А затем мы все сделаем, как хочется мне. КАТЕРИНА Я не могу этого сделать. Это моя первая мысль, когда я просыпаюсь на следующее утро, Виктор уже ушел, простыни на его стороне кровати, где он спал, смяты. Я переворачиваюсь на другой бок, утыкаясь лицом в подушку, пытаясь остановить слезы, но не могу. Виктор сделал мне мой первый укол прошлой ночью, и его вряд ли можно было назвать нежным. У меня было некоторое представление о том, чего ожидать. Тем не менее, я не ожидала, что почувствую такое явное унижение, когда задеру свои пижамные шорты, обнажая изгиб своей задницы взгляду Виктора, пока он готовился нанести мне удар. Я почти ожидала, что он воспользуется этим, попытается прикоснуться ко мне каким-нибудь интимным способом, но он этого не сделал. Он только что вонзил укол в мою плоть, не слишком нежно, и я так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови, отказываясь доставить ему удовольствие от болезненного звука, который хотела издать. Я выбрала это, напомнила я себе. Так что не заставляй его думать, что ты сожалеешь об этом. Молчание между нами стало почти постоянным, холодным и натянутым. Наши взаимодействия становятся натянутыми даже тогда, когда мы находимся рядом с персоналом или детьми. Трудно притворяться счастливой супружеской парой, когда презрение между нами двумя растет с каждым днем, и даже Виктор, кажется, устал от этой шарады. Он приходит на ужин каждый вечер, но все его внимание сосредоточено на Елене и Анике. В любое другое время, когда он дома, он проводит в своем кабинете как можно больше времени. Что касается меня, то я чувствую себя именитой няней. Я знаю, что сейчас от меня ожидают, что я уже встану, оденусь и помогу Ольге собрать детей в школу. Но, кажется, я не могу заставить себя встать. Я зарываюсь лицом поглубже в подушку, позволяя себе немного всхлипнуть раз, другой, а затем глубоко, судорожно вдыхаю, пытаясь взять себя в руки. По крайней мере, сегодня у меня запланирован обед с Софией, это первый раз, когда я выхожу из этого дома, за исключением приема врача. Напоминание об этом дает мне необходимый импульс, чтобы сесть. Я провожу рукой по лицу, пытаясь вытереть слезы, и иду в душ, чтобы подготовиться и посмотреть, что нужно сделать до встречи с ней. Хотя, на самом деле, ничего не поделаешь. У меня нет никакой цели в этом доме, кроме помощи с Аникой и Еленой. К тому времени, как мне удается выйти из душа, заплести мокрые волосы в длинную косу, перекинутую через плечо, и надеть джинсы и белую футболку, Ольга уже одела их, накормила и отправила в школу. Я вижу, что она думает об этом по ее неодобрительному взгляду, когда она проходит через столовую, пока я ем свой завтрак, чувствуя себя потерянной за длинным столом, который пуст, кроме меня. — Мистер Андреев ожидает, что вы будете той, кто позаботится о детях, скорее раньше, чем позже, — говорит она, останавливаясь у стола и ловя меня с ложкой овсяных хлопьев на полпути к моим губам. — Я знаю, вам нужно время, чтобы привыкнуть к этой новой роли. Но я не их мать, миссис Андреева. Я тоже. Мне хочется возразить, видя строгое, почти бабушкино выражение на ее лице. Но правда в том, что я была бы не прочь быть для них матерью. То, что они потеряли свою, разбивает мне сердце, и от меня не ускользает, что, если бы их мать была все еще жива, меня бы здесь не было. Но я точно не знаю, что делать. Елена быстрее ко мне привязывается, но я не знаю, как за ней ухаживать. У меня нет никакого реального опыта общения с детьми, по крайней мере, в такой обстановке. И я не знаю, как преодолеть стены Аники, потому что все они действительны. Она потеряла свою мать, и ее отец пытался заменить ее кем-то, совсем на нее не похожим. Я могу понять горечь Аники. Виктор предложил мне попытаться установить с ними связь через потерю моих собственных родителей, но это тоже кажется трудным. Я не знаю, готова ли я поделиться этим. Я почти не говорила об этой потере даже Софии. Я не знаю, готова ли я поделиться этим с детьми, детьми, у которых возникнут вопросы, детьми, с которыми мне придется осторожно, на цыпочках, обсуждать подробности смерти моих родителей. Нет, я не думаю, что я готова к чему-либо из этого. — Я делаю все, что в моих силах, — тихо говорю я. — Как вы и сказали, я приспосабливаюсь. Ольга смотрит на меня неодобрительно. — Я так не думаю, миссис Андреева. Катерина. — Она произносит мое имя с отвращением, ее акцент усиливается. — Я говорила Виктору, что он должен жениться на русской женщине. На той, кто знает свое место здесь. Но он настоял на тебе. Он настаивает, чтобы я демонстрировала уважение к тебе при девочках. Поэтому я стараюсь. Но девочек сейчас здесь нет, Катерина, и я скажу тебе, что, по-моему, со стороны Виктора было неудачным выбором привести тебя сюда. Я чувствую, как что-то сжимается в животе, жгучая кислота поднимается к горлу. Я хочу выплюнуть в ее адрес все, что угодно, всевозможные гневные выпады о том, что я тоже не хочу здесь находиться, что я думаю о русских и о том, что они сделали с моей семьей и другими за эти годы, что я чувствую к Виктору, и к ней, и ко всем в этом забытом богом доме. Но вместо этого я медленно откладываю ложку, делая глубокий вдох, когда встречаюсь с ее ледяным взглядом голубых глаз. — Я не выбирала этот брак, — спокойно говорю я ей. — Поэтому я согласна с тобой, что Виктор сделал неудачный выбор. Мне не сказали, что я буду новой матерью для двух девочек. Но Аника и Елена очень милые, и я хочу приложить все усилия, которые от меня требуются. Виктор хочет сына, и я делаю все возможное, чтобы обеспечить и это. Поверь мне, Ольга, если бы у меня был выбор, меня бы сейчас здесь не было. Итак, как я уже говорила. Я приспосабливаюсь. Ольга долго молчит, пристально наблюдая за мной. — Его первый брак был по любви, — тихо говорит она. — Буря в чайнике, всегда. Она не понимала, что не может изменить мужчину, и особенно такого мужчину, как Виктор. — Ольга прищуривается, глядя на меня. — Я думаю, ты это понимаешь. Я думаю, ты знаешь, что у Виктора есть характер, который невозможно изменить. Он такой, каким был создан, и ни больше ни меньше. — Я знаю это. — Я отодвигаю миску с овсянкой, аппетит пропал. — Он пошел на некоторые уступки ради меня. Я благодарна за это. Я знаю, что он непростой человек. — Он не такой, — тихо говорит Ольга. — Если он пошел ради тебя на уступки, ты должна быть благодарна. Это необычно для него. — Она делает паузу, все еще наблюдая за мной. — Я знаю его долгое время, Катерина, — наконец говорит она. — Я работала в этом доме, когда здесь правил его отец. Семья Виктора происходит из длинной череды лишений. Они проложили себе путь к тому, что имеют здесь, сейчас, в Америке, заработали это кровью и насилием. Такого рода вещи у него в крови. Это то, чего Катя, упокой господь ее душу, не могла понять. — Что с ней случилось? — Я знаю, что не должна, но не могу удержаться от вопроса. Однако по тени, которая пробегает по лицу Ольги, когда я это делаю, я знаю, что сегодня я не получу от нее ответов. — Это не мое дело вам рассказывать, — говорит она, расправляя плечи. — Сейчас мне нужно работать, миссис Андреева. Но если вы сильно хотите это знать, спросите Виктора. Он должен быть тем, кто расскажет вам такие вещи. Я вздыхаю, как только она уходит, угрюмо глядя на то, что осталось от моего завтрака. Я должна была знать, что не получу от нее ответов. И независимо от ее поддержки, я не собираюсь спрашивать Виктора, потому что больше всего на свете, я боюсь ответа. Конечно, если бы Виктор убил свою первую жену, Лука знал бы и не согласился на брак. Конечно, он бы по крайней мере предупредил меня, если бы все еще чувствовал, что у него нет другого выбора, кроме как пройти через это. Я решаю спросить Софию, когда увижу ее. Может быть, она что-то слышала, или Лука что-то сказал ей в какой-то момент. Я также верю, что она ничего не скажет Луке или кому-либо еще. Когда я прихожу, она уже в ресторане, французском бистро, которое нам обоим нравится, и лениво возится со своим телефоном, пока ждет. Я поражена, увидев, как хорошо она выглядит, когда встает, чтобы поприветствовать меня, с улыбкой на лице. Ее темные волосы собраны в высокий хвост, кожа сияет, фигура подтянута в связи с неуклонно растущей беременностью. Под ее облегающим черным платьем-футляром длиной до локтя, перехваченным поясом на талии, по-прежнему едва заметны выпуклости, но все в ней кричит о том, что оно ей идет. На ней длинное бриллиантовое ожерелье из лариата и длинные серебряные серьги с бриллиантовыми капельками на концах, и она застенчиво прикасается к ушам, когда замечает, что я смотрю на них, намек на возвращение застенчивой старой Софии. — Лука в последнее время все больше меня балует, — говорит она с легким смешком. — Мы вернулись с нашего свидания, и у него было это, ожидающее меня, вместе с таким количеством роз, что ими можно было заполнить половину спальни. Он на седьмом небе от счастья из-за ребенка. — Должно быть, это приятно после стольких волнений по этому поводу. — Я слишком хорошо помню, в каком ужасе была София, когда призналась мне, что беременна. Я тоже долгое время была в неведении по этому поводу и по причинам, по которым Лука настаивал, чтобы она не забеременела, под угрозой для ее жизни, если она забеременеет. И снова, еще одна ошибка моего отца и Франко, контракт, который должен был однажды предоставить нашему ребенку, моему и Франко, место моего отца во главе семейного стола. То, что София осталась бездетной бы, было частью брачного контракта, который мой отец заключил между ней и Лукой, и она была в ужасе, когда они с Лукой все равно зачали во время ночи страсти. Ее усилия сохранить этого ребенка в секрете привели на опасный путь всех нас. Но теперь все по-другому. Мой отец и Франко ушли, и их террору над Софией пришел конец. Она и Лука в счастливом браке, и она приняла эту жизнь и то, что иногда делает ее муж, стремясь обезопасить ее и их будущего малыша. И их ребенка теперь хотят все, это больше не секрет. Я осторожно трогаю свой живот под столом, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем у меня появится небольшая шишка. Моего ребенка тоже захотят, и это никогда не будет секретом. На самом деле, обстоятельства не могли быть более разными. Рядом со стаканом воды со льдом меня уже ждет бокал белого вина, но я просто делаю из него небольшой глоток. Доктор предупредил меня, что пить — плохая идея, но после сегодняшнего утра я чувствую, что мне что-то нужно, даже если это всего лишь глоток, чтобы снять напряжение. — Как дела? — Мягко спрашивает София, глядя на меня, пока просматривает меню. — Ты в последнее время молчалива. Я почти ничего от тебя не слышала, кроме вопроса, можем ли мы сегодня пообедать. — Все сложно, — признаю я, сама заглядывая в меню. Это дает мне повод не поднимать глаз и не видеть беспокойства на лице Софии. — Он был жесток с тобой? Причинил тебе боль? — София наклоняется вперед, ее глаза сузились. — Потому что Лука… — Нет. — Я качаю головой. — Мы спорили, но он не причинил мне вреда. На самом деле он даже не был особенно жесток. Просто… многое было неожиданным. — Ты о чем? — Спрашивает София и затем быстро берет себя в руки. — Я имею в виду, тебе не обязательно говорить об этом, если ты не хочешь. Я просто … я здесь для тебя, если ты хочешь. — Я знаю. — Я отодвигаю меню в сторону. На самом деле я не голодна, хотя закажу что-нибудь и заставлю себя это съесть. Врач в клинике прокомментировал мой недостаточный вес и то, как это может повлиять на мою способность забеременеть скорее раньше, чем позже. Я хотела огрызнуться на него, что потеряла родителей и первого мужа в течение нескольких месяцев из-за травмирующих, жестоких обстоятельств только для того, чтобы развернуться и устроить себе новый брак еще до того, как мой первый муж едва успел остыть. Итак, некоторая потеря веса кажется нормальной, когда я изначально никогда не отличалась особыми формами. Но, конечно, у меня этого не было, потому что молчание в наши дни кажется более безопасным вариантом. — В нашу первую брачную ночь Виктор был очень настойчив, что хочет сына как можно скорее, — говорю я Софии, как только официант забирает наш заказ и снова уходит. — Это плохо? — София бросает на меня взгляд. — Я знаю, ты любишь детей. — Да, — говорю я, вытаскивая булочку из корзинки и кладя ее на маленькую тарелку передо мной, на самом деле больше для того, чтобы разорвать на части, чем съесть. — Но это еще не все. У Виктора уже есть двое детей от его первой жены. Две дочери. Никто не потрудился сказать мне об этом. — О, — тихо говорит София. — Значит, он хочет мачеху для своих детей, и нового ребенка тоже. — В основном. — Я беру рулет, чувствуя, как мой желудок сводит от мысли откусить кусочек. — Так ты с ними познакомилась? Ты им нравишься? — Младшая Елена идет на контакт. — Я поджимаю губы, думая об Анике и о первой ночи, когда я была в доме. — Старшая девочка, Аника, довольно обижена. Она по-прежнему избегает меня, насколько это возможно, и не хочет со мной разговаривать. И, честно говоря, трудно ее винить. Я знаю, как тяжело было потерять мою мать, когда я была взрослой. Я не могу представить, что бы я чувствовала в ее возрасте. — Затем я делаю паузу, глядя на Софию, которая тихо слушает. — Ты знаешь, как умерла первая жена Виктора? София хмурится. — Нет. Как? — Нет, я имею в виду, я спрашиваю тебя. — Рулет теперь представляет собой горку маленьких кусочков хлеба, и я кладу один в рот, заставляя себя проглотить его. — Я не знаю, и никто мне не скажет. И я не собираюсь спрашивать Виктора. — Я не знаю, что сказать, Кэт. Мне жаль. — София качает головой. — Лука никогда ничего не говорил мне об этом. Я знала, что он вдовец, но мне не пришло в голову спросить… — Тогда, наверное, все не так уж плохо. — Я жую еще кусочек хлеба. — Лука сказал бы мне, если бы это было так, ты так не думаешь? Если бы он убил свою первую жену или что-то в этом роде? — Конечно. — София выглядит слегка испуганной. — Лука не отдал бы тебя такому мужчине. Я знаю, что он бы этого не сделал. Я хочу чувствовать себя увереннее. Но это сложно, потому что, хотя мне нравится Лука, и я в основном доверяю ему, я знаю, выросший в семье мафиози, во главе которой стоял мой отец, насколько сложными могут быть эти вещи. Даже если Виктор каким-то образом был ответственен за смерть своей первой жены, всегда есть шанс, что Лука все равно пошел бы на сделку, пообещав мир. Возможно, он во многом полагался на эту сделку, надеясь, что угрозы того, что произойдет, если она будет нарушена, будет достаточно, чтобы удержать Виктора от причинения мне вреда. Лука обещал, что я буду в безопасности. Но я не могу не задаться вопросом, насколько я должна быть в безопасности. — А что насчет остального? — София смотрит на меня с сочувствием. — Он был не слишком груб? Я имею в виду, в первую брачную ночь? Я чувствую, как мои щеки слегка краснеют при этом. Моя брачная ночь с Виктором последнее, о чем я хочу думать прямо сейчас. Я должна избегать думать об этом каждую ночь, когда он приходит в постель и ложится рядом со мной. Я помню удовольствие, которое испытала той ночью, то, как мое тело отдалось ему вопреки мне. То, как он потерял контроль… — Все было прекрасно, — натянуто говорю я, закусывая губу. — Но это больше не повторится. София смотрит на меня с любопытством. — Но ты сказала он хочет ребенка. — И, надеюсь, он его получит. — Я тяжело сглатываю, когда официант возвращается с нашим обедом, ожидая, пока тарелки не окажутся перед нами и их снова не уберут, прежде чем продолжить. — Я убедила его обратиться в клинику вместо обычного способа. ЭКО. Над столом повисает полная тишина, а затем еще одна, пока София в шоке смотрит на меня. — Боже мой, — говорит она наконец. — Не могу поверить, что ты заставила его согласиться на это. Я пожимаю плечами. — Я сказала ему, что, если он заставит меня, я пойду к Луке. — А ты бы пошла? Правда? — София смотрит на меня с любопытством. — Ты знаешь, что это будет означать, если сделка, которую Лука заключил с ним, сорвется… — Да, — коротко отвечаю я. — Вот почему да, это был скорее блеф, чем что-либо еще. Но это сработало. У нас была назначена встреча, и теперь мой новый муж делает мне уколы от бесплодия в задницу каждую ночь вместо того, чтобы брать меня в постели. — Вау. — София выглядит почти впечатленной. — Я, честно говоря, не могу поверить, черт возьми, Кэт. Ты заставила лидера Братвы согласиться на клинику вместо регулярного секса. Честно говоря, это чертовски впечатляет. Мне приходится подавить смех. Глаза Софии широко раскрыты, и она почти никогда не ругается, поэтому я знаю, что она, должно быть, шокирована. — Я тоже не думала, что это сработает, — признаюсь я. — Но я должна была попробовать. — Ну и, что ты при этом чувствуешь? — С любопытством спрашивает София. — Если появится ребенок, это сделает тебя счастливой? Я должна подумать об этом минутку. Счастлива ли я? На самом деле это не тот вопрос, который я задавала себе в последнее время. В глубине души я знаю, что ответ не будет хорошим. Только этим утром я плакала в подушку. Но будет ли достаточно одного ребенка, чтобы подарить мне немного счастья? — Я не знаю, — честно говорю я. — Я не ожидала, что буду счастлива с Виктором. После того, как я надеялась быть счастливой с Франко и всем, что произошло, я не хотела снова настраивать себя на это. Я думала, что подход к этому с низкими ожиданиями поможет. Но иногда находиться в этом доме кажется еще хуже. Мне там не место. Даже персонал смотрит на меня так, словно я не на своем месте. Я действительно не думала о детях. Я не знаю почему, не то, чтобы я не должна была думать, что это будет ожиданием. И я действительно хочу детей. Я всегда хотела. Я просто…