донесся чей-то низкий голос: – Я тоже видел. Это был Банти. Он медленно спустился по тропе, обхватил рукой Пауоу за плечи и наклонился вперед, словно сам испытывал боль. Кожа на его лице выглядела стянутой. Хотя они с Нутау родились с разницей всего лишь в одно лето, Банти выглядел намного старше. – Атлатль, тебе вынесут наказание. Теперь ты не сможешь спрятаться за спиной у отца или бабушки. Глава одиннадцатая – Ты скоро предстанешь перед Советом старейшин, – сказала Вавацека Атлатлю. – Нападение на кого-либо из племени – серьезное преступление, и ты это знаешь. Пламя костра отбрасывало на ее лицо колышущиеся тени. Атлатль провел весь день в страхе, ожидая того часа, когда он будет стоять перед костром и Советом старейшин, собравшимся, чтобы рассудить происшествие. Перед этим Атлатлю пришлось привязать Тигренка к дереву недалеко от костра. Чтобы он не перекусил веревку, юноша обвязал ему морду кожаным ремнем. Тигренок попытался снять его лапой, но выпирающие клыки не позволили это сделать. Тигренок зарычал со злости сквозь стиснутые зубы и опять попытался стянуть с морды ремень; он чуть не придушил себя, пока не устал бороться. После этого зверь свернулся клубком под деревом и стал едва заметен в полумраке. – Я готов тебя слушать, – промолвил Атлатль, опустив голову. Легкий ветерок развевал его волосы, донося запах дыма от горящего позади костра. – Я не думаю, что Банти случайно оказался там, когда ты напал на Пауоу, – сказала Вавацека. – Подумай, какое решение сейчас предстоит принять твоему отцу как вождю племени. Юноша поднял голову, и его охватило чувство вины и горькое сожаление из-за собственной глупости. Вождь оказался в трудном положении. Если он будет склонять Совет к тому, чтобы оправдать своего сына, Нутау обвинят в том, что у него есть любимчики, а сам он является плохим вождем. Если же он вместе с Советом проголосует за то, чтобы наказать нарушителя, его авторитет будет запятнан из-за того, что его собственный сын плохо себя повел. Как всегда, Атлатль доставлял отцу одни неприятности. – Ты виновен, – произнесла Вавацека. В ее голосе слышалась печаль, и это еще больше огорчило юношу. – Да, – кивнул он. – Я напал на Пауоу. – Ты виновен не только в этом. Ты должен задать самому себе гораздо более важные вопросы. Отчего Пауоу так ненавидит тебя? – Из-за вражды между Банти и моим отцом, – ответил Атлатль. – Ты быстро ответил, а значит, почти не думал. Как по-твоему, почему Пауоу считает, что ты превосходишь его? Что именно ты делаешь для того, чтобы вызвать у него подобные чувства? – Превосхожу? – Атлатль усмехнулся. – Это же я хромоногий, а он пляшет вокруг меня, пока я изо всех сил пытаюсь идти. Он постоянно смеется надо мной. Всегда смеется, сколько я себя помню. – А может быть, таким образом он наносит тебе ответные удары за то, что ты сыплешь на него свои шутки, издевки, уловки и калечишь его словами? Ты умнее его, и все в племени понимают это, в том числе и сам Пауоу. Благодаря своему разуму и сердцу ты можешь не обращать внимания на насмешки и постараться подружиться с ним, но вместо этого ты постоянно дразнишь Пауоу и вынуждаешь его стать твоим врагом. Так же, как двое могут построить дружбу, двое могут разжечь ненависть. На это Атлатлю нечего было ответить. Вавацека прервала молчание: – Однажды я уже говорила об этом с Банти, когда он был твоего возраста. Твой отец, как и Пауоу, всегда был силен и хорошо проявлял себя на охоте. Банти никогда не хватало смелости идти на мамонта с копьем, поэтому он вечно искал повод уязвить твоего отца. Банти всегда может выиграть спор и обратить слова в свою пользу. Если бы они сумели объединить свои сильные стороны, сплотили бы и племя. Но их постоянная вражда только подвергает нас опасности. Она положила иссохшую руку Атлатлю на плечо. – Если мы доживем до того дня, когда ты станешь шаманом, тогда, возможно, ты вспомнишь об этом и вместе с Пауоу потрудишься на благо племени. – Если доживем до того дня? – переспросил внук. – Я опасаюсь реки, – вздохнула Вавацека. – Она разливается неестественно. И поэтому я боюсь, что в долине небезопасно. Но я не могу заставить твоего отца послушаться меня. Бабушка убрала руку с его плеча. – Надеюсь, это всего лишь страхи дряхлой старухи. Сперва ты должен предстать перед старейшинами. А теперь ступай, прежде чем они сами вызовут тебя. Прояви смелость, даже если ты не чувствуешь ее в себе. * * * Старейшины – среди них были также Нутау и Банти – сидели по одну сторону от костра. Остальные члены племени расположились напротив и смотрели на старейшин с другой стороны через костер. Между ними перед костром, вытянув руки вдоль тела, лицом к старейшинам стоял Атлатль и ощущал жар пламени. У него болела поврежденная нога, но он не хотел полностью опираться на здоровую. Он старался сосредоточиться на боли. Это помогало ему справляться с дрожью. Атлатль не знал, сможет ли вообще произнести хоть что-нибудь, когда старейшины наконец обратятся к нему. Банти встал. Он прокашлялся и, отдышавшись, спросил у старейшин разрешения первому обратиться ко всему племени. Один из старейшин встал. – Племя выживает, потому что приспосабливается к новым условиям, – сказал старец. – Ты шаман. Мы верим, что у тебя есть веская причина нарушить традицию заседаний Совета. – Да, у меня есть веская причина говорить, – кивнул Банти. Он снова закашлялся, и этот кашель был сухим и болезненным. – Ранее одна из женщин пришла ко мне и Нутау, чтобы поговорить с нами наедине. Она тоже видела то, что произошло между Пауоу и Атлатлем. Теперь я знаю, что Атлатль напал на моего сына не просто так. После этого Пауоу признался мне, что он виноват в случившемся сегодня не меньше, чем Атлатль. Они оба извлекут из произошедшего уроки. Я говорю сейчас как отец Пауоу, а не как шаман племени. Ради них обоих я прошу Совет закрыть этот вопрос. Рой мыслей пронесся в голове у Атлатля подобно вихрю. Кем была эта свидетельница? И почему Банти так мирно все рассудил? Нутау встал. – Я тоже говорю как отец. Моему сыну нужна дисциплина. Я прошу старейшин разрешить мне воспитывать своего сына как отец, а не как вождь племени. Атлатль ждал, что теперь старейшины станут перешептываться между собой. Но вместо этого другой старик встал и заговорил: – Пусть будет так. Совету не нужно больше обсуждать этот вопрос. Вы оба как отцы воспитываете своих сыновей. Старейшина сел. – Что касается саблезубого тигра, – продолжил Нутау, – то двое свидетелей утверждают, что это животное украло у племени еду. Кроме того, оно напало на Пауоу. Это тяжкие преступления. Животное нужно убить. Первый старейшина встал. – Пусть будет так. Атлатль должен казнить животное. Юноша ожидал этих слов, но все равно потрясение от них было подобно удару каменного рубила. Разве он сможет так поступить? Разве сможет, держа Тигренка, провести лезвием острого камня по горлу доверчивого животного? Атлатль готовился к этому и заранее сумел найти один-единственный довод, который мог спасти питомцу жизнь. Он стоял неподвижно. За его спиной послышался ропот. Такого поведения от подростка не ожидал никто. – Сядь! – приказал ему Нутау. – Подожди, не так быстро, – возразил Банти. – Разве обвиняемый не имеет права говорить? По крайней мере, нам интересно, что он скажет. – Он может говорить, – кивнул тот старейшина, который сидел ближе к Атлатлю. Юноша уже совсем было собрался смириться и тихонько присесть. Он знал, что выказывает открытое неповиновение отцу на виду у всего племени. Но подумал о том, как сильно Тигренок доверял ему. Еще он вспомнил, как его отец помогал Пауоу отесывать наконечники копий и совсем не обращал внимания на него, сидящего за кругом охотников. Атлатля охватил гнев, и он решил предпочесть Тигренка своему отцу. И не стал садиться. – Говори, – велел ближайший к нему старейшина. – Мы судим это животное как члена племени, – начал Атлатль. – Разве не так?