Она пожимает плечами. — Я бросила его. У меня ведь есть потребности, верно? Если он не станет удовлетворять меня, то я найду это на стороне. Холт издает неодобрительный звук, но ничего не говорит. — Самое странное, — продолжает Зои, когда мы заходим в кафетерий. — Из всех парней, с которыми я встречалась, он наверно единственный, кому было на меня не все равно. Может он был одним из тех редких парней, которые не хотят заниматься сексом без любви. У меня внутри все обрывается. В этом проблема Холта? Он не любит меня и потому не хочет спать со мной? В этом есть смысл. Может его чувства ко мне ограничиваются чисто животной похотью? Мысль проскальзывает в мой мозг и закручивается спиралью; жар приливает к моему лицу от смущения и гнева. — Я бросила попытки понять мужчин, — говорит Зои, рассматривая витрину с шоколадными батончиками. — Они странные. Аминь, сестра. Она выбирает три шоколадных батончика и идет на кассу. Лукас и Джек берут в охапки чипсы и шоколад, а я выбираю мягкое мороженое, чтобы остудить свое покрасневшее лицо. Выхожу на улицу и сажусь за один столик с остальными, и когда к нам присоединяется Холт, я избегаю его взгляда. Сосредоточившись на мороженом, провожу языком по краю рожка, ловя капли, пока те не успели упасть. Закрываю глаза и мне почти видно, как холод скользит по моему горлу, разливаясь сверкающе синим покалыванием по моему животу, и выходя наружу сквозь поры кожи. Я чувствую легкое прикосновение к своей ноге, и когда поднимаю взгляд, вижу, что Холт пристально смотрит на меня, наблюдая за моим ртом. Он смотрит мне прямо в глаза и мерцающему синему в моем теле немедленно на смену приходит сверкающе оранжевое тепло, тлеющее и пылающее во всех местах, где я хочу, чтобы он меня коснулся. Но только я начинаю ерзать и чувствовать неприятное тепло, как меня осеняет, что возможно только это у нас и есть – сексуальный напалм, который не требует ни дружбы, ни интимной близости. Он снова касается моей ноги, водя носком обуви вдоль моей лодыжки и икры, и это просто нелепо, что я чувствую это прикосновение каждой клеточкой своего тела. Ну вот, я сейчас вся сгорю. Он стремится испепелить меня изнутри. — Мне нужно идти, — бормочу я, вставая и выбрасывая остатки мороженого в урну. — Увидимся на уроке, ребята. — Тейлор? Перекидываю сумку через плечо и, не оборачиваясь, пересекаю двор по направлению к театральному корпусу. Десять минут спустя, когда я выхожу из уборной на первом этаже, Холт стоит неподалеку, прислонившись к стене с хмурым видом. — Хей. — Он оглядывается вокруг, и лишь потом подается вперед и касается моего лица. — Ты в порядке? Иногда, когда куришь травку первый раз, начинает мутить. С тревогой на лице он отбрасывает пряди моих волос назад, но стоит ему только заслышать чьи-то шаги, спускающиеся по лестнице, как он отступает назад и прислоняется к стене, задрав одну ногу – идеальный образ безразличия. Я смотрю на то, как он смущенно переминается на месте в ожидании, когда студент пройдет мимо, и задаюсь вопросом: а не почудилась ли мне тревога на его лице? Может в этих не существующих отношениях, я являюсь той, кто давит на него и подталкивает к поступкам, которые он на самом деле делать не хочет? Или же хочет, но не так сильно. — Тейлор? — Он снова делает шаг вперед. — Ты не ответила мне. Ты в порядке? Я моргаю и качаю головой. — В порядке. Мы направляемся к лекционному залу, где проходит наше занятие по журналистике. Между нами висит напряжением, но я сопротивляюсь стремлению его разрядить. Я всегда была той девушкой, которая видит ошибки и пытается исправить их. Не думаю, что я могу исправить это. — Джек приглашает сегодня на посиделки с пиццей, — говорит Холт, когда мы начинаем подниматься по лестнице. — Хочешь пойти? Чтобы притворяться весь вечер, что ты просто мой друг? — Нет, спасибо. Боже тебя упаси пригласить меня на настоящее свидание, где люди могли бы видеть, как мы касаемся друг друга. Холт досадно выдыхает и хватает меня за руку. — Так все, хватит! Ты слишком тихая и не такая самоуверенная. Что случилось? Пожимаю плечами. — Мне нечего сказать. — Это невозможно. — У нас занятие. — Так значит, ты в порядке? — Если нет, это что-то изменит? Он хмурится, но мы вновь устремляемся вперед. Я знаю, что веду себя пассивно-агрессивно, но у него был почти месяц, чтобы доказать, хочет ли он видеть меня в своей жизни больше, чем просто сексуальное отвлечение, однако он все так же эмоционально отстранен, как и всегда. Мне это надоело. Когда мы занимаем наши места, я обессилено опускаюсь на стул и закрываю глаза. Внутри меня режущая пустота, и пусть я не замечала ее прежде, думаю, это чувство сидит во мне уже какое-то время. Это та часть меня, которая нуждается в ком-то особенном; в ком-то, кто будет хотеть меня достаточно сильно, что не будет бояться быть храбрым. В ком-то, кто будет обнимать меня так, что станет непонятно, где кончается он и начинаюсь я. В ком-то, кем я думала может быть Холт, но сейчас я в этом уже не уверена. Остальная часть лекции проходит как в тумане, и хотя я периодически чувствую на себе взгляды Холта, я игнорирую его. Не знаю, почему осознание того, что я больше не могу довольствоваться лишь малой его частью, настигло меня только сегодня. Возможно, марихуана поспособствовала очистке моего разума от похоти, которой тот был затуманен с тех пор, как у меня появились чувства к нему. Он говорил мне, что все так и будет, и что я хочу больше, чем он готов мне дать, но по какой-то причине я наивно верила, что смогу изменить его. Очевидно, нет. Когда лекция заканчивается, я торопливо прощаюсь с ним и направляюсь во двор, больше всего желая принять горячую ванну. Ясная погода, которая стояла в обед уступила место проливному дождю, и я стараюсь держаться козырьков крыш как можно дольше, прежде чем выйти под ливень. — Эй, Тейлор, постой! Несколькими шагами он преодолевает расстояние между нами, держа рюкзак над головой, но дождь начинает бушевать только сильнее. — Ты не хочешь потусоваться сегодня? — Не очень. — Почему нет? — Я просто не хочу. Это преступление хотеть побыть наедине с собой? Вспышка боли пересекает его лицо. — Нет, не преступление, просто… ну обычно мы проводим среды вместе, и судя по тому, как ты сегодня смотрела на меня, я подумал… — Ты подумал что? — Ну, создалось впечатление, что ты хотела опрокинуть меня и поцеловать. Я подумал, что может ты хочешь пошалить или заняться еще чем-то. В этом-то и проблема, Итан. Ты думаешь, мы просто шалим. — Нет, я пас. Хотя, спасибо за предложение. Я прибавляю шаг, и моя обувь наполняется водой. Неприятные хлюпающие ощущения только сильнее натягивают во мне нервы. Идя в ногу со мной, он перекидывает рюкзак через плечо, бросая попытки спрятаться от грозы. — Кэсси, что происходит? Ты злишься на меня за что-то? Я досадно выдыхаю. — Нет. Я злюсь на саму себя. Не парься. Уходи из-под дождя. Он хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе. — Я никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, что происходит. Я не хочу вести этот разговор сейчас, и в особенности, под промозглым дождем, но он не оставляет мне выбора. — Итан, я просто устала от этого танца, который мы исполняем. Это всегда один шаг вперед и два назад, и пусть ты говорил, что так все и будет, по какой-то причине я решила не верить тебе. Меня достало принуждать тебя к поступкам, которые ты делать не хочешь. Так что… да… вот что происходит. До завтра. Я поворачиваюсь и иду прочь, пытаясь ускользнуть от дождя, что бессмысленно; и пытаясь опередить его, что невозможно. — Стой! Кэсси, поговори со мной. Он снова разворачивает меня к себе, и волосы липнут к его голове, а капельки воды стекают по его носу. — Не о чем говорить. Ты – это ты, а я – это я, и ты был прав, когда говорил, что нам не стоит что-либо начинать. Мы хотим совершенно разного и, думаю, я наконец-то поняла, что меня это не устраивает.