Глава 20 – Какое, по-твоему, самое лучшее чувство в мире? – спрашиваю я у Григория, пока он уверенно ведет машину. Непривычно видеть за рулем его самого, а не водителя. Тем более слушать музыку, которая ему нравится. У нас немного разные вкусы. Но ничего страшного. – Когда вдруг получается изменить безнадежную ситуацию в лучшую сторону, – говорит он, немного подумав. – Наступает облегчение такой силы, что земля уходит из-под ног. – И много раз получалось? – Один раз не прокатило. – Все плохо закончилось? – Трагедией. – Подробности можно не спрашивать? Шахов громко хмыкает. Ожидаемо, что их не будет. – А у тебя? – переводит он тему. Задумываюсь. Все мои переживания связаны со смертью мужа. Первое время даже считала, что не смогу ее пережить. От нервов все болело, выпадали волосы. Мысли были вялые, как у полуобморочной. Но говорить об этом с любовником нежелательно. Особенно с таким, как Шахов. Я это прекрасно понимаю. Да и вообще, кому они нужны, эти мои переживания? Никому, кроме меня и бабушки. – Не знаю. Я запуталась в своих чувствах. Однако недавно был случай, который буквально вытолкнул на поверхность из депрессивных мыслей, в которых я тонула после смерти мужа. Григорий бросает в мою сторону любопытный взгляд. – Я не такая жадная на слова, как ты, и могу рассказать. Хочешь? – Хочу. – В тот день мне нужно было ехать в другой конец города, оформлять кучу бумаг и делать все то, чем заниматься не хотелось. Машину я оставила дома и вызвала такси. Приехал бордовый седан. За рулем оказалась женщина. Я села в салон, поздоровалась. Несколько минут смотрела на нее, а потом первая с ней заговорила. Что мне вообще-то не свойственно. Незнакомка ответила на итальянском. В ее голосе было столько энергии, жизни. И в то же время отчаяния и боли. Зацепило. Между нами завязалась беседа. Я вдруг стала рассказывать, что осталась одна и не могу свыкнуться с гибелью мужа. Женщина в ответ поведала свою историю. Больше пятнадцати лет она прожила в Италии, в хорошем доме. Имела прекрасную и интересную работу, купалась в нежности близкого человека. И в один день всего этого лишилась. Контракт с ней не продлили, гражданство не дали. Любимый бросил, сказав, что не поедет за ней в Россию. Вере, так звали мою случайную попутчицу, ничего не оставалось, как вернуться на родину, чтобы начать с нуля. В дороге, пока мы ехали до конторы нотариуса, она рассказывала о том, что ее душа, мысли, вся ее жизнь осталась в Италии. Как ей тяжело смириться и тем не менее она продолжает вставать каждое утро и что-то делать. Это было так похоже на мое внутреннее состояние… Тогда я спросила, откуда она берет силы. И после того, как я вышла от нотариуса, Вера отвезла меня в храм. В тот момент я поняла, что давно не обращалась к Богу. Даже на отпевании мужа не появилась в храме. Я вообще не особо помню день похорон и то, что было после них. – Быстро пожимаю плечом, не желая вдаваться в подробности. – Но суть в другом. Незнакомая женщина, несмотря на весь кошмар, который переживала и переживает сама, захотела меня поддержать. Подбодрила, отвезла в церковь, выпила со мной кофе, погуляла в парке. И привезла домой новую меня. – Она тебе больше не звонила? – Нет. Вспоминаю о тех днях и не верю, что справилась. Сейчас намного легче. – Тогда во мне были отчаяние и боль во всех уродливых формах. Никто не мог до меня достучаться: ни бабушка, ни Нина, ни друзья Миши. А у этой женщины получилось… – Такие люди и встречи – огромная редкость. – Шахов включает поворотник и снижает скорость. – Нужно заправиться. Тебе что-нибудь купить в супермаркете? – Да, – киваю я. – Кофе и шоколадный батончик. Машина плавно останавливается у топливораздаточной колонки. Григорий выходит на улицу и идет к небольшому магазинчику. Смотрю на его широкую спину, думая о том, что Шахов тоже появился в моей жизни неожиданно и все перевернул с ног на голову. Не знаю, хорошо это или плохо, но факт остается фактом: я стала меньше думать о Мише. – Взял тебе американо. Не знаю, какой кофе ты любишь. – Григорий протягивает мне картонный стаканчик и аппетитную булочку с сыром. – Вообще, я кофе не очень люблю, но сейчас хочется. А вот булочки обожаю. Особенно с сыром. – Тогда и шоколадку держи. – Шахов опускает руку в карман ветровки и достает батончик. – Спасибо, – благодарю я. – Нам еще долго ехать? – Не особо. Нет у меня времени на длительные перемещения. Тем более наземным транспортом. – Я уже обратила внимание, что сегодня ты сам за рулем. Это редкость? – Большая. Взгляд останавливается на шрамах на его запястье. Не уверена, что Шахов расскажет, как их получил, но решаю попытать удачу. – Откуда у тебя следы на левой руке? Дав чаевые автозаправщику, Григорий садится за руль. Смотрит мне в глаза. Так пристально, что становится не по себе. Странное тепло начинает щекотать изнутри. В такие моменты, как этот, кажется даже, что я Шахову небезразлична. – За мать вступился. После смерти отца было очень тяжело. И финансово, и морально. Коллектор собирался ее изнасиловать, в итоге досталось мне. Кисть практически не работала. Позже, когда начал зарабатывать, я перенес две операции, чтобы вернуть чувствительность и подвижность. Потом нашел ублюдка, который травмировал меня, и хотел переломать ему пальцы. Но увидел его сторчавшегося, и всю ненависть сняло как рукой. Оставил подыхать своей смертью, не стал брать грех на душу. Я вспоминаю о пистолете, который видела у охранника Шахова. – Ты связан с криминалом? – Нет. – А раньше? Григорий цокает языком. – В таком ведь не признаются, Агния, – с усмешкой произносит он, уходя от ответа. – Но кое-что, так и быть, тоже тебе расскажу. Связанное с этими шрамами. Какая-то бабка у метро, знахарка или гадалка, в двадцать лет нагадала мне, что у женщины моей тоже отметина будет. Только на правой руке. – И? – С Полиной наш брак, пусть он и был гражданским, распался. Остались лишь несколько общих дел и мелкие формальности. – У меня тоже нет шрама. – Значит, свою женщину я еще не встретил, – смеется Григорий. Почему-то это царапает. Едва сдерживаюсь, чтобы не попросить его развернуться и отвезти меня домой, к бабушке. – Ты веришь в это? Он тянется за пачкой сигарет и зажигалкой. Прикуривает. – А хер его знает, – хмыкает. – Это же глупости! – А вдруг нет? – Шахов задорно прищуривается. Я и так чувствую себя не в своей тарелке в отношениях с ним, а Григорий никак не упрощает задачу. – Этой бабке я бы поверил. Мы тогда с Севой Каменецким бизнес вели. Она его увидела и сказала, что он от снега умрет через два дня. Дело было посреди лета. Жара стояла невыносимая, мозг плавился. Мы оба посмеялись. А спустя несколько дней Севу какой-то гопник в подворотне ножом пырнул. Мой друг истек кровью и умер от рук рецидивиста, который грабил квартиры старушек. Погоняло у него знаешь, какое было? – Снег?.. – потрясенно выдыхаю я. – Да. Форточник Назар Снегин. Я эту бабку потом найти хотел, но ее и след простыл. По коже мурашки бегут от этой истории. Неужели так и правда бывает? – Получается, я лишь временное твое увлечение? – Забей, Агния. Нам хорошо вместе, остальное сейчас не важно. Через час мы въезжаем во двор роскошной виллы. Я такие только в кино видела. – Это твоя? – Можно и так сказать. Покупал я, но по документам принадлежит матери.