— Я ваших рук рукой коснулся грубой. Чтоб смыть кощунство, я даю обет: к угоднице спаломничают губы и зацелуют святотатства след19. Слова формальные и устаревшие, и все же мое тело реагирует на них так, словно они неподвластны времени. Его пальцы все также прикасаются к моей щеке, когда он медленно наклоняется. Мне видны лишь его губы, приоткрытые и мягкие. Я знаю, что Джульетта отстранилась бы, но мне этого не хочется. Я помню свое следующее действие и убираю его руку со своего лица. Я держу ее в своей руке и медленно поглаживаю его пальцы. — Святой отец, пожатье рук законно. Пожатье рук – естественный привет. Паломники святыням бьют поклоны, прикладываться… надобности нет. Я смыкаю наши ладони вместе, мой голос лёгок, но ритм сбивчив. Я не могу ясно мыслить. Он стоит так близко, что я ощущаю, исходящий от него запах мыла и одеколона. Его дыхание испускает сладкий аромат шоколада. Я ощущаю его каждой частичкой своего тела, мои руки дрожат. Он приподнимает свою другую руку, чтобы накрыть мою, и потом ласкает ее. Мягкий шелест касания кожи о кожу – это самое интимное, что я когда-либо испытывала. Напряженный ток, что струится в наших руках, мерцает в моей крови. Должно быть, на него это тоже влияет, потому что голос его становится низким и тихим. — Однако губы нам даны на что-то? Я чувствую вибрацию его голоса напротив моего лица. — Святой отец, — отвечаю я, пока ласкающими движениями он сплетает наши пальца вместе, поглаживая мягкую кожу между ними и вызывая во мне дрожь, — молитвы воссылать. — Так вот молитва: — говорит он, снова сосредотачиваясь на моих губах, — дайте им работу. Склоните слух ко мне, святая мать. Сила его энергии наполняет меня до отказа. Мне едва хватает воздуха, чтобы продолжать говорить. — Я слух склоню, — шепчу я, — но двигаться не стану. — Не надо наклоняться, — бормочет он, подаваясь ближе, — сам достану. Я задерживаю дыхание, когда его губы опускаются ниже, замирая прямо над моими – так далеко от того, где я хочу, чтобы они были. Я уже было собираюсь закрыть глаза и насладиться моментом, как он останавливается. Моргает и качает головой. Его хватка на моих руках усиливается. Итан, нет. Он зажмуривает глаза и издает раздражённый, сдавленный стон. — Мистер Холт? — зовет Эрика из зала. — Самое время поцеловать ее. Какие-то проблемы? Он отпускает мои руки и отступает назад. Страх, который он так сильно старался подавить, вырывается на свободу. Отражается на его лице, и мышцы его напрягаются. — Я же говорил, что не смогу, — говорит он, напряженным от паники голосом. — Я говорил вам обеим. — Мистер Холт? Он качает головой и засовывает руки в карманы. Сутулит плечи. — Какого хрена меня никто никогда не слушает? Он кидается за боковые декорации, и оклики Эрики не останавливают его. Я собираюсь было пойти за ним, но Эрика жестом просит меня подождать. — Кэсси, — говорит она, поднимаясь ко мне на сцену. — будь осторожна с ним. Он явно ассоциирует эмоциональную близость с болезненными последствиями, и это возможно основная причина его внутренних проблем. У меня нет сомнений, что он может сыграть эту роль, но его нужно убедить. На самом деле, ты единственная, кто может ему помочь. — Не уверена в этом. Наша обычная форма общения – это постоянные крики друг на друга. Она улыбается. — А ты не заметила, что ты единственный человек из всей группы, с кем он хоть как-то контактирует? Он едва ли разговаривает с кем-либо еще. Я чувствую вину за то, что не осознавала, насколько одинок Холт. Во время обеденного перерыва он исчезает, когда я сижу с Коннором и Мирандой. После занятий, когда все перед уходом болтают, он первый, кто выходит за дверь. Один. Я думала, что он просто избегает меня, но возможно он избегает всех. — Я поговорю с ним, — говорю я. Она улыбается. — Порой человек воздвигает вокруг себя стены не только, чтобы отгородиться от людей, но, и чтобы понять, кому важно их разрушить. Понимаешь? Я киваю и ухожу со сцены. По мере того как я углубляюсь в закулисную тьму, я различаю звук скрежета и устремляюсь на него. — Холт? Я нахожу его в одной из гримерных, сгорбившимся на стуле с головой в руках. Огоньки, что отражаются в зеркале позади него, окружают его голову словно нимб. Я переступаю через порог. Он выглядит таким несчастным, что мне хочется заверить его, что все будет в порядке, но я не знаю с чего начать. — Просто дай мне уйти, — говорит он, не глядя на меня. — Тебе нужен кто-то другой. Не я. — Я не хочу никого другого, — говорю я, подходя к нему. — Я просто думаю, что, если ты доверишься себе и мне, мы сможем создать нечто поистине потрясающее. — Тейлор… — Он вскакивает со стула и подходит к окну. — Я знаю свои возможности, и это мой предел. — Просто попытайся, — убеждаю я, вставая позади него. — Это все, о чем я прошу. Я знаю, подобные вещи даются тебе нелегко, но не отказывайся от роли, даже не попробовав. — Какой смысл пытаться, когда я знаю, чем все обернется? Я провалюсь и потяну тебя за собой. Будет лучше, если мы закончим сейчас, пока еще есть время подобрать на эту роль кого-то другого. — Уже слишком поздно, — говорю я, наблюдая, как его плечные мышцы напрягаются под футболкой, и у меня возникает желание погладить их. — Знаю, на днях я сказала, что не хочу, чтобы ты был моим Ромео, но я была неправа. Им должен быть ты. Я не представляю никого другого в этой роли. Он кладет руки на подоконник, и его плечи никнут, когда он опускает голову. — Тебе обязательно нести дерьмо вроде этого? — Вроде чего? — Мелочи, из-за которых ты начинаешь мне нравиться. Это чертовски бесит. Не в силах больше сдерживать себя, я кладу руку между его лопаток и нежно глажу. Его мышцы напрягаются под моими пальцами, и когда он вдыхает, получается тяжело и прерывисто. — Просто пусть Коннор сыграет его, — говорит он, поворачиваясь ко мне. — Он, наверно, кончит себе в штаны, как только ты поцелуешь его, но работа будет сделана. — Я не хочу целовать Коннора, — отвечаю я. — Я хочу поцеловать тебя. Он застывает и, кажется, перестает дышать. Мгновение он всматривается в меня, затем делает маленький шаг вперед. Мое внимание сосредоточено на нем, несмотря на то, что инстинкт кричит мне бежать. Ему ничего не стоит отвергнуть меня снова, но я уже зашла достаточно далеко и не собираюсь идти назад. — Ты правда хочешь, чтобы я поцеловал тебя? — Да. Пожалуйста, Итан. — Ты не знаешь, о чем просишь. — Он хмурит брови. — Знаю, — говорю я, и делаю шаг вперед. — Если это то, что нужно тебе, чтобы понять, сможешь ли ты сыграть эту роль, давай сделаем это. Это же просто поцелуй. Он отходит назад, в нем нарастает паника, когда я подаюсь вперед. — Что, если это будет не просто поцелуй? — спрашивает он, прислоняясь спиной к стене. — Что мы будем делать тогда? Я кладу руки ему на грудь и чувствую, как неистово колотится его сердце. Шум отдается вибрациями в его горле, и когда я поднимаю взгляд, вижу, что он пристально смотрит на меня. Желание, исходящее от него, одурманивает мой мозг и у меня слабеют ноги. — Прекрати драматизировать, — шепчу я, водя пальцами вдоль его шеи и подбородка. — Если мы поцелуемся, то, скорее всего, удостоверимся, что наши тела также абсолютно несовместимы, как и мы сами. Боже, какая же я лгунья. Я уже возбудилась сильнее, чем за всю свою жизнь. Каждая частичка меня кричит мне, чтобы я прикоснулась к нему. Он так приятно ощущается под моими руками. — Тейлор, — говорит он, обхватывая мою талию рукой и притягивая ближе, — если мы как-то и совместимы, то только физически. Он притягивает меня к себе, и у меня сбивается дыхание. Я чувствую, какой он большой и твердый напротив моего живота. Осознание того, что я способствовала этому, приносит мне дикое удовлетворение. Я прижимаюсь к нему сильнее. Он закрывает глаза и стонет. — Это плохая идея. Серьезно.