– Что ты хочешь обо мне узнать? – В его голосе слышится мягкость. – Какой цвет ты любишь? Где тебе нравится отдыхать? Нравится ли тебе больше море или горы? Хотя это совершенно не то. Вот вообще. Я о другом хотела спросить, но язык не поворачивается затронуть личные темы. Не покидает ощущение, что есть что-то такое из биографии Шахова, что может меня потрясти. Возможно, даже оттолкнуть, а Григорий специально утаивает эти факты. – Мне жить нравится, Агния. Все остальное второстепенно. Ну и что значит, не знаешь? С моими способами расслабления ты очень даже хорошо знакома. Я закатываю глаза. Что за привычка все сводить к сексу? Но хорошая новость заключается в том, что даже в стенах больницы Шахов думает об интиме со мной, а значит, Григория все так же влечет ко мне. Независимо от шрамов на руках. – Чего загрузилась? Подцепляет вилкой кусочек рыбы и подносит к моему рту. Смотрит в глаза. А я вспоминаю о наших ночах и как Григорий вот так же не сводил с меня глаз, но только в момент нашей близости. – Когда меня выпишут? Может, правда попробовать принять ситуацию, раз повлиять я на нее не могу? – А что? – Домой хочу. – И кто там будет за тобой ухаживать? Старая бабушка? – У меня есть деньги, я найму помощницу на первое время. Шахов ухмыляется. – Давай без самодеятельности, Агния. К тому же я договорился с врачом. Операция по восстановлению кожи на руках и на лице будет уже на следующей неделе. Потерпи. – Так быстро? – А что тянуть? Личико сделаем идеальное, с руками пока открытый вопрос, сильный ожог. Смотрю на кисть Шахова, на которой виднеются шрамы. Опять хочется говорить о благодарности, что возится со мной, как с ребенком, но вместе этого произношу другое: – Это все равно очень тяжело… Григорий ставит контейнер на тумбочку рядом с кроватью. – Полагаю, да. Как представлю, что мог бы оказаться на твоем месте и не иметь возможности тебя трогать, – склоняется надо мной и гладит по плечу, – становится не по себе. Опускает руку ниже, запуская жар по венам. Его ладонь неспешно гладит мой живот, а затем оказывается между ног, там, где сейчас сосредоточилось все напряжение. – Что ты делаешь?.. – я тихо выдыхаю, когда Шахов наклоняется и касается губами моей шеи. Григорий совсем не торопится с ласками, но я понимаю, чем сейчас все закончится. Моим оргазмом. Которого я действительно очень хочу. Небритый подбородок царапает кожу на лице. Шахов слегка отстраняется, гипнотизируя меня темным взглядом, а потом забирается ладонью под подол моей ночнушки. – Какая неожиданность, – с полуулыбкой произносит он. – Кто-то без трусов? Тело горит, губы зудят, как я хочу, чтобы Шахов впился в них поцелуем. Словно подслушав мои мысли, он накрывает мой рот своим, надавливает на клитор пальцем, массирует его, а потом проталкивает палец и оказывается им внутри. Я дрожу от его движений. – Еще, – охрипшим голосом прошу я между его глубокими и влажными поцелуями, которые кажутся в это мгновение до неприличия откровенными, особенно учитывая, что мы находимся в стенах больницы. Я и подумать не могла, что приближение оргазма окажется таким стремительным. Собираюсь поднять руки вверх и обхватить ими затылок Григория, но вспоминаю о повязках. Мука! Самая настоящая… Подаюсь бедрами навстречу пальцам Шахова и разлетаюсь на искры, когда внизу живота будто взрывается огненный шар. В ушах стоит оглушающий грохот от биения собственного сердца, а кровь густо приливает к щекам от мысли, что я безумно хочу продолжения. Хочу член Шахова внутри, его силу и напористость. Напряжение хоть и ушло после оргазма, но как же мне сейчас мало! – Когда закончим с твоими восстановительными процедурами, собираешь вещи и переезжаешь ко мне. Упираюсь взглядом в щеку Григория. Шок и смущение от своей реакции отступают на второй план. – Что?.. – Ко мне переедешь, – повторяет Шахов. На меня словно ушат холодной воды выливают. – Нет, – мозг начинает хаотично соображать. – Не перееду. – Почему? – Потому что у меня бабушка… Потому что я не готова… Потому что… Осекаюсь, проглатывая слова о том, что совсем растворюсь в этих отношениях и Шахове, позволю себе иллюзию. А это последнее, о чем я мечтаю. – Пусть все останется как есть. – Уверена? – шепот Шахова задевает мои губы. – Да. Глава 24 Весь сегодняшний день глаза на мокром месте. Ненавижу такое состояние. Еще и время тянется медленно. Все, что могу – накручивать себя и думать о плохом, припоминая не самые радостные моменты в прошлом. Подобных настроений раньше не возникало, это началось после смерти мужа. Даже несмотря на частые визиты Шахова в хорошем расположении духа, в последние дни явственно ощущаю, как на самом деле одинока. Мысли о том, что мой кошмар скоро закончится и я вернусь к обычной жизни, не подпитывают силами. Сколько бы ни пыталась найти точку опоры – безрезультатно. Я словно превратилась в безвольную пустышку. Это первый признак того, что для меня будет лучше как можно скорее с головой погрузиться в в работу. – Как самочувствие, Агния? – интересуется врач на утреннем обходе. – Готовы к новой операции? Мне предстоит вторая. Первая была на прошлой неделе. На лице. Сейчас будут заниматься руками. Если все пройдет хорошо, то скоро буду дома и прежний ритм постепенно восстановится. Я устала находиться в больничных стенах, какими бы восхитительными ни были здесь условия. Психика не может адаптироваться, еще немного, и лишусь рассудка. Не представляю, как люди годами лечатся от тяжелых болезней. Наверное, я бы сразу сломалась и не стала за себя бороться. Когда Шахов уходит и я остаюсь одна, впадаю в тупую апатию и занимаюсь самоедством. А если начинаю думать о будущем – появляется беспричинный страх. Которого раньше не было. Лишь общение с Дашей немного успокаивает и подбадривает. Врач сосредоточенно осматривает мои руки, затем зовет медсестру и говорит, чтобы через час я была в операционной. В первый раз чуть не потеряла сознание, когда услышала эти слова, а сейчас испытываю лишь легкое волнение. И верю в благоприятный исход, операции необходимы для моего скорейшего выздоровления… – Какие гарантии, что не останется шрамов? – интересуюсь я. Врач задерживает на мне серьезный взгляд. – Стопроцентной гарантии, что вернем первозданный вид, я дать не могу. Вероятно, потребуется еще операция. А может, и не одна. Наша цель – вернуть чувствительность кистям рук. Вы сами как настроены? – Пока никак, – отвечаю безрадостно. – В моей практике был случай, когда пациенту отняли две стопы, а через полгода он в протезах стоял на беговой дорожке. Вернулся к обычной жизни как ни в чем не бывало. – Сам справился и захотел? Без помощи психолога? – удивляюсь я и одновременно восхищаюсь силой воли этого человека. – Да. – Вы не очень позитивный пример привели. Тем более перед операцией, – удрученно вздыхаю. – Как раз наоборот. Человек преодолел свою боль и страхи, перестроил мышление, и все у него сложилось удачно. У вас тоже благоприятные прогнозы, Агния. Настраивайтесь на это. Задумавшись, смотрю на спину врача, который покидает палату. Григорий обещал сегодня приехать и, вероятно, об операции был оповещен заранее, а не как я – за час до нее. Жду, что он вот-вот появится в дверях, подбодрит, скажет, что все пройдет отлично, но Шахов не появляется ни через полчаса, ни даже когда меня везут в операционную. Умом понимаю, что не стоит разводить панику на ровном месте, но нервы стали ни к черту. Еще и этот неизвестно откуда взявшийся панический страх. Будь он четырежды проклят! – Мне нужен телефон, – говорю медсестре, когда она везет меня по коридору к лифту. Операционная двумя этажами выше. Так что есть время позвонить Шахову и узнать, почему он не приехал. – Ваш телефон остался в палате. – Я знаю. Принесите его и позвоните Григорию. Медсестра ненадолго уходит, оставляя меня одну, и возвращается с телефоном. Набирает Шахова. – Не отвечает, – сухо заключает она. Насквозь пронзает отчаянием. Значит, Григорий и впрямь не придет?