Мы все были в шоке, у Лены гипертонический криз, я еле хожу, Володя мрачнее тучи. И вскоре новый страшный удар. Володю арестовали. Понимаете наше состояние? – Ужас, – воскликнула я. – Ужаснее ужаса, – прошептала Лидия, – но еще хуже стало, когда мы узнали, в чем Володечку обвиняют. Дескать, одно здание, в котором живут бывшие детдомовки, превращено в бордель. Селят там только девушек, ни одного парня нет. Им ставят условие: мы оплачиваем вам коммунальные услуги, кормим, одеваем. А вы за это обслуживаете в постели тех, кого мы велим. Никого не заставляем. Любая может отказаться. Но тогда не надейся получить квартиру, отдадим ее той, кто посговорчивей. А у бедной девочки безвыходное положение, жить негде, денег нет. Вот и соглашались. Полиция втихаря занялась разбирательством. Такое следователи нарыли! Получилось, что Володя и Игорь чудовища, а Миладов ангел в белых перьях. Зять погиб. Ужасно! Но он не испытал того, что досталось моему мужу. Супруга увезли в тюрьму, посадили до суда. Я наняла адвокатов, те начали работать. И… Лида закрыла лицо руками. – Страшное известие! В камере, где находился Володя, сидел преступник. Он много чего натворил, ему грозило пожизненное заключение. Ночью этот человек задушил моего мужа, утром его тело обнаружили. В камере всего двое сидело! Адвокат мне потом нашептал: – Лидия Григорьевна, Владимир Петрович умнейший человек. После нескольких допросов он понял: его готовят на роль главного обвиняемого, осудят без жалости. Что сие означает для семьи? Конфискацию имущества, у вас все отнимут. Господин Анисин сообразил, что получит большой срок, непременно отправится на зону, где царит беспредел. Скорей всего, там он быстро умрет. Жена, дети станут нищими, попадут в социальную изоляцию. Дочкам на хорошую работу не устроиться из-за репутации отца. А вот если Анисин скончается до суда, тогда у родных все останется. Приговор Анисину зачитали? Нет. Покойника не судят. А раз суда не было, то Владимир Петрович останется добропорядочным гражданином. И точка. Конфискации не будет, дома, квартиры, деньги – все останется, включая фирмы. И господин Анисин попросил сокамерника его убить. Лидия застучала ногами по полу беседки. – Я ему не поверила, спросила: «Муж вам это рассказал?» – Письмо мне от него передали, – объяснил адвокат, – с приказом помогать родителям одного парня, назовем его Ивановым, деньги посылать им регулярно. Счет указал, с которого надо средства брать. И еще оплатить пребывание одной женщины в больнице в Германии. Через две недели Владимира Петровича в драке этот Иванов убил. Ему терять нечего, несколько трупов на нем висит. Одним больше, одним меньше, все равно пожизненное получит. Учтите, рецидивиста, профессионального киллера, запрещено сажать в двухместную камеру, где находится человек, подозреваемый в экономическом преступлении, да еще впервые попавший за решетку. С господином Анисиным сначала сидел тихий бухгалтер. Его перевели куда-то, у Владимира появился новый сосед. Незнакомка, которая улетела лечиться в Мюнхен, мать начальника охраны каземата. Вот тогда я и понял, что Анисин организовал свою смерть. Очень он любил вас и детей. Да, он мог покончить с собой, но это позволило бы досужим языкам болтать, что ваш муж испугался суда. А вот пасть от руки убийцы – гарантия отсутствия каких-либо домыслов. Глава двадцать седьмая Лидия закрыла глаза. – Деньги, недвижимость – все осталось. Володечки нет. Лучше бы наоборот. Игорь погиб. А Екатерина с мужем Алексеем тогда уже жили в другой стране. На похороны они не прилетели, написали, что заболели гриппом. Ха! А Елена где сейчас? Она сбежала! – Ушла из дома? – уточнила я. Глаза Лидии превратились в щелки. – Уйти из дома – это значит подойти к матери и сказать: «Хочу стать самостоятельной. Я тебя очень люблю, никогда не брошу, всегда помогу. Просто поселюсь отдельно и буду постоянно приезжать к тебе». Конечно, я ответила бы: «Доченька, поступай так, как считаешь нужным. Понимаю, ты молодая вдова, хочешь иметь любовника, а как его привести в дом, где мать живет?» Но девчонка сделала иначе. На сороковой день мы накрыли поминальный стол в ресторане. Народу пришло мало, ну да я много и не ждала, понимала – Володи и Игоря нет, кому нужны женщины, которые не способны вести бизнес? Елена за день до мероприятия принялась кашлять, носом шмыгать. Утром у девки температура поднялась, я велела ей дома сидеть, негоже с гриппом на люди показываться, заразишь кого-нибудь. Лидия Григорьевна закрыла лицо ладонями. – Когда я вернулась домой, дочь не вышла меня встретить. Меня это не удивило, не обеспокоило. Она заболела, наверное, рано спать легла. Но утром, не увидев ее за завтраком, я испугалась, заглянула в спальню Елены… Анисина опустила руки. – Никого. Пустая комната. В прямом смысле слова. Нет одежды, безделушек. Меня словно иголкой в спину ткнули, я побежала в кабинет мужа, открыла сейф… Вся наличка исчезла. Ринулась в свою спальню, там тоже несгораемый шкаф, в нем хранятся драгоценности. И что я вижу? Очищенные полки! Елена сбежала, украв все ценное, что было в квартире. Ограбила мать! Где она сейчас, не знаю и знать не желаю. Надеюсь, ей прилетел достойный ответ за преступление. – Елена жива? – осторожно уточнила я. – Она умерла. Я велела прислуге говорить всем, кто Ленку в моем доме ищет: она умерла! – отчеканила Анисина. – Что сидишь с таким видом, словно ничего не понимаешь? – С детства не отличаюсь сообразительностью, – вздохнула я. – Она умерла! – повысила голос Лидия. – Конец. И Екатерина умерла! А Игорь! Ха! Мерзавца среди тысяч опознаю! Знаете как? – Нет, – ответила я, понимая, что собеседница не контролирует себя. – У него тик! – объяснила Анисина. – Подергивание! В детстве его собака испугала: вылетела из соседней дачи, мальчик чувств лишился. Лидия засмеялась. – Он в аварии погиб. И вот вам! Стою я в очереди на посадку, впереди мужик, я его случайно задела, он обернулся. Глаза карие, а у Игоря голубые. Брюнет. Игорь блондин. Тощий, как вобла. Игорь полный. Смотрит на меня, и я понимаю: он испуган. Очень! Прямо в панике! И щека дерг, дерг! Одеколон, как у Игоря! И он из очереди мигом ушел, в самолет не сел. Лидия расхохоталась, потом зарыдала, закатила глаза и легла на диван. Я испугалась, схватилась за телефон, хотела вызвать «Скорую», и тут в беседку вошли двое мужчин и женщина. – Говорила вам: она здесь, – произнесла последняя и обратилась ко мне: – Вы кто? – Посетительница парка, – соврала я, – зашла в беседку отдохнуть и увидела женщину. – Что она вам сказала? – не удовлетворилась моим ответом незнакомка. Мне не понравился ее требовательный тон, но я спокойно ответила: – Не знакома с дамой, просто хотела помочь человеку, у которого, похоже, беда случилась. – Отвечайте, что она вам наболтала? – добавила металла в голос женщина. – Немедленно говорите! – Ваша манера вести разговор не располагает к дружеской беседе, – ответила я, – не знаю, кто вы, но ни один человек не имеет права требовать от меня какой-либо информации. Исключение составляют представители правоохранительных органов. Но они четко отличают беседу от допроса. А теперь моя очередь спросить: вы кто? Дама, которая сейчас лежит на диване, сообщила, что у нее умерли все родственники, а ее саму заперли в тюрьме. Показала мне ноги в синяках. Мужчины молчали, а их спутница тут же сменила тон: – Не обижайтесь! Извините. Мы из частной психиатрической клиники. Анна Ивановна наша подопечная. К сожалению, у Кузнецовой психические нарушения, она патологическая врунья и постоянно убегала из дома, поэтому ее поместили к нам. Вся ее семья жива. Дочери не умерли. – Даму зовут Анна Ивановна Кузнецова? – уточнила я. – Да-да, – подтвердила женщина, – я ее сиделка. Моя подопечная использует любую возможность для побега. Несколько раз ей это удавалось, и сегодня получилось. – С дамой плохо обращаются, – воскликнула я, – она продемонстрировала кровоподтеки, это свидетельство побоев! Сиделка вынула из кармана бумажный носовой платок, поплевала на него, подняла подол юбки Лидии, потерла один кровоподтек, потом взглянула на меня. – И где след от избиения? – Исчез, – оторопела я. Медсестра показала мне салфетку. – Зато бумага посинела. У нас проводят арт-терапию, приезжает художник. Пациент может зайти в зал для занятий в любое время, сам порисовать. Это приветствуется. Анна Ивановна изощренная лгунья, актриса, каких мало, постоянно играет разные роли. В этом месяце она избитая, сидит в тюрьме. В прошлом ей все зубы удалили без наркоза. И она ухитряется сбежать, несмотря на охрану. Хорошо хоть далеко не уходит, сидит в беседке. – Понятно, – кивнула я, – речь незнакомки показалась мне немного странной, но поскольку она говорила о побеге из тюрьмы, то я поверила ей. Хотела вызвать полицию, но не успела. – Имейте в виду, что бы Анна вам ни сообщила, все ложь! – воскликнула сиделка. – Наверное, она говорила о смерти мужа? О каких-то делах? – Нет, я вошла в беседку незадолго до вас, услышала жалобный плач, испугалась, решила: чей-то ребенок потерялся. Заглянула сюда и нашла женщину. Та сразу сообщила: «Я убежала из тюрьмы, меня били», и лишилась чувств, – солгала я. – Каждый раз одно и то же, – заявил один мужчина, – никто ее не обижает. Его коллега молчал, он очень внимательно смотрел на меня. – Поднимайте Анну, сажайте в кресло, увозите, – велела медсестра и опять обратилась ко мне: – Не переживайте, она крепко спит. Всегда так бывает. Спрячется здесь, рыдает, потом летаргия. Теперь сутки ее не разбудить. Парни тем временем унесли Анисину. – Не сердитесь, – начала извиняться сиделка, – я всегда очень нервничаю, когда Анна исчезает. Знаю, не унесется невесть куда, никогда еще такого не случалось. А все равно страшно. Иванова не отдает себе отчета, может кого-то обидеть, грубость сказать, настроение у нее, как погода в апреле, меняется. То, что она больна, не каждый сообразит, еще ударят ее за хамство. Я Оля, а к вам как обращаться? – Галя, – представилась я. У медсестры, однако, плохо с памятью. В начале нашей беседы она сообщила, что подопечную зовут Анна Кузнецова, сейчас сказала, что та Иванова. – А фамилия ваша? – спросила сиделка. – Петрова, – ответила я, – до свидания. – Провожу вас до машины, поговорим по дороге, – попыталась навязаться мне в подруги медсестра, которая определенно хотела увидеть номер автомобиля «Гали». Узнать потом, на кого зарегистрирована машина не особо трудно. – Я езжу на метро и только что пришла в парк, не хочу пока покидать его, – объяснила я и быстро удалилась. Глава двадцать восьмая – Частной психиатрической клиники вблизи парка и в округе десяти километров нет, – сообщил Кузя, – деревню Кутяпово Владимир Анисин приобрел много лет назад. Село тогда почти умерло. В нем осталось несколько избушек-развалюшек с никому не нужными стариками. Бизнесмен переселил пенсионеров в квартиры, снес их жилье и возвел усадьбу «Князь Владимир». Владение состоит из большого особняка, двух домов поменьше, хозпостроек, конюшни, птичьего двора, бани и коттеджа для гостей. – Прорву денег надо иметь, чтобы все это содержать, – резюмировал Сеня. – Анисины не бедствуют, – уточнил Кузя, – незадолго до ареста Владимир купил тридцать квартир в приличных районах. По десять апартаментов он подарил Елене, Екатерине и жене. Сейчас такое жилье, учитывая его расположение и что там есть машино-место в подземном гараже, можно снять минимум за двести тысяч. Верхнего потолка нет. Например, норку на Патриарших прудах Елена сдает за четыреста. Но давайте считать по двести, умножим на десять, имеем два миллиона в месяц.