Я намеревался вступить в брак по расчету, а не по обету безбрачия. Я никогда не был мужчиной, предназначенным для монашества. Я могу сдерживать свои желания, но я не предпочитаю этого. Зачем, когда деньги и власть означают, что я могу удовлетворить почти любое желание, которое у меня только может возникнуть? Эта сила купила мне жену. Но, по-видимому, это не пугает Катерину настолько, чтобы заставить ее раздвинуть передо мной ноги после первой ночи. И хотя я должен был бы счесть это оскорбительным, вместо этого это возбуждает. Я не думаю, что какая-либо женщина когда-либо говорила мне нет. Я никогда не принуждал женщину, но меня никогда не ставили в положение, когда это было необходимо. Только Катерина когда-либо смотрела мне прямо в глаза и говорила, что добровольно не ляжет в мою кровать. И это само по себе заставило меня хотеть ее с отчаянием, которого я никогда раньше не испытывал ни к одной другой женщине. Именно поэтому я в душе, моя рука обхватывает мой член, в то время как моя новая жена мирно спит в нашей спальне сразу за дверью. Одной мысли о нашей единственной ночи вместе достаточно, чтобы я встал как камень, почти болезненно. Размышлений обо всем, чего мы не сделали, обо всем, что мы все еще могли бы сделать, если бы она, черт возьми, просто сдалась, достаточно, чтобы я оказался на грани оргазма за считанные секунды. Я планировал сделать с ней так много вещей после первой ночи, от выяснения, насколько хорошо она может сосать член, до того, как возьму ее за тугую попку и покажу ей, какое удовольствие получаю от этого, что бы ей ни говорили. Даже после того, как она высказала свое недовольство тем, что мы женаты, я был возбужден идеей подчинить ее своей воле, заставить ее испытать удовольствие настолько сильное, что она будет умолять о моем члене перед нашей первой годовщиной. Но я не ожидал, что она воспользуется картой, которая у нее была, и теперь у меня нет выбора, кроме как позволить ей командовать. По крайней мере, на данный момент. Я провожу рукой по всей длине своего члена и снова возвращаюсь вверх, представляя, что это ее рука, ее рот, ее киска. В ней было так хорошо, когда я трахал ее, горячо и туго, и она сжималась вокруг меня, когда кончала, как будто хотела выдоить каждую унцию спермы из моего члена. Тот факт, что она кончила вопреки себе, что ее тело не смогло устоять перед наслаждением от моего толстого члена, независимо от того, был он присоединен к мужчине, которого, как она утверждала, презирала, или нет, сделал мой оргазм еще лучше. Принцесса думает, что вышла замуж за монстра, вместо того чтобы спастись от него, ошеломленно думаю я, поглаживая себя, представляя маленькие упругие груди Катерины и то, как бы я хотел разрисовать их своей спермой. У нее в голове нелепое представление обо мне, о жестоком человеке по отношению ко всем окружающим, проливающем кровь по прихоти, не задумываясь. Я был жестоким, хотя я никогда ничего не делаю по прихоти. Но я бы никогда не причинил вреда своей семье. И Катерина, нравится ей это сейчас или нет, является частью этой семьи. Моя жена. Моя женщина. — Блядь. — Я ругаюсь себе под нос, дергаясь быстрее. У меня нет времени все утро торчать в душе, а Катерина, скорее всего, проснется в любой момент. Мне нужно кончить, и я опускаю кулак на свой член, сдерживая стон удовольствия, когда я снова вспоминаю тугую киску Катерины и то, как ее жар охватывал каждый дюйм моей длины, когда я трахал ее в нашу брачную ночь, красиво и медленно, длинными движениями, которые позволяли мне чувствовать каждый дюйм ее тела. — О, черт, черт… Я сжимаю челюсть, когда толкаю бедра вперед, первая струя моей спермы бьет в канализацию, мой член набухает и пульсирует в моей руке, мои бедра подергиваются от потребности трахнуть кого-нибудь, кого угодно. Прямо сейчас, к сожалению, это мой кулак. Я бы все отдал, чтобы вместо этого оказаться внутри Катерины. К тому времени, как я заканчиваю, я задыхаюсь, мой член обвисает в кулаке, и я стискиваю зубы от разочарования. Мне придется отказывать себе даже в этом в течение нескольких дней перед нашими встречами в клинике, и почему-то это похоже на добавление оскорбления к травме. Я не могу трахнуть свою жену, и я даже не могу дрочить, думая о ней, пока не наступит подходящее время. Она буквально держит меня за яйца. * * * Однако на следующие несколько дней до нашей первой встречи между нами установился предварительный мир. Я оставил ее на попечение Ольги, а сам вернулся на работу на следующий день после того, как привез ее домой, и к тому времени, когда я вернулся тем вечером, я обнаружил, что наша спальня и ванная были забиты ее вещами. Я увидел неуверенность на ее лице, когда вошел в тот вечер, как будто меня могли расстроить платья в шкафу и новые книги на полках, тампоны под раковиной и средства для волос в ванной, но я нашел это странно успокаивающим. Хотя я бы никогда не сказал ей этого вслух. В течение трех лет в оформлении главной спальни сохранялись женственные штрихи, присущие Кате, но ни одной из ее вещей, из-за чего каждый раз, когда я входил, создавалось ощущение, что в комнате чего-то не хватает. Теперь кажется, что пустое место в наборе было заполнено. Я лидер Братвы, человек власти. Мне никогда не предназначалось быть холостяком, и я никогда не собирался им быть. Иметь жену в моей постели и в моем доме, естественный порядок вещей, и вместо того, чтобы испытывать отвращение при виде женских вещей в моих личных комнатах, я чувствую себя, странным образом, умиротворенным. Как будто в мире снова все в порядке. Если бы только моя жена тоже была такой. — Я записался на прием в клинику, — сказал я ей этим вечером. — Во второй половине дня, через пару дней. — Хорошо, — это все, что она сказала в ответ, отворачиваясь от меня и выключая свет. По крайней мере, это облегчение, что она не борется с идеей выносить моего ребенка. Это было бы войной между нами. Я готов пойти на жертвы, чтобы сохранить мир в моем собственном доме и с итальянцами и ирландцами, но на некоторые жертвы пойти невозможно. Мне нужен наследник, и целью Катерины всегда было обеспечить меня им. Ольга оказывается отличным источником информации о том, как обстоят дела, когда меня не бывает дома в те первые несколько дней, встречая меня, когда я вхожу в дверь впереди моей жены и детей. Катерина всегда рядом, выглядит элегантной и собранной, ее лицо непроницаемо. Единственный раз, когда я вижу ее улыбку, это когда я общаюсь с детьми или когда я мельком вижу ее с ними. В этом я тоже нахожу облегчение. Если она может быть хорошей матерью моим девочкам и подарит мне сына, то все остальное в браке я готов списать как потерю. Но Ольга быстро доносит на нее, когда считает, что Катерина проводит слишком много времени в своей комнате, или дает мне понять, что Аника по-прежнему ее не любит и нисколько к ней не потеплела. — Я говорила тебе, что приводить итальянку в дом нехорошо, — бормочет она, когда я прихожу домой двумя ночами позже, искоса поглядывая на Катерину, которая стоит немного поодаль и наблюдает за девочками, а не за кем-либо из нас. — Анике, возможно, больше понравилась бы хорошая русская женщина. Блондинка, как ее мать. — Анике придется научиться приспосабливаться, как и всем нам, — строго говорю я Ольге. — И чем быстрее ты отнесешься к Катерине так, как подобает той, кто она есть в этом доме… моей жене, тем скорее Аника придет в себя. — Я добра к ней, — говорит Ольга, поджимая губы. — Я не сказала этой женщине ни одного дурного слова. — Мне достаточно того, как ты говоришь о ней. — Я бросаю на нее взгляд, хотя и не сердитый. — Твое отношение бросается в глаза, Ольга. Когда ты ее примешь, девочки последуют твоему примеру. Им нужно видеть уважение с твоей стороны, они тебя очень любят. — И я люблю их. — Ольга бросает взгляд на Катерину и двух девочек. — Елена действительно прониклась к ней симпатией, — признается она. — Я думаю, разница в возрасте многое меняет. Аника всегда была ближе к своей матери. А Елена помнит меньше. — Тогда, надеюсь, Аника научится у своей младшей сестры. — Я делаю шаг вперед, приветствуя Катерину поцелуем в щеку, а затем наклоняюсь, чтобы поприветствовать обеих своих дочерей. Моя новая жена замечательно умеет притворяться перед персоналом, что все хорошо, сохраняя свою холодность по отношению ко мне на то время, когда мы одни. Но я ловлю взгляды, которые она время от времени бросает на меня, любопытные взгляды, то, как ее взгляд задерживается на моем лице или теле всего на мгновение, и я знаю, что она вспоминает то короткое время во время нашей брачной ночи, когда мы оба потеряли контроль. Теперь мне еще сложнее сохранять этот контроль. Утро в день нашей встречи я провожу в своем кабинете, работая над бухгалтерскими книгами из дома и обедая в своем офисе. Когда я наконец выхожу вовремя, чтобы попросить водителя отвезти нас в город, я нахожу Катерину, уже ожидающую в гостиной, безупречно одетую в темно-красное платье-футляр с черным кожаным поясом и кожаные остроносые туфли-лодочки. Ее волосы заколоты сзади бриллиантовой заколкой, которая сочетается с бриллиантовыми солитерами в ушах и на шее и теннисным браслетом на запястье. Она прекрасно выглядит в бриллиантах, и мне интересно, где она их приобрела. Она не похожа на женщину, которая хранит подарки от бывшего мужа, которого ненавидела. — Я вижу, ты готова к работе. — Натянуто улыбаюсь ей, входя в комнату. — Ты очень пунктуальна, моя дорогая. — Я думала, тебе не нравится, когда тебя заставляют ждать. — Улыбка Катерины такая же ледяная, ее голос отрывистый. — Поэтому я позаботилась о том, чтобы прийти вовремя. — И вдумчивая тоже. Какую прекрасную невесту я выбрал. — Когда мы идем к двери, я предлагаю ей руку, проводя пальцами по браслету, когда открываю перед ней дверь. — Не припомню, чтобы я дарил тебе что-то столь же красивое, как это. — Ты этого не делал. — Катерина натянуто улыбается мне, выходя из двери и направляясь к машине. — Ревнуешь? Без слуг, которые могут услышать, ее язык такой же колючий, как всегда. Я мог придумать ему несколько других применений. Если бы только… Тот факт, что я везу свою жену в клинику, чтобы кто-то другой оплодотворил ее спермой, которую я мог бы так легко, и с радостью дать ей сам, с каждой минутой кажется все более оскорбительным. Когда я ложусь рядом с ней, я не могу не надеяться, что каждый потраченный мной цент будет потрачен впустую хотя бы для того, чтобы я мог наслаждаться наполнением ее своей спермой через несколько месяцев без чувства вины. — Нет. Но мне любопытно. Подарки Франко? Катерина открывает рот, как будто собираясь ответить, но ее плечи немного опускаются, и она глубоко вздыхает. — Украшения принадлежали моей матери, — устало говорит она. — У меня есть приличное количество украшений от нее. По ее тону я слышу все, что скрывается за этими словами, которые она не произносит, например, что ее мать умерла из-за действий ее бывшего мужа, из-за моих действий, и из-за стольких других вещей. Что она не хочет и не нуждается в подарках от меня, у нее есть свои вещи. Хорошо, сердито думаю я про себя, глядя на ее элегантный профиль, когда она выглядывает из окна машины. В любом случае, я не собирался дарить ей украшения. — Спасибо, что договорился о встрече, — тихо говорит Катерина, по-прежнему не глядя на меня, и я задаюсь вопросом, не пытается ли она таким образом остановить ссору до того, как она действительно начнется. — Я знаю, ты бы предпочел сделать это по-другому. Это мягко сказано. — Я думал, католики считают ЭКО грехом, — коротко говорю я, все еще раздраженный. — Я схожу на исповедь, — язвит она, ее губы подергиваются. — Кроме того, меня трудно назвать набожной. Я ходила только при крайней необходимости в течение длительного времени. — Я тоже, — признаю я. — Церковь не совсем то место, где я чувствую себя комфортно в эти дни. А исповедь еще меньше. Интересно, спросит ли она об этом, о том, какие грехи я совершил, из-за которых внутри церкви мне становится неуютно тепло, но она этого не делает. Она просто продолжает смотреть в окно, ее руки чопорно сложены на коленях. Клиника — это все, чего можно было ожидать от шикарной клиники фертильности в центре Манхэттена, где пары, несомненно, тратят тысячи и тысячи долларов на попытки завести собственного ребенка. Здесь много просторных окон и зеленых растений, мягкой розовой мебели и успокаивающей музыки, играющей из динамиков наверху. Катерина хранит абсолютное молчание, пока мы не зарегистрируемся, а затем она просто дает администратору информацию, которую она запрашивает, и идет искать место. После того, как я увидел ее вспыльчивую сторону в наш первый день вместе, ее спокойное молчание почти нервирует. Она остается такой, бледной и с плотно сжатыми губами, всю дорогу, пока нас разлучают на осмотры, а затем, когда мы встречаемся в кабинете врача, темноволосый мужчина, который выглядит на несколько лет старше меня. Он смотрит на меня настороженно, и я понимаю, что у него есть некоторое представление о том, кто я такой. Я всегда чувствую этот проблеск страха, заряд в воздухе, когда кто-то знает меня. Когда они знают, что меня нужно бояться. Знание того, через что прошла наша семья, чтобы дойти до этого момента, чтобы вызвать такого рода страх и уважение, означает, что эта реакция неизменно вызывает во мне почти возбуждающий прилив энергии каждый раз. Он, нахмурившись, пролистывает наши диаграммы, а затем поднимает взгляд на нас. — Мистер и миссис Андреевы, я должен сказать, это необычно. Ничто не указывает на то, что у вас вообще возникли бы какие-либо проблемы с естественным зачатием. Как долго вы пытаетесь? Я чувствую, как Катерина вздрагивает рядом со мной. — Мы этого не делали, — тихо говорит она. — Мы поженились неделю назад, и у нас был один половой акт. Половой акт. Это почти заставляет меня хотеть рассмеяться. Это слишком клиническое слово, слишком холодное для того, что произошло между нами той ночью, для того, как Катерина дрожала, когда оргазм охватил ее тело, каково было входить в нее и чувствовать, как она сжимается вокруг меня, ее жар был таким сильным, что казалось, будто он обжигает мой член… нет, половой акт — это не тот термин, который я бы использовал. Доктор хмурится еще сильнее. — Я в замешательстве, миссис Андреева. Итак, вы даже не пытались забеременеть в течение полного цикла, и у вас был только один половой акт, но вы хотите прибегнуть к ЭКО? Эти процедуры очень дорогие, и я мог бы предложить… — Деньги — это не проблема, — прерываю я его резким голосом. В голосе доктора, когда он говорит с Катериной, слышатся снисходительные нотки, которые вызывают во мне вспышку гнева. Возможно, это не то, чего я хочу, но это то, чего хочет Катерина, и решение должно быть между нами. Не при участии какого-то назойливого врача, которому я щедро плачу за то, чтобы он делал то, о чем мы просим. — Мы здесь, потому что приняли решение… — ЭКО — это инвазивный процесс, — спокойно говорит доктор. — Инъекции, гормоны, перепады настроения, пары часто считают, что это создает напряжение в их браке. Я был бы неосторожен, мистер Андреев, если бы взял ваши деньги, не обсудив сначала с вами все варианты. Что будет напрягом для моего брака, так это принуждение моей жены к сексу со мной против ее воли. — Я ценю вашу преданность своей работе, — хладнокровно говорю я ему. — Но мы здесь, потому что приняли это решение после наших собственных обсуждений, и мы просто хотели бы продвинуться вперед. Лично я хотел бы, чтобы предостережение доктора изменило мнение Катерины. Я не могу до конца поверить, что она готова зайти так далеко, чтобы не ложиться в мою постель, что она предпочла бы страдать от гормональных инъекций и изменений в своем теле еще до того, как забеременеет, чтобы избежать секса со мной. Чтобы избежать удовольствия, потому что я знаю, что ей это понравилось. На самом деле, я был бы готов поспорить, что это как-то связано со всей этой чепухой. Катерина не хочет признавать, что ей это чертовски понравилось. Она не хочет снова ложиться со мной в постель, потому что ее тело предало бы ее, и ей пришлось бы смириться с тем фактом, что ей это нравится. Она может презирать меня, притворяться, что испытывает ко мне отвращение, но в глубине души она хочет мой член. — Мой муж хочет ребенка, — натянуто говорит Катерина, когда доктор снова переводит взгляд на нее, открывая рот, как будто снова пытается убедить ее, что это не тот путь, по которому ей следует идти. — Это способ, который я выбрала для достижения этой цели. — Я плачу вам достаточно за один только этот визит, — рычу я, все еще видя неуверенность на лице доктора. — Мы сделаем то, чего хочет моя жена. Он глубоко вздыхает, кладет руки на стол и снова смотрит на наши файлы. — Хорошо, — наконец соглашается он. — Все это очень необычно, но вы правы. Вы тот, кто платит мне, мистер Андреев. Поэтому мы сделаем это так, как хотите, вы и ваша жена. — Правильно, — рычу я, свирепо глядя на него. — И если вы начинаете сомневаться, я предлагаю вам поспрашивать кого-нибудь об имени Виктор Андреев. Я не тот человек, чье время вы хотите тратить впустую. Лицо доктора слегка бледнеет, и это заставляет меня снова почувствовать тот приятный прилив сил. Затем нам предоставляется остальная информация, графики инъекций и назначений, информация об извлечении яйцеклеток и выживаемости эмбрионов, а также всевозможные другие технические детали, от которых у меня кружится голова. Я чувствую растущее разочарование по мере того, как доктор продолжает. Всего этого можно было бы избежать, если бы Катерина перестала быть такой чертовски упрямой, перестала пытаться доказать свою точку зрения, что она может иметь какую-то власть в этом браке. Катерина внимательно слушает его, что, конечно же, она, блядь, и делает. Если это сработает, ей больше никогда не придется позволять мне трахать ее, что только подтверждается, когда доктор упоминает множественные эмбрионы и будущие беременности с теми, которые сохранились после этих раундов ЭКО. Я стискиваю зубы, просто слушая это, но я вижу, как на лице Катерины появляется легкая улыбка, когда она впитывает каждое слово. Это, конечно, только усиливает холод между нами по дороге домой. — Тебе придется помочь мне с уколами, — говорит Катерина, непонимающе глядя на меня. — Если, конечно, ты не предпочитаешь, чтобы мне помогла одна из горничных. — Я сделаю это, — выдавливаю я, моя челюсть работает, когда я борюсь со всем, что хочу сказать ей прямо сейчас. — Мы соблюдаем приличия, помнишь? — Как я могла забыть? — Катерина отворачивается и снова смотрит в окно. Трудно сдержать гнев и разочарование, которые, как я чувствую, кипят прямо под поверхностью. Я хочу Катерину, сейчас больше, чем когда-либо, и я достаточно осведомлен о себе, чтобы понимать, что ее упрямый отказ, вероятно, во многом способствует этому. Я не привык не получать то, что я хочу. Этого почти достаточно, чтобы заставить меня пожалеть о женитьбе на ней. За годы, прошедшие после смерти Кати, мне удалось обрести внутренний покой, который в значительной степени пришел от того, что я избегал романтических связей с кем бы то ни было. Страсть, гнев, споры и секс, сильные взлеты и еще худшие падения моего первого брака… все это я решил оставить позади. Я думал, что женитьба на такой женщине, как Катерина, поможет мне сохранить этот мир. Она родилась в этой жизни. Она знает правила, ожидания. Она была бы послушной, податливой, подходящей. Я верил во все это, когда требовал, чтобы Лука отдал ее мне, и да, небольшая часть меня тоже желала ее, взяв ее, я почувствовал бы больше, порыв потребовать женщину и получить ее в свои руки. Но она оказалась ни тем, ни другим. И это почти заставляет меня пожалеть, что я не сделал другого выбора, за исключением того, что я все еще хочу ее. И она выполняет самые основные принципы того, что я от нее требовал по-своему. Она собирается выносить моего ребенка, и ей хорошо с моими девочками. В конечном счете, это все, что мне от нее нужно, даже если это не все, чего я хочу. И когда я думаю о Кате и моем первом браке и смотрю на бледное лицо Катерины и сжатую челюсть, когда она смотрит в окно, я знаю, что мне нужно действовать осторожно. Катерина, возможно, чертовски расстраивает меня, но я не хочу, чтобы ее постиг тот же конец. Я не хочу, чтобы наш брак довел ее до такой точки, я не уверен, что смог бы снова почувствовать такую ответственность. И последнее, чего я хочу в мире, это чтобы мои дети потеряли еще одну мать. Я уже видел, как Елена потеплела к ней, даже если Аника остается упрямой. Я мог бы попытаться соблазнить ее. Я наблюдаю за ней краем глаза, пока мы едем, и обдумываю эту идею. Я подумываю о том, чтобы завести с ней роман, приносить ей вещи, которые ей могут понравиться, обращаться с ней нежно, с привязанностью и даже любовью, какой бы фальшивой она ни была. Я подумываю о том, чтобы подразнить ее, соблазнить ее, заставить ее хотеть меня до тех пор, пока она не сможет больше ни секунды оставаться вне моей постели. Но мы договорились не лгать друг другу. И я не из тех людей, которые подделывают вещи, чтобы получить то, что я хочу. Я просто беру их. Это означает, что у Катерины есть несколько месяцев, чтобы все было как ей хочется.