– Двенадцать китайцев? Зачем? – Да перестаньте уже – «зачем, зачем?». Это меня сбивает. Пока что ему было ясно одно: с этой девушкой не ясно решительно ничего. Он подумал и спросил: – Почему Лидлер, а не Дэли? – Лидлер – моя фамилия по мужу. Я развелась год назад. Феннер фыркнул: – А где ваш муж? – Не знаю. А что? Феннер не ответил. Вместо этого он сказал: – Вашу сестру неделю назад убили в доме в Бруклине. Воцарилось долгое молчание. – Не верю. Взгляд ее бегал по лицу Феннера. Феннер пожал плечами: – Не хотите – не надо, но ее действительно убили. Мне эта девушка понравилась. Она пришла просить помощи. Мне не понравилось, как оборвалась ее жизнь, и я обещал себе найти ее убийцу. Глори схватила его за пиджак и хорошенько встряхнула: – Мэриан мертва? И вы вот так просто мне об этом говорите? Вам меня не жаль? Мэриан, Мэриан… Феннер взял ее за запястье и отвел ее руку: – Хватит, вы никудышная актриса. Вам плевать, что стало с Мэриан. Глори хихикнула, прикрыла рот ладонью, в глазах читалось изумление. – Зря я так. Вообразите только: Мэриан убита. Она перекатилась по кровати и зарылась лицом в подушку, трясясь от смеха. Вдруг Феннеру пришла в голову мысль. Он прижал ее голову к подушке, а свободной рукой сдернул простыню. Все еще удерживая ее, он задрал пижамную куртку и внимательно осмотрел ее спину. На плечах и спине были синяки, но никаких рубцов, как у Мэриан. Он поправил куртку, расправил простыню и отошел. Глори развернулась, ее глаза блестели. – Зачем… зачем вы это сделали? – Вы знали, что у вашей сестры вся спина в рубцах? – Вы же все знаете, да? Мы ничего не можем с этим поделать: мы обе такие, что уж. – И она расплакалась. Увидев слезы у нее в глазах, Феннер отошел к окну. Он чувствовал себя безмерно уставшим. – Увидимся завтра, – сказал он и направился к выходу. Пока он спускался по лестнице, были слышны ее всхлипы. «Я рехнусь, если в ближайшее время ничего не случится», – подумал он и пошел к ночному портье просить другой номер. Яркий солнечный свет просочился сквозь решетчатые ставни и упал поперек кровати Феннера. Часы внизу тихо пробили десять, и он беспокойно зашевелился. На восьмом ударе он открыл глаза и крякнул. Тело так и не избавилось от усталости, голова побаливала. Он смутно осознавал, что светит солнце, и потому снова закрыл глаза. Потом, когда сознание немного прояснилось, он почувствовал какой-то запах и тяжесть в изножье кровати. Он тяжело вздохнул, и Глори захихикала. Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век, и не до конца пробудившиеся чувства подсказали, что она очень мила. Она свернулась калачиком ближе к краю кровати, подтянула длинные ноги к подбородку и обхватила руками колени. Подбородком она уперлась в маленькую ямку между коленями и уставилась на Феннера блестящими глазами. – Во сне ты казался красивым и добрым, – сказала она. – Разве это не прекрасно? Феннер сел и пригладил волосы. Чувствовал он себя преотвратно. – Ты не могла бы уйти? – терпеливо сказал он. – Когда я захочу тебя видеть, сообщу. Мне в принципе не нравится присутствие женщин в моей спальне. Я старомоден, и меня легко шокировать. Глори хихикнула: – Ты такой душка. Феннер взвыл. Теперь, когда он сел, голова по-настоящему разболелась. – Двигай отсюда. Быстро! Кыш! Глори раскинула руки, ее невероятные синие глаза сверкали. – Взгляни на меня: я же беззащитна. Ты можешь сделать со мной все, что угодно. – Когда ты наконец уберешься? Глори соскользнула с кровати. В пижаме Феннера она смотрелась довольно забавно – как в мешке. Феннер резко сказал: – И вообще, выглядишь ты отвратно. Пойди-ка оденься. Тогда можно будет позавтракать и поговорить уже иначе. Глори хлопнула в ладоши: – Ну разумеется! – Она расстегнула куртку и швырнула через всю комнату. – Эй, прекрати сейчас же! Тело ее выглядело безупречно: мраморная статуя с перламутровым блеском. – Очень, очень мило, – сказал Феннер. – Возможно, в другой раз. А сейчас я хочу кофе, да покрепче. Раннее утро – неподходящее время. Глори, хихикая, заплясала по комнате. Феннер подумал, что это самое красивое и испорченное создание, которое он когда-либо видел. Она засмеялась: – Что, нравлюсь? Феннер сел, опираясь на локоть. – Прошу, надень пижаму и уходи. Достаточно уже. В ее глазах появилось сомнение, словно туча закрыла луну. Блеск во взгляде пропал. Она подошла к кровати и села совсем рядом с ним. – Что со мной не так? Я такая ужасная, что ты не можешь? Феннер помотал головой: – Ты не ужасная, но я отношусь к этим вещам иначе: они значат для меня больше, чем для тебя. А теперь оденься наконец. Она помрачнела и встала, медленно надела пижаму и вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Феннер вылез из постели, пинком захлопнул дверь и пошел мыться, думая: «Надо же, как скверно утро-то началось». После душа полегчало, и он заказал кофе по телефону. Когда официант принес напиток, он был уже одет. Две чашки привели его в чувство, и он пошел в комнату Глори. Она была одета. При ярком дневном освещении тесное черное платье казалось неуместным. Она сидела у окна и смотрела на улицу. Феннер вошел и тихо закрыл за собой дверь. – Что собираешься делать? Глори обернулась с улыбкой. Вот это было неожиданно: широко раскрытые, честные, дружелюбные глаза. – А что мне остается? Он прислонился к стене и задумчиво посмотрел на нее: – Тебя трудно понять. Я думал, будет куча проблем, но, видимо, ошибался. Она развернулась спиной к окну. – А мне по-прежнему кажется, что ты душка. Судя по всему, я к тебе привязалась. Феннер посмотрел мимо нее, на улицу. Внизу стоял черный седан. Он уже видел эту машину. Из занавешенного окна высунулась мужская рука. Солнце блеснуло на дуле пистолета. Эта картина парализовала Феннера, и он упустил пару секунд. Глухой удар – и Глори вскрикнула, негромко, хрипло, потом соскользнула на пол, прежде чем Феннер смог отреагировать.