Я чувствую, как мое сердце замирает в груди. В его голосе нет эмоций, невозможно понять, что он имеет в виду. Моим единственным утешением является моя глубоко укоренившаяся вера в то, что Лука никогда бы не отдал меня человеку, который убил свою собственную жену. Тем не менее, в глубине моей головы всегда сидит вопрос…что, если он не знал? Нет смысла давать волю своему воображению, твердо говорю я себе, складывая руки на клатче, лежащем у меня на коленях, наблюдая за проносящимся мимо городом, пока водитель едет через центр Манхэттена к концертному залу. Сейчас я, конечно, ничего не могу с этим поделать, кроме как быть осторожной. Оставляя в стороне мои опасения по поводу того, как умерла его первая жена, и мою глубоко укоренившуюся ненависть к Братве и всему, за что они выступают, я нахожу Виктора более чем немного интригующим. Он более сложный человек, чем я думала, со слоями, которые мне хочется раскрыть, даже когда я говорю себе, что по своей сути он будет никем иным, как русским головорезом. Однако это не тот человек, которого я вижу дома. Не тот мужчина, который любит своих дочерей, который, похоже, сожалеет о прошлом, которое не может сдержать, чтобы не выплеснуть наружу, хотя я знаю, что он хочет держаться от меня на расстоянии. Мужчина, который мог бы доставить мне удовольствие, если бы я ему позволила. Но как бы мне ни хотелось думать, что я могу разделить свое тело и сердце, я не уверена, что это правда. Если я добровольно отдам Виктору свое тело, а затем увижу его со своими детьми, нашим ребенком, буду ужинать с ним каждый вечер и замечать его маленькую доброту, я боюсь, что мое сердце может последовать за тем, чему я отдала свое тело. Я так боюсь, что, возможно, захочу, чтобы это был настоящий брак, а не просто выгодная сделка. Я в ужасе от того, что на самом деле могу влюбиться в мужчину, в котором есть все, чего я никогда не хотела бы любить. Я чувствую на себе его пристальный взгляд, пока машина петляет в потоке машин, пробегающий по моим обнаженным рукам, ложбинке в глубоком вырезе красного платья, затылку чуть ниже того места, где мои волосы зачесаны наверх. Я заставляю себя не думать о том, как его губы будут ощущаться там, проводя по мягким тонким волоскам, спускаясь по задней части моей шеи к тому месту между лопатками, которое он поцеловал в нашу первую брачную ночь, когда пытался притвориться, что это может быть больше, чем есть на самом деле. Виктор не мужчина, способный на любовь, на настоящий брак. А какой он? Я думаю, если бы я спросила его, он сказал бы то же самое. Поэтому я должна защитить себя. И единственный способ сделать это и быть уверенной в защите своего сердца…оставаться холодной к нему во всех отношениях. Я просто не подумала, что это может оказаться таким сложным. Я украдкой бросаю на него взгляд и вижу, что он отвернулся, его профиль вырисовывается в свете проезжающих уличных фонарей. Это дает мне возможность взглянуть на него, всего на мгновение, незаметно для него, оценить его черты. Его сильная челюсть, слегка заросшая щетиной, седина на висках, стройные, жесткие линии его тела в смокинге. Он поразительно красивый мужчина, с холодной элегантностью, которая тем более привлекательна, что я видела, как она тает и сгорает в нашу единственную ночь вместе. И я подозреваю, что это был лишь беглый намек на то, каким был бы Виктор в постели, если бы мы оба когда-нибудь полностью дали себе волю. Я чувствовала, насколько натянутым был его контроль, даже тогда. — Мы на месте, — говорит Виктор, когда машина подъезжает к обочине, и я быстро отвожу взгляд, пока мой муж не заметил, что я изучаю его. Он остается неподвижным, пока водитель не подходит, чтобы открыть дверь. Затем он выскальзывает, беря меня за руку, чтобы помочь мне скользить по полу, осторожно, чтобы не открыть разрез на одной стороне моей юбки. Я позволяю ему это. Моя рука в его руке кажется маленькой, и я прерывисто дышу, когда его более широкая ладонь обхватывает мою, посылая дрожь по моему позвоночнику. Я не могу сказать, заметил ли он. Его лицо так же тщательно бесстрастно, как и всегда, но я чувствую, как мою кожу покалывает, а сердце начинает биться быстрее, когда мы идем к концертному залу, рука об руку. Так много притворства. Я заставляю себя улыбнуться, пока мы поднимаемся по ступенькам, стараясь не думать о том, какая теплая его рука на моей, о мозолях, которые мне всегда было любопытно потереть о мою кожу. У высокопоставленных мужчин в мафии нет мозолистых рук. Это умалило бы элегантность, утонченность, за которые итальянские мужчины цепляются с таким рвением. Что делает Виктор, чтобы у него появились эти шероховатости на пальцах и ладонях? Я помню, как они ощущались, пробегая по моей коже, и это вызывает во мне дрожь, которую, я надеюсь, он не замечает. Когда его рука скользит к моей пояснице, прижимаясь к моей обнаженной плоти, когда он ведет меня к нашим местам, я знаю, что он не может не чувствовать этого. Когда я осмеливаюсь взглянуть на его лицо, я ожидаю увидеть насмешливый юмор в его глазах, веселье от того факта, что его прикосновения так влияют на меня. Но вместо этого все, что я вижу, это тепло, растопляющее лед в этих голубых глазах, пока я не чувствую тепло желания в его взгляде до самых кончиков пальцев ног. Я тяжело сглатываю, отводя от него взгляд, и сажусь на свое место между ним и Лукой. Возьми себя в руки, мысленно кричу я, стискивая зубы и разглаживая юбку. Ничего хорошего не выйдет из того, если ты будешь увиваться за ним, как школьница. Предполагается, что ты должна ненавидеть его, по меньшей мере, обижаться на него, а не покрываться влагой между бедер из-за того, что он положил руку тебе на спину. — Катерина! — Голос Луки теплый и приятный, когда он смотрит на меня. — София будет так рада, что ты пришла. Я так счастлив видеть тебя здесь. И тебя, Виктор, — добавляет он с достаточным акцентом, чтобы было ясно, что его удовольствие от встречи с Виктором намного превосходит удовольствие от встречи со мной. — Я бы не упустил шанс продемонстрировать нашу вновь обретенную дружбу, — говорит Виктор с улыбкой, которая не касается его глаз. От этой улыбки у меня всегда мурашки бегут по коже, потому что трудно понять, что скрывается за ней, есть ли что-то более темное, чем даже я осознаю. Я не могу избавиться от ощущения, что в нем есть что-то, о чем я не знаю, что-то, что придало бы смысл всем историям, которые я слышала о нем и Братве. Потому что прямо сейчас человек, которого я вижу, и человек, о котором я слышала истории, не совпадают. — Я надеюсь, что скоро вас обоих можно будет поздравить, — говорит Лука, глядя на меня. — Мы с Софией будем рады вашему ребенку. Ничто так не укрепит связь между нашими семьями, как объединение отпрысков Братвы и мафии. Виктор ухмыляется. — Мы делаем все возможное, чтобы ускорить это, — холодно говорит он, и я слышу скрытую угрозу за его словами. Если бы он захотел, он мог бы пожаловаться Луке, что я не выполняю свой долг, и что я потребовала, чтобы мы выбрали более сложный маршрут. Тогда, конечно, я бы возразила, что принуждение меня к его постели представляет собой вред, и Луке пришлось бы решать, кто прав… Виктор или я. Я не совсем уверена, на чью сторону он встал бы в такой ситуации. Последнее, что я хочу, чтобы Виктор сделал, это намекнув Луке, что я не выполняю свою часть соглашения. — Я рад это слышать, — говорит Лука, отводя взгляд, когда появление Лиама Макгрегора прерывает разговор. — Снова один? — Спрашивает он со смехом, когда Лиам садится на свое место и смотрит через балкон на сцену. — Да, — говорит Лиам, его сильный ирландский акцент согревает комнату. — Возможно, у твоей жены найдется девушка или три, с которыми она могла бы меня познакомить после шоу? — Он подмигивает Луке, который хмурится. — Разве ты не должен искать жену, а не секс втроем? — Неодобрительно спрашивает Лука, и Лиам издает глубокий животный смешок, достаточно громкий, чтобы несколько других посетителей в аудитории посмотрели на нашу группу с выражением, похожим на то, что было на лице Луки. — Ой, брак сделал тебя скучным, да? — Лиам ухмыляется. — Я помню дни, когда о твоих подвигах с женщинами говорили на Северо-востоке, от Джерси до самого Бостона. Секс втроем был неспешной ночью в период твоего расцвета, по крайней мере, я так слышал. — Теперь я женатый мужчина, — говорит Лука со смехом, немного расслабляясь. — Предан одной женщине, и все такое. — И она настоящая женщина. — Лиам наклоняется, бросая взгляд в сторону Виктора. — Надеюсь, ты тоже заботишься об этой принцессе? Лука доверил тебе настоящее сокровище. Я не пропускаю предупреждение в его голосе, и это напоминает мне о свадьбе, когда Лиам ясно дал мне понять, что не потерпит никакого плохого обращения со мной со стороны Виктора. Напряжение между Виктором и Лиамом ощутимо, когда глаза Виктора сужаются. — Я думаю, что мой брак не твое дело, ирландец. Да? — Я слышу, как его акцент усиливается, когда он говорит, и, к моему абсолютному стыду, я чувствую, как моя кожа краснеет, по спине снова пробегает дрожь. Я не хочу его, отчаянно думаю я и надеюсь, что никто другой не увидит румянец на моих щеках, а если и увидит, то объяснит это тем, насколько тепло в концертном зале. Что, по общему признанию, не очень. — Я не пытаюсь затеять драку, — говорит Лиам, добродушно поднимая руки. — Просто хочу убедиться, что Катерина в безопасности, вот и все. Мы все знаем, на что способна Братва. Я чувствую, как рядом со мной нарастает гнев Виктора, и мое сердцебиение учащается в груди, нарастает тревога. Я бы хотела, чтобы он просто позволил мне прийти одной, с несчастным видом думаю я. Я хотела насладиться сегодняшним вечером, провести вечер на Манхэттене, посмотреть, как моя лучшая подруга играет на своем первом публичном выступлении, и попытаться насладиться моментом покоя и счастья. Виктор настоял на том, чтобы пойти с нами, и теперь я чувствую растущее напряжение между ним и Лиамом. — Достаточно, — коротко говорит Лука, и я чувствую, как воздух выходит из меня, как проколотый воздушный шарик. — Мы здесь ради Софии, а не для того, чтобы драться. С Катериной все в порядке, я уверен? Он переводит свой взгляд на меня, и я чувствую его тяжесть. Сейчас был бы момент высказаться, выразить любые свои страхи или несчастье, но мне нечего сказать. Вряд ли здесь подходящее место, и, кроме того, единственная жалоба, которую я смогла бы высказать, это то, что мне не нравится быть замужем за Виктором, что неудивительно. Он не причинил мне вреда, и мои опасения по поводу того, что он соучастник или ответственен за смерть своей жены, всего лишь опасения. У меня нет доказательств, нет реальной причины так думать. — Я в порядке, — тихо говорю я. — Мы с Виктором привыкаем к семейной жизни. — Я рад это слышать, — говорит Лиам, но я могу сказать, что он не совсем мне верит. Его голос напряжен, отражая напряженные плечи Виктора, но он откидывается на спинку стула, когда мигает свет и наше внимание переключается на сцену. Мое сердце болит по другой причине, когда свет в зале тускнеет, а на сцене становится ярче, и я вижу, как София выходит, чтобы занять свое место с остальными музыкантами. Я слишком хорошо помню, как она думала, что брак с Лукой означает, что она больше никогда не будет играть, что та часть ее жизни, ради которой она так усердно работала, ушла навсегда. И это удивительно для всех. Жена высокопоставленного члена мафии, делающая что-то подобное, почти неслыханно. Но, несмотря на его твердую позицию по отношению ко всем остальным, ясно, что Лука сейчас безумно влюблен в Софию, что он отдал бы ей практически все, чтобы сделать ее счастливой. И я рада за нее, даже если я немного ревную. Виктор не утруждает себя тем, чтобы держать меня за руку на протяжении всего концерта. Он сидит рядом со мной, как шомпол, его челюсть сжата, и я задаюсь вопросом, закончим ли мы ссорой сегодня вечером после того, как уйдем. Я не хочу. Но я знаю, что то, чего я хочу прямо сейчас, это то, чего я не должна никогда иметь. Я позволяю себе представить, всего на мгновение, что мы счастливы сегодня вечером. Что Виктор держит меня за руку, его мозоли теплые на моей коже, что мы собираемся посмеяться вместе позже вечером и выпить в каком-нибудь шикарном баре на Манхэттене, а затем целоваться на заднем сиденье машины по дороге домой, спотыкаясь, заходим в дом и, стараясь не разбудить девочек, направляемся в нашу спальню, срывая по пути одежду. Это нелепая, даже детская фантазия. У нас с Виктором не такой брак, на самом деле, я не уверена, что поверила бы в это когда-нибудь, если бы не София и Лука. Ей повезло, говорю я себе, украдкой бросая взгляд на Виктора, пока звучит музыка, и моя грудь сжимается. У них все могло сложиться совсем по-другому. Лука не хотел жену или детей. Связь, которая у них была, которая превратила "бремя" в историю любви, была одной на миллион. У меня нет такого варианта. И воображать это, фантазировать об этом, будет только намного сложнее жить той жизнью, которая у меня есть на самом деле. Я закрываю глаза, пытаясь погрузиться в музыку, позволить ей успокоить меня. Но я не могу забыть о Викторе рядом со мной, о его присутствии, о мужчине, за которым я теперь замужем и с которым буду лежать рядом сегодня вечером и каждую последующую ночь. Я пыталась с Франко. Я пыталась быть счастливой, пыталась сделать наш брак настолько реальным, насколько это возможно. И разве Виктор не показал себя лучшим человеком, чем Франко, во многих отношениях? Даже если он из Братвы, он не причинил мне вреда. Он даже не угрожал мне по-настоящему, кроме напоминания о том, что может произойти, если контракт между семьями будет нарушен. Могло быть намного хуже. Я знаю, насколько хуже это могло быть. И есть небольшая часть меня, которая думает, что я не должна так сильно бороться, чтобы сохранить как можно большую дистанцию между мной и Виктором. КАТЕРИНА — Ты должна прийти на афтепати, — говорит Лука, когда концерт заканчивается и снова зажигается свет. — Я знаю, София захочет, чтобы ты была там, Катерина. И, конечно, Виктор, ты тоже можешь прийти тоже. — Я бы на это надеялся, поскольку сегодня вечером я с Катариной. — Голос Виктора все еще напряженный, хриплый, с акцентом, и я с трудом сглатываю, заставляя себя не смотреть на своего мужа. Я не знаю, чувствую ли я желание или отвращение прямо сейчас. Неспособность отличить одно от другого, один из самых запутанных моментов в моей жизни. Афтепати в винном баре в центре города, и там большая часть оркестра. Когда мы входим, София находится среди них, все еще в черном бархатном платье, которое она надела для выступления, ее темные волосы зачесаны наверх, а глаза сияют чистым счастьем. В руке у нее стакан воды, и, разговаривая с миниатюрной симпатичной блондинкой, она нежно касается своего живота. Это такой приятный, автоматический жест, что у меня что-то внутри болит. Я легко могу представить, что это я. Я думаю об инъекции, которую Виктор должен будет сделать мне позже вечером, и о том, насколько проще было бы, если бы мы поступили как хочется ему, по крайней мере, в одном отношении. Что касается меня, я не знаю, насколько это было бы проще. Я не могу позволить другому мужчине причинить мне боль, который не может дать мне ничего, кроме долга и выгодных сделок. Даже если он не причиняет мне вреда напрямую, как это делал Франко. — Ты была потрясающей! — С энтузиазмом говорю я Софии, когда она направляется к нам, крепко обнимая ее. — Я так рада, что смогла прийти и увидеть тебя сегодня вечером. — Я тоже! — София обнимает меня в ответ, сжимая в объятиях, прежде чем сделать шаг назад. — Боже мой, Кэт, ты выглядишь чертовски аппетитно. Это платье было сшито для тебя. — Она бросает взгляд на Виктора, который молча стоит позади меня, прежде чем еще раз осмотреть платье. — И эти украшения. Ты выглядишь как настоящая принцесса. Я не могу не вздрогнуть внутренне при этих словах, хотя знаю, что она хочет сказать это как комплимент. — Они принадлежали моей матери, — тихо говорю я. — Я уверена, она была бы счастлива, что я нахожу повод надеть их. — Я уверен, ты, должно быть, очень гордишься своей женой, — говорит Виктор Луке, игнорируя нас с Софией. — Она играет необычайно хорошо. — Я да, и она играет потрясающе, — говорит Лука с улыбкой, протягивая руку к Софии и обнимая ее за талию. — Но ты можешь сказать ей это сам. В конце концов, это она так усердно работала, чтобы быть тут сегодня вечером. Я удивленно смотрю на Луку, и даже у Софии на лице появляется проблеск изумления. Мужчины, принадлежащие к какой-либо криминальной семье, не известны как самые прогрессивные, и для Луки столь многозначительный намек на то, что Виктор должен обращаться к Софии, а не к нему, необычен. Я вижу, как Виктор напрягается от скрытого упрека, и у меня снова перехватывает дыхание. Последнее, чего я хочу, это чтобы здесь вспыхнул спор, и испортил вечер Софии. Но Виктор поворачивается к ней с приятной улыбкой на лице, хотя я все еще вижу жесткий блеск в его глазах. — Ты сегодня играла исключительно хорошо, София. Решение Луки позволить тебе принять приглашение присоединиться к оркестру было обоснованным. Сегодняшний вечер и близко не был бы таким прекрасным без тебя как части струнных. София улыбается, и я тоже вижу напряженность вокруг ее рта. — Спасибо, — просто говорит она, и я вижу, что упоминание о том, что Лука позволяет ей играть, раздражает ее. Но она не может точно отрицать это, Лука был тем, кто дал ей разрешение. — Хотя это было скорее поощрение, чем разрешение, — добавляет она, и я смотрю на нее. Ее лицо бесстрашно, она явно не боится Виктора, и я чувствую внезапный прилив нежности к своей подруге. Я помню время, когда она была в ужасе от него, и от Луки, и от всех остальных членов семьи тоже, но она так сильно выросла с тех пор. Она действительно процветала в своем браке. Я снова чувствую небольшой укол ревности и делаю все возможное, чтобы подавить его. До конца вечеринки я тоже предпочитаю пить воду, не желая давать Виктору повод ругать меня. Он пьет водку, в то время как Лука потягивает красное вино. Они вдвоем обсуждают некоторые незначительные деловые вопросы, несколько поставок, характер которых они не разглашают, деловые поездки в будущем. Ничего особенно интересного или даже такого уж ужасного, я всегда знала, что мафия занимается оружием и изощренными наркотиками для вечеринок. Мой отец, Лука, и все остальные вряд ли безупречны, когда дело доходит до незаконного бизнеса. Это заставляет меня пожалеть, что я не знаю больше о том, чем на самом деле занимается Виктор. До меня доходили слухи о секс-торговле, о грязных вечеринках и торговле рабынями, но я не могу сопоставить это с тем, что я видела в Викторе. Я знаю, как легко могут распространяться слухи, за эти годы о моем отце ходило немало слухов. Хотя он успешно подавлял их, обычно с помощью насилия, которое быстро прекращало это и любые другие, которые могли возникнуть вскоре после этого. Но на самом деле я не знаю, чем занимается Виктор, и часть меня не хотела спрашивать. Если я честна сама с собой, то это потому, что я боюсь, что кое-что из этого может быть правдой. Немного за полночь, когда Виктор предлагает отправиться домой. Я снова обнимаю Софию, обещая вскоре договориться с ней о ланче. Я чувствую узел в животе, когда мы садимся в машину. Виктор очень молчалив рядом со мной, когда водитель въезжает в пробку. — Честно говоря, я удивлен, что Лука позволил ей принять приглашение присоединиться, — говорит он, барабаня пальцами по бедру. — Но я полагаю, что после стольких усилий с ее стороны было лучше позволить ей избавиться от этого до рождения ребенка. Я смотрю на него с удивлением. — Ты думаешь, Лука заставит ее уволиться после рождения ребенка? Потому что она ничего подобного мне не говорила. — Почему бы и нет? — Виктор бросает на меня взгляд. — У нее будет ребенок. Ее работа будет заключаться в том, чтобы быть матерью и женой, поддерживая своего мужа в его положении. Не… — Не используя свои таланты? — Я свирепо смотрю на него. — Не наслаждаться плодами многолетней работы и учебы? Ребенок не занимает каждую секунду каждого дня. Моя мать больше ничем не занималась, и все же была няня, которая следила за тем, чтобы у нее было достаточно моего времени. Виктор пожимает плечами. — Это очень необычно, вот и все. Она явно обвела Луку вокруг пальца. — Что ж, тогда ей повезло. — Я отворачиваюсь от него. — Ни одна девушка, рожденная в этой жизни, не ожидает, что у нее будет муж, которому не насрать на то, чего она хочет от своей собственной жизни. Я чувствую, как Виктор слегка вздрагивает рядом со мной, вероятно, удивленный, услышав, как я ругаюсь. Это случается не часто. Но он ничего не говорит, и я чувствую, как пространство между нами становится холоднее, когда водитель возвращается к дому за городом. Всю дорогу, пока мы не возвращаемся в нашу спальню, царит тишина. Он закрывает за нами дверь, и я выдыхаю, что звучит очень громко в тесной, тусклой тишине спящего дома.