Я поворачиваю голову набок, моя рука поднимается, чтобы заглушить стон, который срывается с моих губ, крик удовольствия, почти всхлип, когда моя спина выгибается дугой, мое тело сотрясается от силы этого, я сжимаюсь вокруг него так сильно, что он едва может толкаться, когда мои бедра двигаются вместе с ним, мое тело забывает, кто он, зачем я здесь, только желание, желание, желание. В тот момент, когда сила того, как крепко я его сжимаю, ослабевает, он снова начинает толкаться, сильнее, чем раньше, его лицо искажается от удовольствия, когда он входит в меня. Это подталкивает мой оргазм ко второму, меньшему, который проходит сквозь меня, пока я не остаюсь задыхающейся и дрожащей под ним. А затем Виктор внезапно освобождается, оставляя меня чувствовать пустоту от его внезапного отсутствия, и я поднимаю взгляд, сбитая с толку. Замешательство длится всего мгновение, когда он поворачивает меня, используя свою хватку на моих бедрах, чтобы перевернуть так, чтобы я оказалась на животе, его ладони скользят по моей красной, воспаленной заднице. Моя первая мысль заключается в том, что он собирается взять меня сзади, когда тянет меня назад, так что мои ноги ровно стоят на полу, его ладонь надавливает на мою поясницу так, что она выгибается дугой, моя задница приподнимается для него. Но затем я чувствую, как его пальцы скользят между моих ягодиц, исследуя то место, где у меня никогда раньше не было члена, и я поворачиваюсь, широко раскрыв глаза, чтобы посмотреть на него в шоке. — Виктор, нет! — Да. — Его голос груб, настолько полон похоти, что практически сочится ею. — Ты вернулась, Катерина. Больше никаких споров, никакой борьбы со мной. Я собираюсь взять тебя всеми способами, которыми муж имеет право брать свою жену, в том числе в эту твою узкую девственную дырочку. — Его палец прижимается ко мне там, посылая дрожь по телу, и он усмехается. — Ты здесь девственница, не так ли? Я испытываю искушение солгать и сказать нет, что Франко трахнул меня в задницу, просто чтобы лишить его удовольствия быть первым. Но это означало бы, что он был бы менее нежен со мной, либо потому, что подумал бы, что мне это не нужно, либо назло. Мысль о том, что он засовывает свой массивный член в мою задницу без подготовки, заставляет меня содрогаться от страха. — Ты научишься принимать мой член во все свои дырочки, куда мне заблагорассудится. — Пальцы Виктора погружаются между моих складочек, проникая сквозь возбуждение там, покрывая их моей влагой. — Ты научишься быть хорошей женой, моя маленькая принцесса, подчиняться моим желаниям. Ты проделала хорошую работу, отсосав мне ранее и приняв меня в свою тугую, влажную киску. Сейчас ты возьмешь меня в свою задницу, и, если я захочу, ты тоже кончишь с моим членом в своей заднице. Я хочу сказать ему, что нет, я не буду, что я никогда бы не кончила от чего-то настолько отвратительного, но я чувствую, как пульсирует мой клитор, жаждущий, чтобы он прикоснулся к нему, его пальцы так близко. Я знаю, что даже если бы он заполнил мою задницу своим членом прямо сейчас, одним болезненным толчком, если бы он коснулся моего клитора, я, скорее всего, кончила бы снова, почти немедленно. Я чувствую, как будто каждый нерв в моем теле огрубел и уязвим, жаждет удовольствия, которое, я знаю, он может мне доставить. — Ты хотела поиграть со мной в игры, принцесса, — бормочет Виктор, наклоняясь вперед так, что его рот оказывается близко к моему уху. Я слышу, как он позади меня поглаживает свой член, смазывая его моим собственным возбуждением. — Итак, мы будем играть в игры вместе. Я трахну тебя в задницу, и если ты не кончишь с набитым до отказа моим членом, то я не залью твою задницу своей спермой. Я стону, а он смеется. — Маленькая мафиозная шлюшка, — шепчет он и засовывает два пальца в мою киску, засовывая их туда и обратно, пока его рука снова не намокает. — Приготовься принять мой член в свою задницу. Он прижимает головку своего члена к моему тугому отверстию, продвигаясь вперед, преодолевая сопротивление, и я вскрикиваю. — Он слишком большой. — Я качаю головой, оглядываясь на него испуганными глазами. — Он не влезет, Виктор, остановись! — О, еще как влезет. — Он морщится, его бедра опускаются, и я чувствую, как его кончик скользит внутрь. Жгучая боль захлестывает меня, и я сдерживаю крик, когда он продвигается вперед еще на дюйм, а затем еще. Он скользкий и влажный, но недостаточно, и я выгибаю спину, пытаясь облегчить это, что угодно, лишь бы остановить жгучую боль. — Расслабься, — процедил Виктор сквозь зубы. — Этот член так или иначе войдет в твою задницу, Катерина, так что расслабься, блядь. Ему легко говорить. Я не знаю, как думать о боли, как делать что-то еще, кроме как сжимать одеяло в пальцах, мои глаза слезятся, когда Виктор по дюйму засовывается внутрь, растягивая меня до такой степени, что я уже не в состоянии это вынести. — Хорошо. — Он стонет, тяжело дыша, когда внезапно перестает двигаться. — Он внутри. Господи, у тебя чертовски тугая задница. — Его рука гладит мою раскрасневшуюся попку, все еще покрасневшую и воспаленную после порки. — Я должен шлепать тебя по заднице каждый гребаный день, принцесса. Она выглядит так чертовски хорошо, красная, с моим членом, погруженным в нее. Мне кажется, что я не могу дышать, а затем внезапно его рука скользит по моему бедру, проникая между ног, когда он начинает вонзаться. Это мучительно больно, но ощущение его пальцев, скользящих по моему клитору, дразнящих его, играющих с ним, настолько приятно, что это отвлекает от боли. На самом деле, настолько, что я чувствую, как удовольствие начинает нарастать, напрягая каждый мускул в моем теле, пока меня не начинает трясти. Я чувствую, как сжимаюсь вокруг Виктора, его толчки замедляются, когда он пытается продолжать, его пальцы впиваются в мою задницу, когда он стонет. — Запомни, принцесса, — бормочет он мне на ухо, его голос напряжен от удовольствия, — если ты не кончишь, я не наполню твою задницу. О боже. Его рычащий русский акцент в моем ухе, говорящий монотонно, кончай, делает прямо противоположное. Его пальцы теперь потирают мой клитор быстрее, жестче. Я беспомощно стону, зная, что перехожу грань, что не могу остановиться, что собираюсь позорно кончить с членом в заднице. Я ничего не могу с этим поделать. — Да, Катерина, кончай, мать твою, — рычит Виктор, чувствуя первую дрожь удовольствия по моему телу. Затем я чувствую, как его пальцы сильнее прижимаются к моему клитору, потирая, кружа и пощипывая, его член глубоко входит в мою задницу, и я теряю тот небольшой контроль, который у меня остался. — Боже мой! — Я почти кричу, когда оргазм накрывает меня, моя спина выгибается дугой, насаживаясь спиной на его член, несмотря на боль. Я слышу рычание удовольствия Виктора, когда он начинает вколачиваться в мою задницу сильнее, трахая меня, в то время как мое тело изгибается от ощущения его пальцев на моем клиторе, не останавливаясь, продолжая тереть и тереть, пока я не начинаю думать, что мой собственный оргазм тоже никогда не прекратится. Я вцепляюсь в одеяло, откидывая голову назад, мои волосы каскадом рассыпаются по спине, и я слышу, как Виктор стонет от удовольствия, когда он снова с силой входит в меня. Его рука, наконец, оставляет мой клитор, его пальцы впиваются в мои бедра, когда он двигается еще глубже, издавая гортанный стон, который дает мне понять, что он тоже достиг предела своего контроля. — Черт, я собираюсь наполнить твою задницу своей спермой, принцесса, — стонет он, слова захлебываются, когда я чувствую, как он начинает содрогаться, его член становится твердым как камень и еще больше набухает в узких пределах моей задницы. Я чувствую его горячий прилив, когда он начинает кончать, его бедра прижимаются ко мне, а его член пульсирует с каждым толчком его оргазма. Ощущение этого пронизывает меня, и я наклоняю голову вперед, беспомощно постанывая, мое лицо раскраснелось от унижения, когда мой муж наполняет мою задницу своей спермой, покачиваясь на мне, наслаждаясь каждой последней каплей удовольствия, которое он извлек из меня. Когда он, наконец, выскальзывает, Виктор шлепает своим наполовину твердым членом по моей заднице, издавая еще один стон. — Черт, это было хорошо. — Он встает, и я отваливаюсь в сторону, глядя на него широко раскрытыми, измученными глазами, когда ощущения начинают исчезать, оставляя только смущение и гнев. — Я должен трахать тебя так чаще, жена. — Я думала, смысл в том, чтобы я забеременела, — огрызаюсь я, сузив на него глаза. — Ты не можешь обрюхатить меня, кончив в мою задницу, Виктор. Или тебя не учили в школе птицам и пчелам? Очевидно, что это для твоего удовольствия, а не для того, чтобы получить от меня ребенка. Виктор ухмыляется. — Тогда раздвинь ноги, и я дам тебе еще одну порцию, когда ты, кажется, так сильно этого хочешь, если ты так жаждешь моей спермы. Через мгновение я снова смогу быть твердым. — Я сомневаюсь в этом, старина. — Я бросаю на него сердитый взгляд, но он только смеется, его глаза холодны. — Не настолько стар, чтобы не трахать свою любимую жену всю ночь напролет. На самом деле, мне еще нет и сорока. Но если ты мне не веришь, я был бы рад показать тебе и доказать, что ты неправа. — Ты воспользовался мной. — Ты вернулась в этот дом, зная, что это значит. Ты стояла в той двери, наблюдая, как я глажу свой член, и ты не убежала, когда я увидел тебя. Ты хотела этого, Катерина. Перестань притворяться, что ты не понимаешь. Это инфантильно, а я женился не на такой женщине. — Виктор качает головой, отворачиваясь. — Я иду в душ. Ты можешь воспользоваться им, когда я закончу, если не хочешь, чтобы я там тебя снова трахнул. — Stronzo! — Выплевываю я на итальянском, когда он начинает уходить, что означает мудак. Я ожидаю, что он скажет что-нибудь в ответ, но он только смеется, уходит в ванную и с грохотом захлопывает дверь. Я хочу последовать за ним, я отчаянно хочу принять душ после всех событий дня, но я не сомневаюсь, что он выполнит свою угрозу, если я это сделаю. Так что вместо этого я лежу на кровати, чувствуя боль в каждом дюйме своего тела, пытаясь смириться со всем, что произошло. Я ненавижу его, думаю я про себя, зарываясь лицом в одеяла. И, может быть, это правда. Может быть, я действительно ненавижу его. Но я также хочу его, больше, чем когда-либо хотела какого-либо мужчину. И я ненавижу это больше всего. ВИКТОР Никогда за все мои годы я не испытывал такого удовольствия, как впервые взять Катерину в задницу. Я далеко не неопытен, за эти годы у меня было много сексуального опыта, который можно назвать авантюрным, даже экзотическим. И все же, ни одно из этих удовольствий, какими бы восхитительными они ни были, не могло сравниться со сладкой упругостью ее задницы, сжатой вокруг меня, ее разгоряченной кожей под моими ладонями, тем, как ее тело извивалось, борясь с оргазмом, которого она не могла избежать. Не говоря уже об изысканном блаженстве наполнения ее задницы моей спермой. Конечно, она была права, я не сделаю ей ребенка таким образом. Что означает, несмотря на все мои угрозы, я не планирую часто водить ее туда. Но прошлой ночью ничто не могло встать у меня на пути. Ничто. Катерина вернулась домой. Это означает одно, хочет она принять это полностью или нет, она согласна быть моей женой во всех отношениях. Выполнять свою роль, не пытаясь торговаться дальше от своего имени. Это опьяняюще, наконец-то обрести над ней такую власть, особенно после того, как она так старалась скрыть это от меня. Сейчас я обладал ею так, как ни один другой мужчина никогда не обладал, и все, что это сделало, это заставило меня хотеть от нее большего. Вот почему следующим вечером за ужином я говорю ей, что она поедет со мной в мою деловую поездку. — Мы уезжаем завтра, — говорю я ей, накалывая вилкой маленькую жареную картошку. — Саша может помочь тебе упаковать вещи, если понадобится. Девушке нужно попрактиковаться выполнять работу по дому. Я вижу, как лицо Катерины темнеет при упоминании Саши, но я игнорирую это. Я намеренно никогда не обращался к тому, как она оказалась здесь, и Катерина никогда не спрашивала, хотя я уверен, что после взрыва файлов в моем офисе у нее есть разумная идея. Это должно заставить ее относиться ко мне мягче, думать, что я спас одну из девочек от судьбы, которую Катерина считает столь презренной, но, похоже, это не возымело такого эффекта. Во всяком случае, я вижу, как она подозрительно переводит взгляд с нас двоих, когда Саша находится в комнате, что достаточно легко понять. Она думает, что я привел сюда Сашу для собственного удовольствия, что не может быть дальше от истины. Что я нахожу забавным в этом, так это то, что, если она действительно хочет держаться подальше от моей постели, она должна быть рада, что ее место заняла другая женщина. Катерина сказала бы, что это аморально, о том, что Сашу похитили и заставили служить, но я знаю правду. Это о том простом факте, что в глубине души Катерина хочет меня. И она не может в этом признаться. Так или иначе, это приносит мне еще больше удовольствия от нашего совокупления. Смущать мою принцессу, трахать ее членом, который, по ее словам, вызывает у нее отвращение, заводит меня больше, чем я когда-либо думал. Она не может избежать этого, не сейчас. Она может верить, что она лучше меня, столько, сколько пожелает, как и любая другая гребаная итальянка в этом городе, но в конце вечера ей приходится раздвигать для меня ноги. Она обязана это делать по контракту. И это чертовски заводит меня, как ничто другое. — Что? — Катерина опускает вилку, глядя на меня с широким, шокированным выражением лица, которого я ожидал. — Что ты имеешь в виду, говоря, что я еду с тобой? Деловая поездка? Куда? — Россия, — говорю я небрежно, нарезая мясо и наслаждаясь внезапным выражением ужаса на лице Катерины. — Я хочу, чтобы моя жена была со мной, вот что. Твоя работа, быть у меня под рукой, когда это необходимо, украшением для меня, которым я могу произвести впечатление на тех, кто лучше меня, и это именно то, что ты будешь делать. — Я не хочу оставлять девочек здесь одних, — говорит Катерина, качая головой. — Ты хотел, чтобы я позаботилась о них, сняла часть давления с Ольги. Как я это сделаю, если буду с тобой в России? Я чувствую, как мрачнеет выражение моего лица. Как она смеет думать о детях после того, что она сделала. — Я думаю, ты сделала достаточно для девочек, — жестко говорю я, свирепо глядя на нее. — Ты можешь доказать, что умеешь быть женой лучше, чем матерью, если у тебя все получится. Пришло время тебе научиться соблюдать основную часть своих клятв, Катерина, или ты забыла об этом? Ее щеки вспыхивают, выступающие скулы краснеют, и она опускает взгляд в свою тарелку. Девочки напротив нее очень молчаливы. На лице Аники легкая улыбка, но Елена выглядит несчастной. — Я не хочу, чтобы Катерина уходила, — говорит она, роняя ложку на пол. — Я хочу, чтобы она осталась здесь и играла со мной в куклы. — Я знаю, — говорю я ей мягко, со всем терпением, на какое только способен. — Но у меня есть вещи, для которых она мне тоже нужна. Она скоро вернется, я обещаю. Елена поджимает губы. — Клянешься на мизинцах? Трудно сохранять невозмутимое выражение лица, но я как-то справляюсь. — Клянусь, — подтверждаю я, и лицо Елены немного расслабляется. — Ты должен оставить ее в России, — бормочет Аника. — Я не могу поверить, что она все еще здесь после того, как попыталась выкрасть нас. При этих словах Катерина вскидывает голову, на ее лице появляется уязвленное выражение. На мгновение я подумываю о том, чтобы оставить все как есть, в конце концов, я верил в то же самое, когда Катерина отвезла девочек в свой бывший дом. Но упрямый отказ Аники принять Катерину никому не помогает. И, кроме того, какая-то небольшая часть меня возмущается при мысли о том, что Катерина выглядит такой несчастной, особенно из-за того, что я знаю, что это неправда. — Она не пыталась украсть вас, — говорю я Анике, все еще заставляя свой тон быть терпеливым. — Она просто совершила ошибку и не сказала мне, прежде чем вернуться в свой старый дом, вот и все. Она хотела показать вам место, которое что-то значит для нее, и не больше. Это не совсем правда, но я не могу объяснить Анике больше, не сказав ей того, что она слишком молода, чтобы слышать, и чего, я надеюсь, она никогда не узнает. Катерина смотрит на меня, ее лицо слегка шокировано, и я перевожу взгляд на нее. — Спасибо, — произносит она одними губами, когда Аника опускает взгляд обратно в свою тарелку, угрюмо уставившись на свой ужин. На лице Катерины появляется легкая благодарная улыбка, и она согревает мое сердце способом, который я не совсем понимаю. Мне должно быть все равно, за последние дни она доставила мне больше неприятностей, чем мне приходилось иметь под собственной крышей за долгое время. Но она моя жена. И больше всего на свете я хочу мирного брака, если не счастливого. — Я ожидаю, что ты соберешь вещи и будешь готова отправиться сегодня вечером, — коротко говорю я, игнорируя ее благодарность. — Самолет вылетает утром. Возьми с собой несколько платьев, подходящих для официальных мероприятий, украшения и так далее. — Хорошо. — Взгляд Катерины возвращается к своей тарелке, и я издаю небольшой вздох облегчения от того, что она решила больше не спорить со мной по этому поводу. С этим, по крайней мере, можно справиться на вечер. Она все еще собирает вещи, когда я поднимаюсь ко сну, складывает одежду в черный чемодан с монограммой, и я наблюдаю за ней мгновение, прежде чем она осознает, что я здесь. — Я почти закончила, — натянуто говорит она, отводя взгляд. — Ты не сказал мне, как долго нас не будет. — Всего на несколько дней, — говорю я ей успокаивающе. — Это быстрая поездка, Катерина. Я не пытаюсь держать тебя вдали от дома неделями или месяцами подряд. И это не наказание, насколько я знаю, ты так думаешь. Просто будет полезно взять жену с собой в эту конкретную поездку.