— Пойдем со мной. — Я киваю Саше головой, и она следует за мной. Ей нужен душ и чистая одежда, и то, и другое она может получить у меня дома, но я не хочу, чтобы Катерина что-либо знала о моих делах. По этой причине я останавливаю ее перед тем, как мы садимся в машину. — Куда мы направляемся? — Нервно спрашивает она. — Ты собираешься… — Я не собираюсь прикасаться к тебе, — успокаиваю я ее. — Ты будешь работать в моем доме, как я тебе и говорил. Но мне нужно кое-что очень четко тебе разъяснить. Если ты хоть словом обмолвишься о том, как ты оказалась здесь или что-либо о складе, ты окажешься именно там, где тот мужчина, который надругался над тобой. Мне не нравится причинять вред женщинам. На самом деле, я даже сам не нажму на курок. Но у меня под командованием есть люди, которые не испытывают таких угрызений совести и будут счастливы выполнить этот приказ. Я правильно изъяснился? Она тяжело сглатывает. — Да, сэр, — говорит она, а затем делает паузу. — Мне следует называть вас ”сэр”? — Меня зовут Виктор Андреев, но да. Сэр, это правильное обращение ко мне, особенно в моем доме. — Я открываю дверцу машины, жестом приглашая ее сесть, и после секундного колебания она садится. — Что касается того, куда мы направляемся, я отвезу тебя в свой офис, где тебя приведут в порядок и выдадут соответствующую одежду. Один из моих доверенных людей, более высокого ранга, чем мужчина, который осмелился прикоснуться к тебе, отведет тебя ко мне домой и познакомит с Ольгой, которая отвечает за дом. Она возьмет управление на себя. Моя жена, скорее всего, тоже будет дома, и она особенно не должна ничего слышать о складе или о чем-либо, что там происходит. Ты понимаешь? Саша кивает. — Да сэр. Да, конечно. Она хранит молчание всю обратную дорогу до здания, где находится мой офис. Я передаю ее одному из мужчин, который обещает показать ей, где она может привести себя в порядок, и найти ей сменную одежду. Я удаляюсь в свой офис, где, я знаю, Левин будет ждать меня со всеми необходимыми обновлениями. — Я слышал о том, что произошло в доках, — говорит Левин, как только я вхожу, направляясь прямо к буфету, где меня ждет бутылка водки. — Я также слышал, что ты справился с этим с замечательной… — Жестокостью? — Я заканчиваю. Я пожимаю плечами, осушаю первый стакан и наливаю другой. — Прошли годы с тех пор, как мне приходилось быть с ними таким жестоким. Но Алексей сеет смуту. В рядах царит инакомыслие. Я не могу этого допустить. — Конечно, нет. — Левин протягивает мне файл. — Информация о следующей отправке. Той, которую ты будешь лично контролировать, находясь в России через несколько недель. Я вздыхаю, делая еще один большой глоток. Я почти забыл об этой деловой поездке. — Ты слышал что-нибудь, о чем мне следует знать? Среди мужчин? — Не совсем. — Левин прислоняется спиной к стене, пока я листаю файл. — Хотя ходят слухи о твоем браке. Что твоя жена отказывается от твоей постели, что была назначена встреча в клинике по лечению бесплодия. Что, конечно, приводит к слухам о твоей собственной мужественности, Медведь. Вопросы о том, насколько ты мужчина. Вопросы, которые, — поспешно добавляет он, — я уверен, ты сегодня отложил в сторону. Я стискиваю зубы, гнев снова накатывает. — Если я найду того, кто распространяет слухи о моем браке, то… то, что произошло сегодня на складе, будет выглядеть как детская забава. — Я в этом не сомневаюсь, — мягко говорит Левин. — Эти слухи подпитывают желание Алексея сеять раздор. И поскольку ты не предпринял никаких шагов, чтобы наказать его… — он пожимает плечами. — Он один из моих лучших людей. — Я в отчаянии потираю рот рукой. — Если я буду с ним слишком резок, если я не буду обращаться с ним мягко, он может дезертировать. Он может сделать все еще хуже. — Если ты вообще не будешь с этим справляться, он сделает только хуже. Я выдыхаю. — Я подумаю над этим, Левин. Есть ли еще какой-нибудь совет, который ты хотел бы мне дать? — Ах… — он улавливает мой сарказм и качает головой. — Вовсе нет. — Кажется, ты хочешь что-то сказать. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Продолжай. Скажи это. Левин выдыхает, настороженно наблюдая за мной. — Только то… если твоя жена является причиной этих проблем, возможно, было бы лучше установить закон и дома. Устрани проблему в источнике, и тогда Алексею не за что будет цепляться. Я допиваю остатки водки, глядя на Левина. — Не думай, что я об этом не думал. Но Катерина — стержень сделки, которую я заключил с итальянцами. Я не могу заставить ее. Это вполне может нарушить наше соглашение, а это в лучшем случае ненадежно. Не говоря уже о… — Я отвожу взгляд, не уверенный в том, как много я хочу сказать Левину. Мы близки, он был моей правой рукой столько, сколько я занимал это место. До этого он работал у моего отца. Но это лишь та часть меня, которую я готов раскрыть. Но Левин улавливает суть без лишних слов. — Катя, — просто говорит он, и я киваю. — Я не хочу, чтобы с ней случилось то же самое. И не только ради нее. — Я оглядываюсь на него и вижу понимание на его лице. — Мои дети больше не смогут с этим справиться. — Конечно. Ты лучше всех знаешь, как обращаться со своей семьей. На этих словах Левин оставляет тему и переходит к другим вещам. Но пока мы обсуждаем бизнес, я не могу перестать слышать его последние слова снова и снова в своей голове. Ты лучше всех знаешь, как обращаться со своей семьей. Я просто надеюсь, на этот раз, что это действительно так. КАТЕРИНА Придя домой с работы, Виктор необычайно тих, даже для него. Большую часть дня я потратила на подготовку к сегодняшнему выступлению Софии. Это первый раз, когда я выхожу из дома для чего-то подобного после нашей свадьбы, и я осознаю не только свое желание хорошо выглядеть, но и то, что знаю, что Виктор этого ожидает. Он захочет, чтобы я была одной из самых хорошо одетых женщин в концертном зале сегодня вечером, не для его личного удовольствия, а из-за того, как это отразится на нем. Его бизнесе, его положении в других семьях. Для меня в этом нет ничего нового, и я не знаю, почему меня так раздражает его общение. Меня воспитывали как трофей для мужчины, украшение в красивом платье, чтобы я мило разговаривала с другими, организовывала званые ужины и красиво выглядела под руку, чтобы позже лечь и раздвинуть ноги и никогда ни на что из этого не жаловаться. Я всегда знала, что так оно и будет. Я думала, что меня это устраивает. Так было, когда я вышла замуж за Франко. Но как будто что-то вырвалось на свободу внутри меня во время моего первого брака, и это все еще гремит во мне, разрушая те старые идеи и способы ведения дел. Как будто тот единственный момент возможной свободы после смерти Франко поселился внутри меня, и теперь все, что я чувствую, это беспокойство и неудовлетворенность. Интересно, если бы Лука выдал меня замуж за Виктора в первую очередь, как он пытался требовать до того, как мы с Франко поженились, чувствовала бы я себя так, как чувствую сейчас? Или я бы смирилась с ролью жены Пахана, контент которой был бы декоративным и лишь умеренно полезным? Или я бунтую потому, что замужем за русским, лидером Братвы, а не за высокопоставленным человеком из мафии, как я всегда думала? Я знаю, что есть некоторая насмешка в том, когда Виктор называет меня принцессой. Это напоминание о том, что я была и остаюсь принцессой мафии, которую отдали ему, кому-то, кого все итальянские мафиози считают ниже себя, для его удовольствия: выносить ему ребенка, жить в его доме, принимать его член. Я уверена, что есть много женщин, которые жалеют меня. Женщины, которые будут сегодня вечером в этом концертном зале со своими мужьями, шепчущимися о бедной девушке Росси, принесенной в жертву лидеру Братвы. Женщины, которые будут смеяться, прикрыв глаза руками, над тем, как низко, по их мнению, я пала. Которые скажут: "Бедный Лука" за то, что ему пришлось сделать этот выбор, и "Бедная Катерина" за все, что со мной случилось. Я не хочу их жалости. Так что я оделась сегодня вечером не столько из-за прихотей Виктора, сколько ради себя. Потому что я хочу, чтобы они смотрели на меня с завистью, а не с гребаной жалостью. Платье, которое я надела сегодня вечером, новое, то, которое я выбрала и приобрела, когда София впервые рассказала мне о выступлении. Это малиново-красное платье Dior длиной до пола с жестким v-образным вырезом, который заканчивается у основания моей ложбинки и переходит в тонкие бретельки, которые облегают мои плечи и спускаются на невероятно низкую спину, которая заканчивается у основания позвоночника. Я не уверена, что Виктор подумает об этом. Это сексуальнее, чем то, что я обычно ношу, и подчеркивает мою худобу. Тем не менее, за последние несколько недель я набрала немного столь необходимого веса, питаясь хорошей кухней Хелен. Я не хочу, чтобы дети видели, как я ковыряюсь в еде, и поэтому я заставляю себя есть, хочется мне этого или нет. Я собрала волосы в идеальный хвост. Мой макияж легкий и неброский, с малиновыми губами в тон платью и шестидюймовыми туфлями на шпильках от Louboutin телесного цвета. Но последний штрих, это мои украшения, в большей степени принадлежавшие моей матери, а не подарки от какого-либо мужчины. Рубины, которые я надевала на вечеринку в честь помолвки с Франко, кроваво-красные на фоне моей кожи, от тяжелого ожерелья до подвесных серег и огромного коктейльного кольца на моей правой руке. Я ожидаю, что Виктор что-нибудь скажет, когда войдет, будь то неодобрение из-за сексуальности платья или дорогих украшений или посмотрит на меня с признательностью в глазах… Но увы он не делает ни того, ни другого. Он просто протискивается мимо меня, направляясь прямиком в ванную, не говоря ни слова, дверь резко закрывается за ним после того, как он хватает свой смокинг с вешалки для одежды. Я смотрю на закрытую дверь, потрясенная и немного неуверенная в том, что делать. У нас осталось немного времени до предполагаемого отъезда. Я заканчиваю тем, что расхаживаю по комнате, проверяю свою сумочку-клатч, чтобы убедиться, что все, что мне нужно, внутри, и, наконец, спускаюсь вниз, оставив Виктора ждать его. Последнее, чего я хочу, это чтобы он вышел из ванной и увидел, как я слоняюсь вокруг, как щенок, ожидающий своего хозяина. Я хочу почувствовать себя сильной сегодня вечером. Я хочу снова почувствовать себя самой собой, как когда-то, до Франко. Счастливой, беззаботной, уверенной в своем месте в мире. Это будет сложно, когда Виктор рядом со мной, постоянное напоминание о том, что я сейчас не такая. Но на одну ночь я хочу почувствовать что-то похожее на счастье. Я хочу снова наслаждаться собой. Его взгляд на мгновение останавливается на мне, когда он спускается по лестнице. В этот момент в комнату входит Ольга с Аникой и Еленой, чтобы попросить их пожелать отцу спокойной ночи, прежде чем мы уйдем, и Аника полностью игнорирует меня. Какой отец, такая и дочь, думаю я. Но затем Елена визжит, отстраняясь от Ольги и подбегает ко мне, и я чувствую, как мое сердце тает в груди. Она останавливается в нескольких дюймах от меня, глядя на меня своими большими голубыми глазами, которые, кажется, занимают большую часть ее лица. — Ты выглядишь как принцесса, — шепчет она с благоговением на лице. — Как… как… — она морщит лицо, явно пытаясь придумать, с какой принцессой меня сравнить. — Ты выглядишь просто прекрасно. Я, не задумываясь, наклоняюсь и заключаю ее в объятия. — Ты самая настоящая принцесса, — шепчу я. — Маленькая принцесса этого дома. Ты и твоя сестра. Аника издает неприятный звук. — Она не так красива, как была наша мама. Я слышу, как Виктор отчитывает ее, но я слишком занята, позволяя себе наслаждаться этим моментом, Еленой, прильнувшей к моей шее, ее теплым маленьким телом в моих руках. В этот момент я чувствую прилив любви, который заставляет меня хотеть быть матерью для этих девочек и иметь собственного ребенка. Возможно, в скором времени у меня будет именно это. Следующий прием в клинике не за горами. — Нам нужно идти, — говорит Виктор, прерывая мои мысли, пока Ольга мягко отстраняет от меня Елену. — Спокойной ночи, девочки. Будьте добры к Ольге. Увидимся утром. Затем он открывает дверь, и мы вместе выходим в теплоту вечера, машина ждет нас на подъездной дорожке. — Кажется, ты нравишься Елене, — говорит он, садясь первым, когда водитель придерживает дверь машины, и я следую за ним. — Хорошо, что, по крайней мере, одной из них ты нравишься. — Аника придет в себя, — тихо говорю я. — Для нее это сложнее. — Из-за ее возраста, да. — Виктор хмурится. — Тем не менее, ей нужно научиться принимать как обстоят дела сейчас. Что-то в том, как он это говорит, заставляет меня думать, что он говорит не только о своей дочери, и я искоса смотрю на него. — И как обстоят дела сейчас? — Ты моя жена, — просто говорит он. — Мы женаты и останемся таковыми. Ты единственная мать, которая теперь будет у этих девочек, помимо того, как Ольга заботится о них. И скоро, с Божьей помощью, у них появится брат. Еще один ребенок, который оживит семью. — Похоже, он искренне доволен этим, и, как всегда, меня удивляет, насколько сильно Виктор, кажется, заботится о своих детях. По моему опыту, мужчины в этом мире, похоже, рассматривают своих детей как товар, фигуры на гораздо большей шахматной доске. Мальчики, чтобы наследовать или занимать руководящие должности, девочки, чтобы выходить замуж и укреплять связи, больше детей, чтобы выполнять эти роли в будущем. Они не маленькие люди, которых нужно любить и лелеять. Они пешки в большой игре. Но Виктор, похоже, не думает о своих дочерях таким образом. Что бы я еще о нем ни думала, он, кажется, действительно любит своих детей. Это заставляет небольшую часть меня задуматься, каким он будет с нашим ребенком, каково было бы видеть, как он держит нашего сына на руках. Это почти заставляет меня хотеть смягчиться по отношению к нему, дать ему больше шансов, и я должна отогнать эту мысль. Виктор может быть удивительно хорошим отцом, но это не меняет его сути. То, что, как сказала Ольга, изменить невозможно. Он всегда будет лидером Братвы, всегда будет грубым в глубине души. Человек без такой же чести, как и у мужчин, с которыми я выросла. Мужчина, на которого другие мужчины смотрят свысока, который силой отнял у них власть. Так будет всегда. — Приятно выйти в свет, — говорит Виктор, удивляя меня, когда снова нарушает молчание. — Я уже давно никуда не выходил. — Нет? — Я бросаю на него взгляд. — Полагаю, через некоторое время это потеряет свой блеск. — Я хотел проводить с девочками как можно больше времени после смерти их матери. — Его голос звучит задумчиво, и я с любопытством наблюдаю за ним, удивляясь, почему он так много говорит. Виктор не из тех, кто раскрывается, по крайней мере, исходя из того, что я видела до сих пор. И, конечно, не для меня, исходя из того, что я также видела до сих пор. — Ты хороший отец. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю себя остановить, и по выражению лица Виктора я вижу, что это удивляет его не меньше, чем меня. — Ты так думаешь? — Его лицо старательно остается непроницаемым. — Я бы подумал, что хороший отец позаботился бы о том, чтобы их мать была жива.