— Разведен. Но натурой за замену колеса не возьму. Проведешь совещание на следующей неделе. — А вы… Вам легко далось решение о разводе? Смертин обхватил руль руками и начал постукивать по нему пальцами. Он явно взвешивал и подбирал слова. — Подбрось монетку, если не знаешь, что делать. Но, один хрен, пока она летит, ты всё уже решила. Да и когда понимаешь, что всё, то… всё. Не хочешь срать — не мучай жопу. — Мудро, — хохотнула я. Прикусив нижнюю губу, затихла, продолжая смотреть вниз на свои ногти. — И насчёт завтра, Вячеслав Александрович… — Первое сентября, линейка… Я в курсе. — Вы меня отпустите? — Я тебя всегда отпускаю, — выронил Смертин тихо. На несколько секунд салон машины вновь заполнился молчанием. — Ладно, Федосеева, вали в свою машину. Твой отдел в офисе лёг и нихрена не соображает. — Спасибо вам, Вячеслав Александрович, за колесо. — Вали, — бросил он нервно, даже не посмотрев в мою сторону. Улыбнувшись ему уголками губ, я вышла из машину под дождь. — Федосеева, — догнал меня оклик Смертина, когда я почти закрыла дверцу. — Что? — Пиджак верни. Я не настолько добрый. И в офисе никому не говори, что я, вообще, хоть сколько-нибудь добрый. — Хорошо. Оставлю для себя в качестве секрета и инструмента для шантажа. — Я же и обратно колесо могу поменять, — Славик с улыбкой смотрел мне в глаза, а затем кивнул в сторону моей машины. — Иди, простынешь. — Спасибо, — уголки моих губ дрогнули, и я, чуть вжав голову в плечи от дождя и ветра, быстрым шагом добралась до своей машины и села за руль, тут же запустив обогрев, который больше походил на морозилку. Всё-таки, у Славика обогрев работает лучше. Глава 13. Наташа — Мам, а где мой галстук? Стёпка кричал из своей комнаты, пока я в своей делала макияж. — Галстук, галстук, галстук… — напевала я себе под нос, направляясь в комнату сына. Стёпка хоть и проснулся сегодня раньше меня, но выглядел настолько несобранно, что, казалось, глаза он разлепил меньше минуты назад. — На дверной ручке, Стёп. Ты же сам вчера вечером оставил здесь свой галстук, чтобы, кстати, не потерять. — Ай! Забыл, — хмурился он. Копия отец. Эта их интеллигентная злость… Около получаса у нас ушло на сборы, во время которых Стёпка, наверное, успел возненавидеть школу и возобновившиеся утренние одевания в хорошего мальчика. — Всё, поехали, Стёп. Букет взял? — Взял, — вяло ответил сын. — Как я выгляжу? Красиво? — я покрутилась. — Красиво, — закатил Стёпка глаза, за что я потрепала его по волосам. — Ну, мам, блин! Я же причесался! — Ой! — хохотнула я. В дверь кто-то позвонил. Наверное, родители решили приехать в квартиру, а не сразу на линейку, как мы договаривались. Открыв дверь, я наткнулась на букет из цветной гипсофилы, а за ним увидела Серёжу в костюме. В груди что-то всколыхнулось, стоило увидеть всё ещё моего мужа с букетом в руке. Понятно, что он не для меня, а для Стёпкиной новой классной руководительницы, но внутри себя я понимала, что мне было бы приятно получить букет от Серёжи. Возможно… да не «возможно», а скорее всего, я бы его им побила, но сам факт… — Привет, Наташ, — Серёжа натянуто улыбнулся и, потеснив меня, вошёл в квартиру, где Стёпка уже надевал туфли и в стотысячный раз поправлял волосы. — Готов, мелкий? Начинается счастливая пора, да? — Ты же вчера говорил, что начинается редкостный геморр, — хмурился Стёпка. Серёжа состроил комичную мордашку и заглянул мне в глаза в попытке найти решение. — Я был в состоянии аффекта, — нашёлся с ответом Серёжа и протянул выпрямившемуся сыну букет. — Держи. Подаришь учительнице. — Какой? — Какая больше понравится. Но лучше класснухе. — Блин! — Стёпка скуксился и с неким отвращением посмотрел на букет в своих руках. — А прям обязательно ей что-то дарить? — Кто-то боится засмущаться? — я едва смогла сдержать улыбку. — Придётся, Стёпка. Репетируй. Подрастёшь, будешь дарить букеты девчонкам и всё равно будешь смущаться. Внешне ты это, конечно, не как не покажешь, но внутри, Стёпка… Ух! — Да всё уже, — закатил сын глаза. — Поехали. Всей семьёй, будто не было никаких разлук, мы покинули квартиру, спустились на лифте на первый этаж и, сев в машину, влились в поток таких же школьников, коих сегодня в городе было полно. У школы нас ждали родители. Папа, как обычно, поприветствовал Серёжу и Стёпку, а затем потянулся ко мне, чтобы приобнять. Но что-то внутри меня воспротивилось и вынудило отдалиться от него. Запоздалая обида на то, что папа когда-то изменял маме, заставила меня держать собственного отца на расстоянии. Да, он изменил давно, да, он изменил не мне, но понимание того, как когда-то было тяжело маме, холодным шепотом говорило мне держаться от него подальше. Судя по тому, как улыбался Серёже и приобнимал его за плечи, мама ничего ему не рассказала. Можно только позавидовать тому, как мама умеет хранить секреты, начиная от папиной измены, заканчивая Серёжиной. И ровно так же можно позавидовать тому, что мама реагирует на Серёжу как обычно. Будто он ни на секунду не перестал быть её самым любимым и лучшим зятем. Мне бы такое самообладание… или короткую память. Стёпка почти сразу нашёл своих одноклассником и ушёл к ним. Основная масса родителей тоже собралась в отдельную кучку и, обсуждая лето и предстоящий учебный год, просто ждали, когда начнётся линейка и по территории школы разнесется микрофонное эхо в исполнении директрисы. — Ты как? — спросила мама, отведя меня в сторону. — Нормально. — Помирились? — Нет. — А я подумала, что вы вместе ночевали, раз вместе приехали. — Серёжа просто за нами заехал. О чем-то живо разговаривая с одним из родителей, Серёжа вдруг резко переменился в лице. Проследив за его взглядом, в котором читалось необъяснимое сочетание тоски и злости, я увидела в стороне от нас ту самую девицу, которая приходила ко мне домой и строила святую. И сейчас в платье приличной девушки она делала то же самое, только всем своим существом пыталась делать вид, что не косится в сторону пока ещё моего мужа. Иррациональное чувство — злиться до белого каления на любовницу, а не на мужа, который, по сути, виновен больше всего. Я злилась на неё, видя корень зла в ней, в двадцатилетней девчонке, а не во взрослом мужчине, являющемся моим мужем, который, в принципе, не должен был допустить подобного шага в сторону от нашего брака. Раньше я никогда не понимала, почему у жен злость вызывает именно любовница, а не тот, кто посмел завести с ней отношения, будучи женатым. Это ведь глупо — видеть врага в человеке, который мне, в принципе, никогда ничего не был должен, но не видеть такого врага в человеке, который когда-то дал клятву быть со мной и в горе, и в радости. Или это отчаянная попытка моего подсознания сохранить семью во что бы то ни стало? И сейчас, глядя на, с виду, милую приятную девушку, меня рвало изнутри в клочья от ярости. Она была для меня словно красной тряпкой для быка. Одна часть меня хотела вцепиться этой сучке в волосы и одним резким движением вырвать все до последнего. Другая часть меня жаждала прижаться к Серёже, чтобы показать той другой её место. Хотелось унизить её и растоптать. Но была ещё и третья часть меня, которая до скрежета зубов хотела отмыться от всего этого прямо сейчас и, возможно, даже расплакаться. Той маленькой и хрупкой части меня ни на йоту не хотелось участвовать в происходящем. Но я пришла на линейку сына и не могу дать волю абсолютно всем своим эмоциям: ни поплакать, ни разозлиться, ни даже психануть как следует я сейчас не могла. Только улыбка, только хороший настрой и сосредоточенность на сыне. Вся линейка будто прошла мимо меня. Я не смогла сосредоточиться на важном для сына моменте. Вместо этого я периодически смотрела то на Серёжу, то на девицу, мазохистски надеясь увидеть, как их взгляды встретятся, а я смогу увидеть… Что? Как мне станет невыносимо больно и плохо? Скорее всего… К моему облегчению, я не поймала их с поличным, не стала свидетелем драмы между двумя бывшими (по крайней мере, так говорят) любовниками. Если бы не мои родители рядом, возможно, я бы уже устроила Серёже сцену, ткнув его пару раз носом в сторону бывшей любовницы. Хотя едва ли я захотела бы выставлять себя посмешищем в глазах других незнакомых мне людей. Мы фотографировались, мы обнимались с Серёжей по команде моей мамы, которая вела себя так, будто до сих пор видит нас полноценной семьёй, хотя прекрасно знает, как наши отношения выглядят сейчас. Едва линейка закончилась, и родители и школьники начали расходиться, Серёжа ушёл к своей машине, чтобы уехать на работу. Я бы могла предположить, что он спешит к любовнице, но его за последние двадцать минут уже несколько раз беспокоили звонка, ожидая его приезда в офис. Да и сама любовница давно уже куда-то исчезла. — Серёж, — по привычке (ведь он мой муж) я поймала его за руку. Чем вынудила остановиться на несколько минут и сосредоточить внимание на мне. — Что? — Серёжа явно был раздражен. — Наташ, если твоя мама опять хочет сфотографировать нас у какого-нибудь фикуса, то я начну с неё брать за это деньги.