Он засовывает руки в карманы. — И с чего мне, блин, начать? Я жду. Я знаю, он раздумывает, потому что у него вид такой, будто его терзает боль. Некоторые вещи никогда не меняются. — Кэсси, тебе не кажется полнейшим безумием, что мы так и не поговорили обо всем, что стряслось между нами, и всего через несколько минут я поцелую тебя? — Нет, ты не поцелуешь меня, — говорю я. — Поцелую. Это есть в сценарии. — Я имею в виду, тупица, что это Сэм поцелует Сару. Мы будем где-то в другом месте, так ведь? Он делает шаг вперед, и я сопротивляюсь рвению отступить назад. Я больше не буду этого делать. Жар его тела прожигает меня сквозь одежду. Я не хочу смотреть ему в глаза, но он не оставляет мне выбора. — Мы оба знаем, что это так не работает, — говорит он так тихо, что его слышу только я. — Как бы сильно мы не стремились полностью отдаться эмоциям наших героев, это не отменит того, что именно мои руки будут тебя обнимать, и мои губы будут к тебе прикасаться. И теперь, я чувствую себя довольно странно, принимая во внимание весь наш багаж, которым можно заполнить гребаный универмаг, но, если тебе все нипочем, и ты не хочешь ничего обсуждать, давай сделаем это и посмотрим, что из этого выйдет. Его способность заставить меня вскипеть гневом за тридцать секунд поразительна. Он хочет поговорить сейчас, потому что ему видите ли удобно? Единственное, что у него получается хуже, чем принимать решения касательно отношений, это умение выбирать время. — У тебя было три года, чтобы поговорить, — говорю я. — Но единственный раз, когда ты связался со мной, был тогда, когда ты был пьян и не мог связать и двух слов. — Неправда. Е-мейлы… — Были полны манипуляций и жалких попыток заставить меня бегать за тобой… снова. В них была только неопределенность и жалость к себе, и ты даже ни разу не извинился, заносчивый ублюдок. — Все в порядке? — кричит нам Марко. Мы приклеиваем фальшивые улыбки на лица и киваем. — Все нормально, — говорит Холт натянутым голосом. — Просто прорабатываем несколько идей. — Отлично. Тогда за работу. Холт поворачивается ко мне, но я уже сыта по горло этим разговором. — Давай просто покончим с этим, — говорю я. У меня нет настроения находиться с ним в одном помещение, не говоря уже о том, чтобы сыграть любовную сцену. — Бери свой сценарий и пошли. Он смеется, но звук смеха отдает пустым гулом. — Мне не нужен сценарий для этой сцены. — Кто бы мог подумать. Мы занимаем исходные позиции на противоположных концах площадки. Марко хлопает руками, призывая всех к тишине. — Хорошо. Начинай, когда будешь готова, Кэсси. Я захожу на площадку разгневанная сильнее, чем того требует сценарий, но черт с ним. Я направлю гнев в нужное русло и все сработает. Мы играем свои роли, отражая выпады друг друга резкими выражениями и обидными эмоциями. Я хожу вокруг него. Он держится на расстоянии. Задетый и отстраненный. Сегодня он в ударе. — Ты правда думаешь, что у нас еще есть шанс? — спрашивает он. Я чувствую его напряжение на противоположной стороне площадки. — У нас нет шансов. Ты знаешь это. Я знаю. Твоя мать, шлюшка из придорожного клуба, знает, и только у нее хватило духу сказать это вслух. Прекрати бороться с неизбежностью. Неизбежность всегда побеждает. Мой голос тих, но дрожит от ярости. Гнев захлестывает меня. Он неправ. Как обычно. Я заползаю под кожу Сары, и делаю ее реакцию своей. — Когда ты стал таким трусом? — Примерно в тот самый момент, когда понял, что ничего о тебе не знаю. — Ты знаешь меня! Ты знаешь обо мне все самое важное. — Не морочь мне голову! Я знал лишь то, кем ты прикидывалась, и из тебя, милочка, получилась чертовски хорошая актриса. Ты с легкостью обвела меня вокруг пальца. Комната гудит от напряжения. Он ищет выход. Я не собираюсь давать ему это. — Сэм, я знаю, ты любишь меня. Мне известно это так же, как и то, что небо голубое, а земля круглая. Если ты уйдешь сейчас, то, проснувшись однажды утром, через пять лет, задашься вопросом, какого черта ты натворил, ведь люди всю свою жизнь проводят в поисках того, что у нас уже есть, а ты так просто от всего отказываешься. Неужели ты не видишь это? Мой гнев заполняет воздух вокруг и сгущает его, отчего становится трудно дышать. Он даже не может взглянуть на меня. Словно раненный зверь, который намеревается удрать. — Я не могу быть твоим проектом, Сара. Меня уже не изменить. — Он поворачивается, собираясь уйти. — Постой! — Мучительная боль в моем голосе останавливает его. — Ты никогда не был для меня проектом. И ты не уйдешь, пока не скажешь, что не любишь меня. Его плечи опускаются, и он бормочет бранные слова. — Скажи это! Он поворачивается. Выражение его лица наполнено противоречием. Преисполнено боли. — Если ты хочешь положить конец нашим отношениям, — говорю я дрожащим голосом, — тогда хотя бы сделай это правильно. Он сопротивляется, но я не собираюсь отступать. — Скажи это. Он делает вдох. — Я не люблю тебя. Мне практически слышно, как его сердце раскалывается сквозь боль в его голосе. Я требую сказать это снова. Он повторяет, но уже тише. Я пытаюсь сломить его, чтобы он не смог уйти. Он должен остаться и пасть вместе со мной. Я прошу повторить его еще один раз, и едва дыша, он выдавливает: — Я… не… люблю тебя. Его взгляд сосредоточен на полу. Он сломлен. — И ты веришь в это? — спрашиваю я. Когда он смотрит на меня глазами, полными агонии и слез, я словно начинаю тонуть. — Нет, — отвечает он, и не успеваю я подумать, подготовиться или просто сорваться с места, как он возникает передо мной и заключает мое лицо в свои ладони. От его прикосновения мое дыхание сбивается. И только воздух устремляется в легкие, как он накрывает мой рот своим. Все вокруг взрывается. Мое тело и разум цепенеют. Чувства переполняют, и три года разлуки исчезают в свете ослепительной миллисекунды. Его губы такие же, какими я их помню. Теплые и мягкие. Восхитительные, что не описать словами. Он шумно вдыхает, и хватка его рук усиливается: одна на моей щеке, другая – на затылке. Он издает тихий, гортанный стон, и жар затопляет меня. Мое тело прижато к нему, руки путаются в волосах, и каждая причина, по которой мне нужно держаться подальше от него, тает, когда наши рты раскрываются навстречу друг другу. Поцелуй груб и безрассуден, полный страсти, которую я не хочу чувствовать. Но это… именно в таких моментах и живут лучшие воспоминания о нем. Это то, какими мы должны были быть. Всегда. Касаться друг друга губами и руками, вдыхая воздух друг друга. Упиваться нашей глубинной душевной связью, а не бежать от нее. Его руки скользят по моему дрожащему телу, которое не испытывало этого огня уже слишком долго. Вот почему у меня не было длительных отношений последние три года. Вот почему я сплю с мужчинами только один раз и никогда не перезваниваю. Потому что они не вызывали во мне подобных чувств. Я отчаянно хочу, чтобы кто-нибудь другой сломил меня так, как сломил он, но никто даже близко не подобрался. Это впервые, когда я по-настоящему чувствую возбуждение с тех пор, как он меня оставил, и я ненавижу себя за это. Я отстраняюсь и мне удается выдохнуть: — Итан. — Боже… Кэсси, — шепчет он, и целует меня снова. Мое тело не может насытиться им, хоть разумом я и знаю, что это неправильно. Каждая частичка меня жаждет его. Звуки, которые он издает, жалобны и полны отчаяния. Он притягивает меня ближе. Обнимает крепче.