С этим трудно поспорить. Я действительно не чувствую, что мое место здесь. — Знаешь, — мягко говорю я Анике, когда водитель отъезжает от тротуара, — это был не мой выбор. Твой отец выбрал меня, и я действительно не получила права голоса в этом. К моему удивлению, Аника действительно смотрит на меня, ее лицо задумчивое. — Ты могла бы сказать ему нет. Я колеблюсь, не зная, как много сказать. Я не хочу быть причиной того, что кто-то из девочек по-другому думает о своем отце. — Кое-кто, кому я не смогла отказать, попросил меня согласиться выйти замуж за твоего отца, — осторожно говорю я Анике. — Это очень сложно. Это было не так просто, как просто сказать нет. Она морщит нос, глядя на меня. — Это то место, где ты говоришь мне, что я пойму, когда вырасту? Мне приходится подавить смех над этим. — Нет, — мягко говорю я. — Это то, чего, я надеюсь, тебе никогда не придется понимать. Но я не знаю, каковы планы твоего отца на этот счет, когда ты станешь старше. И у тебя есть много времени, прежде чем тебе нужно будет подумать. — Я бы не вышла замуж ни за кого, если бы меня заставляли. — Говорит Аника, вздергивая подбородок. — Я даже не хочу выходить замуж. Мальчики отвратительны. Я с ней не спорю. Я далека от того, чтобы быть тем, кто говорит Анике, что, скорее всего, ее отец выдаст ее замуж за того, кто ему выгоден точно так же, как меня, потому что это было выгодно для обеих наших семей. Однажды, если это случится, я буду рядом с ней, чтобы утешить ее и помочь пережить это точно так же, как моя мать пыталась сделать для меня, когда я росла. Но сейчас я хочу позволить ей поверить, что выбор останется за ней. Девочки выбираются из машины, когда она подъезжает к обочине у высотного здания, в котором, как я предполагаю, находятся офисы Виктора. — Подожди меня, Аника, — кричу я, крепко держа Елену за руку, когда мы выскальзываем из двери, которую водитель придерживает для нас. Елена сжимает мою руку, и меня охватывает теплое чувство, напоминая мне, что все будет лучше, с заботой о девочках и когда у меня будет свой собственный ребенок. Я нужна им. Я буду нужна моему собственному ребенку. И это должно дать мне, по крайней мере, цель. — Девочки! — Виктор встречает нас у лифта, когда он открывается на его этаже, с ослепительной улыбкой и все для них. Он бросает взгляд на меня, но быстро собирает Анику и Елену, говоря им, что он приготовил обед в конференц-зале, как только захватит что-то из своего офиса. Я следую за ними, осматриваясь по мере того, как осматриваю свое окружение. Офис простой, с длинным столом у окна, на котором ничего нет, за исключением календаря и стопки файлов, а рядом с ним еще две коробки с файлами. Здесь есть кожаные кресла для сидения, книжная полка и барная тележка, но это вряд ли можно назвать уютным местом. Я понимаю, почему Виктор предпочитает сидеть дома, а не долгими ночами в офисе, когда у него есть такая возможность. — Я вижу все! — Елена вырывается из моей руки, устремляясь к окну от пола до потолка, которое занимает заднюю часть комнаты. Я слышу шаги позади меня, как раз когда она отстраняется, и Виктор говорит: — Алексей — как раз перед тем, как она стучит по коробкам с файлами рядом со столом, разбрасывая их повсюду. — Елена! — Виктор огрызается голосом, которого я никогда раньше у него не слышала. Но я не могу пошевелиться, потому что все, что я вижу, это файлы и бумаги, разбросанные по полу из-за неуклюжести Елены. На первой странице каждого файла есть фотографии девушек с их данными, именами, ростом, возрастом, весом, а под ними я вижу цифры. Цифры. Прогнозируемые цены продажи. Мой желудок переворачивается, и я отступаю назад, чуть не сталкиваясь с Алексеем. Я вижу его ухмылку и протискиваюсь мимо него в коридор, не в силах дышать. — Алексей, иди присмотри за моей женой, — слышу я голос Виктора издалека, в ушах звенит, как будто я слышу его из конца длинного туннеля. — Девочки! Сядьте, прямо сейчас, пока я тут разбираюсь. Не двигайтесь! — Миссис Андреева? — Позади меня раздается голос Алексея, и я медленно выпрямляюсь, встречаясь с его бледно-голубыми глазами. Я вижу насмешливое выражение его лица, ухмылку на губах. Я могу сказать, что я ему не нравлюсь. Может быть, я ему не нравлюсь, потому что я итальянка, или потому, что он думает, что я недостаточно хороша для Виктора, или потому, что он ненавидел моего отца, кто знает? Я не знаю, и в данный момент меня это даже не особенно волнует. — Я в порядке. — Я облизываю пересохшие губы, пытаясь показать, в порядке ли я, потому что на самом деле это не так. Но я не хочу, чтобы Алексей знал это, или Виктор тоже. — Ты не знала, чем занимался твой муж, не так ли? — Его ухмылка становится шире. — Ты все это время была в неведении относительно мужчины, за которого вышла замуж. — До меня доходили слухи. — Я выдавливаю слова изо рта, который словно набит ватой. — Я не знала, насколько они правдивы. — Что ты собираешься теперь делать? Бежать обратно к Романо? — Насмешка в голосе Алексея очевидна. — Это тебе не поможет. Он знает, что делает Виктор. Он думал, что спасает Софию от этой участи, когда расстрелял гостиничный номер, чтобы вернуть ее домой. Лука знает? Конечно, он знает, говорю я себе. Не будь глупой. Лиам, вероятно, тоже знает, мой отец, вероятно, знал, и любой другой, кто занимается бизнесом в нашем мире. Просто я была защищена от этого, изолирована, и я позволила себе поверить, что все это слухи. Что что-то настолько ужасное на самом деле не могло быть правдой. Виктор выходит, жестом подзывая Алексея. — Катерина, забери девочек на минутку, — говорит он так хладнокровно, как будто я вообще ничего не видела. — Мне нужно поговорить с Алексеем. Мое сердце бешено колотится в груди, когда Аника и Елена выходят в коридор. — Я буду с вами через минуту, — говорит Виктор, заходя с Алексеем в кабинет и закрывая дверь. Я все еще чувствую, что не могу дышать. Как я могу сидеть здесь и обедать со своим мужем и его детьми, как будто все в порядке, как будто я только что не видела файлы других дочерей, которых Виктор продает тому, кто больше заплатит? Я должна выбраться отсюда. Мне нужен воздух. Мне нужно что-то знакомое, где-нибудь, где я могу подумать хотя бы одну чертову минуту. Но я также не собираюсь оставлять Анику и Елену в коридоре или отправлять их обратно в офис, где, я уверена, Виктор и Алексей прямо сейчас разбираются с разбросанными файлами, где они могли бы увидеть правду о том, чем занимается их отец. Кто он есть на самом деле. — Давайте, девочки, — говорю я авторитетно, впервые говорю как их мать. — Ваш отец занят. Пойдем. Мы увидимся с ним за ужином. — Он сказал подождать. — Аника прищуривает глаза. — Мы должны остаться. — Мы уходим. — Я не позволяю ей убрать руку. — Давай. Твой отец хочет, чтобы я позаботилась обо всем, когда он не в состоянии. Он сам так сказал. Предполагается, что я должна заботиться о вас двоих. Что я и делаю. — Как насчет обеда? — Елена надувает губы, явно на грани слез. — Я голодна. — Мы пообедаем. Все, что ты захочешь, — обещаю я. — Даже хот-доги? — Аника оживляется при звуке этого, хотя позвоночник Аники выпрямлен, как шомпол, ее маленькие ноготки впиваются в мою руку в попытке все еще вырваться. — Папа никогда не разрешает нам есть хот-доги. — Значит будут хот-доги, — обещаю я. — Ну же пошли. Аника все еще сопротивляется, но она ребенок, так что поторопить ее не так уж сложно. Мое сердце колотится где-то в горле, когда я веду обеих девочек к лифту, ожидая, что Виктор выйдет и крикнет мне вслед, спрашивая, куда, по-моему, мы направляемся. Я знаю, что позже он будет сердиться на меня, но я не могу заставить себя обращать на это внимание. Все, что я знаю, это то, что мне нужно убираться отсюда. Я не могу оставаться в этом здании больше ни секунды, мне кажется, что я сойду с ума. Я также не хочу пользоваться водителем Виктора. Он либо скажет мне, что я не могу уехать, либо откажется отвезти меня куда-либо, кроме как обратно в дом, ссылаясь на инструкции Виктора. Поэтому вместо этого я достаю свой телефон, вызывая Uber. — Что ты делаешь? — Подозрительно спрашивает Аника. — Водитель прямо внизу. — У нас будет приключение, — весело говорю я ей. — Ты любишь приключения, я это знаю. Совсем как та девушка из книги, которая исследовала сад. Мы собираемся весело провести день, прокатиться по городу, съесть хот-доги, и вы увидите очень старый дом. — Я уверена, что Елена, по крайней мере, будет очарована особняком моих родителей, а теперь и моим, недалеко от города. Аника — орешек покрепче, но ей это тоже может понравиться. У моих родителей был гораздо более старомодный стиль оформления, и у меня не было возможности обновить дом с тех пор, как они умерли. — Главное, чтобы у нас были хот-доги, — настаивает Елена, теперь зацикленная на этом. Мне удается вывести девочек из здания и подальше от того места, где ждет водитель, незаметно проскальзывая в Uber. Виктор, должно быть, все еще наверху, потому что мой телефон не зазвонил, и никто не пришел за нами. Но я выключаю свой телефон, на всякий случай. Мне нужно время подумать, а я не могу этого сделать, когда он пытается связаться со мной. Он хочет, чтобы я позаботилась о девочках, поэтому ему придется доверить мне это, хотя бы на один день. Я стараюсь, чтобы девочки не видели, насколько я расстроена, и обед, оказывается, неплохо отвлекает. Елена живет в своем собственном счастливом мирке с нездоровой пищей, и даже Аника, кажется, несколько успокоилась от этого, вплоть до того момента, как Uber высаживает нас у моего старого дома. — Мы должны пойти домой, — твердо говорит Аника. — Это не дом. — Это мой старый дом, — говорю я ей, присаживаясь на корточки так, чтобы быть на уровне ее глаз. — Мне просто нужно забрать отсюда кое-какие вещи, вот и все, а потом мы вернемся. Хотела бы ты посмотреть сад? На заднем дворе есть красивый сад. Аника прищуривает глаза, но я могу сказать, что она испытывает искушение. — Хорошо, — наконец уступает она. — Покажи мне сад. Ее тон немного требовательный для десятилетней девочки, но я с этим не борюсь. Последнее, что мне нужно, это чтобы она злилась на меня, что только усложнит все это. Я знаю, что Виктор будет в ярости, и узел страха неуклонно поселяется у меня в животе, напоминая мне, что это, вероятно, был плохой выбор. Но теперь уже слишком поздно. И я просто не могла смириться с возвращением к нему или в дом, который не является и, вероятно, никогда не будет казаться моим. Анику временно успокаивает сад, который прекрасен, как всегда, несмотря на то, что я здесь больше не живу. Доверие, которое оставили мне мои родители, в котором я вряд ли нуждаюсь после моего нового брака, было направлено на содержание дома, пока я не смогу решить, что с ним делать. Моя мама любила розы, и они до сих пор растут повсюду, взбираясь по решеткам и цветя на кустах. Сад безукоризненно ухожен, и Аника бегает взад и вперед по мощеным дорожкам, указывая на названия цветов, которые она знает, и прося меня назвать те, которые ей неизвестны. Это самое большее, что она когда-либо открывала мне, и я чувствую теплый прилив счастья оттого, что это здесь, в саду моей матери, месте, которое всегда приносило мне столько счастья. — У меня есть кое-что интересное для вас, девочки наверху, — говорю я им, когда Аника, наконец, начинает уставать от цветов. Елена явно устала, и мне нужно время для себя. У меня появляется идея, что я могу уложить Елену вздремнуть и попросить Анику присмотреть за ней, пока я придумаю какой-нибудь предлог, чтобы улизнуть, и для этого уже есть комната, идеально подходящая. Я начала работать над детской комнатой с того момента, как мы с Франко начали пробовать завести ребенка. Там уже есть комната с кушеткой и игрушками, с которыми, я уверена, любой из них будет рад поиграть. Мне просто нужна минута, чтобы подумать в одиночестве. Чтобы решить, что делать дальше. Аника не так довольна, как я себе представляла, но мне удается убедить ее устроиться с некоторыми куклами и присмотреть за ее сестрой, которая уже зевает и свернулась калачиком вокруг плюшевого мишки на кушетке. — Я вернусь через несколько минут, — обещаю я ей. — Мне просто нужно поискать кое-какие вещи в моей старой комнате. В тот момент, когда за мной закрывается дверь, я вздыхаю с облегчением. В комнате, моей комнате, я чувствую себя как дома, больше, чем когда-либо до того, как я уехала из-за моей свадьбы с Виктором. Она пахнет моими духами и знакомыми ароматами лавандовых саше, которыми я всегда пользовалась, моющем средством, которым я стирала простыни, свечами, которые я выбрала, с ароматом розы и меда, которые все еще стоят на моем прикроватном столике. Внезапное чувство дома, безопасности переполняет меня вместе со всеми чувствами, которые я подавляла с тех пор, как вышла из здания, чувствами по поводу того, что я увидела в кабинете Виктора, горем и виной, страхом и отвращением. Я опускаюсь на край своей кровати, закрыв лицо руками. Впервые с того первого дня в доме Виктора я начинаю плакать. Здесь, где нет персонала, который мог бы подслушать, я позволяю себе разрыдаться, разражаясь громкими судорожными всхлипами, задыхаясь между каждым из них. Я вышла замуж за одного жестокого мужчину только для того, чтобы он умер и попасть прямиком в объятия другого, и теперь все мои страхи о том, что он мог сделать со своей первой женой, возвращаются, переполняя меня своей силой. Могу ли я быть замужем за кем-то вроде него? Я не знаю, какой у меня есть выбор, на самом деле, я уверена, Алексей говорил правду, когда сказал, что Лука знает об этом. Это само по себе кажется ужасным. Но что поражает меня больше всего, прямо сейчас, это вопрос о том, как я могу привести в этот мир ребенка, особенно того, кто унаследует этот ужасный бизнес от своего отца. Я не могу понять, как человек, который любит своих дочерей так сильно, как Виктор, может продавать дочерей других мужчин, торговать человеческим мясом, а потом приходить домой и смотреть своим детям в глаза. Но еще ужаснее мысль о воспитании сына, который будет верить, что это нормально, что это его право по рождению, сына, который продолжит это ужасное ремесло. Предательство кажется жестоким и болезненным. Ребенок, которого требует Виктор… я не вижу никакого выхода из этого, не вызвав кровопролития, которое затронет других детей, другие семьи, приведет к еще большим смертям и еще большему горю. Хорошего решения нет, и внезапно этот новый мир, в котором я вступила в брак, кажется мне еще более ужасным, чем тот, в котором я жила раньше. Я сворачиваюсь в клубок на своей кровати, утыкаясь лицом в подушку и вдыхая знакомый аромат моей собственной постели, пока я плачу и рыдаю, желая исчезнуть, остаться в этой комнате навсегда, и никогда не возвращаться. Я не собираюсь засыпать. Я даже не осознаю, что уже заснула, пока стук в дверь моей спальни не разбудил меня, посылая через меня вспышку чистого страха, когда я слышу, как Виктор выкрикивает мое имя с другой стороны, его голос полон такой злобной ярости, что я чувствую, что меня вот-вот вырвет. В этот момент я понимаю, что облажалась. И я понятия не имею, что будет дальше. ВИКТОР Я не могу вспомнить, когда в последний раз я был так зол. Абсолютная, раскаленная ярость, которую я испытываю в этот момент, превосходит то, что я чувствовал даже на складе, когда узнал, что предательские охранники сделали с удерживаемыми там женщинами. Это кажется другим, даже более личным, и что еще хуже, из-за того, кто виноват. Катерина.