И лезвие твоё, нанесло порезы Последнюю букву нескладного стиха размыла моя слеза. Думала, эта привычка жалеть себя и плакать уже в прошлом. Но нет. Одна мысль о разговоре с Джозефом вызывала дрожь. Мне всегда казалось, что я недостаточно умная, недостаточно светлая, недостаточная добрая… а уж о красоте и вовсе молчу, хоть я и беспокоилась о ней в последнюю очередь. Это извечное «недостаточно» порой отравляет жизнь, не давая насладиться простыми радостями: тихим, уютным вечером, цветом яблонь или запахом сирени после дождя. В дремучем лесу ожиданий от самих себя мы порой пропускаем важные моменты, из которых и складываются наши дни. Размышляя об этом, я начинаю осознавать, что претензии и завышенные планки к самой себе вызваны чувством одиночества. Вот окончу школу на одни пятёрки, и мама обо мне вспомнит, а потом и вернётся за мной. Она же непременно узнает о моих успехах. Кому нужна дочь-неудачница? В аттестате, правда, преобладали четвёрки. Но, к слову, это не помешало мне поставить новую цель. Высшее образование, подтверждённое красным дипломом, маму мне тоже не вернуло. Вот и с мужем, вышла та же история. Когда в наших с Джозефом отношениях появилась первая трещина, я твёрдо решила – всё дело во мне. Внимания не уделяю, лицу моему улыбки не хватает, а может, и вовсе дело во внешности. В ведении хозяйства нужды не было, робкие предложения о моём выходе на работу вызывали недоумение. Тщетные попытки налепить на трещину пластырь завершились полным провалом. И появилась вторая трещина. Расселины разрастались до тех пор, пока наш брак не рассыпался, подняв вокруг облако пыли обид и недопонимая. Если не учитывать старания мужа избавится от меня, то ситуацию можно было бы назвать весьма распространённой и обыденной. Но только не в моём случае. Узнав, что движет Джозефом, кто была его мать и кем она на самом деле приходилась Чарльзу, мои гнев и жажда справедливости уступили место такому примитивному чувству, как жалость. Мне стало жаль, того бедного шестилетнего мальчика, лишившегося самого дорогого на свете человека – своей матери. Жаль юношу, которому открылась, столь пугающая и неудобная истина. Жаль мужчину, волею судьбы, выбравшего себе в жёны родную дочь мачехи. Мне действительно его очень жаль. Я сидела в своей комнате в Андерсон Мэнор на кровати, сжав руками закрытый блокнот. Пусть Дэвид и запретил мне приближаться к особняку, но я была его законной владелицей. Да и привыкла уже поступать вопреки здравому смыслу. После того случая на Тростниковом холме просто не могла больше оставаться в магазине Чалис и Ники. Я должна была поговорить с Джозефом. Мой взгляд устремился в одну точку, погружаясь в воспоминания. Я почти бежала по выцветшей плитке, готовая нырнуть в окружавшую водонапорную башню тьму. Пусть хоть она приведёт меня в страну Амелета.22 Теперь башня, напротив, словно приближалась ко мне. Когда я остановилась, чтобы взглянуть на Майка, возможно, в последний раз, увидеть его не смогла. Подобно растворяющейся чёрной акварели в прозрачной воде, всё заволокло сотканным из теней туманом. Вдох-выдох. «Иногда, чтобы найти путь к свету, нужно полностью погрузиться во мрак» – пронеслась в голове фраза, недавно сказанная парамедиком. Я уверенно шагнула вперёд. До угла башни, за которым исчезла мать Джозефа, оставалось всего несколько метров. Достигнув своей цели, я не понимала куда идти дальше. Прекрасно помню, что была на улице. А теперь очутилась в тускло освещённом помещении, с зияющей темнотой в конце узкого коридора. И тут я заметила её. Страх, стальными пальцами сжал моё горло. Мимо, подобно бледному призраку, проскользнула Жасмин. Я услышала, как складки её длинного белого платья зашуршали точно игла патефона по пластинке. – Стой! – крикнула я ей вслед. Рассмеявшись безумным, пробирающим, до самых костей смехом, мать Джо, скрылась во тьме. – Чёрт! – выругалась я. А на что рассчитывала? Что она остановится, едва услышит моё громогласное «стой!»? Коридор сужался, по мере того как я подступалась к влекущему своей непроглядной бездной, концу. А может, это было началом. Или укрытием. Одна Вселенная разберёт. Мой чёткий шаг сбил попавшийся под ноги предмет. Я вскрикнула от неожиданности, пошатнулась, но сумела удержаться на ногах. Нагнувшись, я подняла с грязного, пахнувшего гарью пола, пыльную штуковину, жалобно звякнувшую в моих руках. Старая музыкальная шкатулка, с треснувшим стеклом на крышке и облупившимся лаком по бокам. Стоило завести механизм, как пустой коридор наполнился звуками полонеза Огинского. Мрачно-торжественная мелодия гулко отражалась от стен. – Хватит, – ледяным тоном велел мне высокий женский голос. Я вздрогнула и выронила шкатулку. Полонез смолк, превратившись в звон разбитого стекла. Слишком громкий для маленькой музыкальной шкатулки. Передо мной стояла Жасмин. Её длинное платье, с красивым вырезом, открывавшим выпирающие ключицы, было вымазано в золе. Подол истёрся, ткань, будто причудливо окрашенная в серые оттенки, книзу превращалась в угольно-чёрный цвет, сливаясь со сгоревшим полом. Пепельно-русые волосы, доходившие женщине, нет, девушке, до плеч – спутаны. Лицо красивое, подбородок волевой. Острые скулы, ярко выраженные углы челюсти. Я думала у Джозефа невероятные глаза, голубые льдинки. Но у его матери аквамариновые, и в полумраке, мне показалось, что они светились, как у кошки. – Я тебя не боюсь, – зачем-то соврала я, отодвигая ногой осколки ни в чём не повинной шкатулки в сторону. Жасмин осклабилась. Зубы у неё были крупноваты. – Ложь. Чувствую, как ты трясёшься. Словно дворняга на морозе. Вот кто я для неё. Дворняга. – Да, – согласилась я, – соврала. Но я не дворняга. Скорее чертовски уставшая загнанная лошадь. А вот ты, – перешла я в наступление, обходя хрупкую фигуру Жасмин. Адреналин затмил мой разум, призвав неуместную смелость, что могло привести к плачевному исходу. – Ты сама трусиха. Прячешься в тени. Сколько уже лет прошло? Совсем не хочется покинуть это кошмарное место и отправиться дальше, к свету? Мать Джозефа сердито зашипела, и это только усилило её схожесть с кошкой. Обиженной, напуганной, брошенной кошкой. – И куда я попаду? Ты там была? Распространённый вопрос. – Никто не ответит на этот вопрос, потому что из белого света никто возвращался. Сидеть в темноте, дыша пылью сожжённой краски лучше? Жасмин фыркнула и отошла от меня. Мыском грязной туфли она провела по остаткам плитки, прочертив полукруг в слое пепла. – Тогда зачем мне туда? Здесь я хотя бы знаю, что меня ждёт. – Да… Тоска, одиночество и гарь. Чудесная компа-а-ния, – протянула я. Заразилась манерностью от Чалис. Ох и влетит ей. Если я выберусь. Если. – А неизвестность предпочтительней? Сама бы отправилась в никуда? Я с удивлением поглядела на Жасмин. Для меня ответ был очевиден. – Разумеется. Я не страшусь идти вперёд. Нет ничего хуже, чем застрять на одном месте. Одной, – произнесла я нисколько не солгав. – И поэтому ты решила остаться после смерти проводником. – Заметив отобразившееся на моём лице изумление, она удовлетворённо кивнула и продолжила: – Да, я знаю кто ты. Уже столько ваших тут побывало. И ни одному не удалось меня уговорить. Вы же не можете силой затащить меня на тот свет, – самодовольно ухмыльнулась Жасмин. Я смотрела на неё со смесью сожаления и недоумения. Неужели она не понимает? – У меня не было выбора. Да и не всем он даётся. Тогда ты бы уже давно им стала и не торчала бы на пепелище. Я, наверное, родилась, не знаю. И я ещё жива. Искала тебя вовсе не из-за желания увести на другую сторону. Приятно познакомиться, миссис Андерсон. Или леди? Не разбираюсь в таких тонкостях. Жасмин отшатнулась и, глядя на меня с недоверием, поинтересовалась: – Тогда кто ты и что тебе от меня нужно? – Я твоя невестка, жена Джозефа. В аквамариновых глазах мелькнуло понимание. – Джозеф? Мой Джозеф?.. Как он? Правда – не всегда лучший вариант. Но сегодня я была острее ножа. – Плохо, Жасмин. Очень плохо. Вторит твоему покойному супругу. Сначала пытался подстрекать свою любовницу к моему убийству, а после очередного неудавшегося нашего с ним примирения решил засунуть меня в психушку. А потом…, – я выдержала театральную паузу, – отделение после моей выписки сгорело. Вот так совпадение? Ты же знаешь, что твоё пристанище отреченных поджёг любимый сын? – выпалила я, прекрасно осознавая, что мои слова сочатся ядом. Вечно копить его в себе я не могла, так и отравиться недолго. – Не могу поверить, – печально прошептала Жасмин, – конечно, я знала. Из-за него и попала в Кэйн Хилл. – Что ты имеешь ввиду? – уточнила я, начиная осознавать угрозу сложившейся в моей голове картины. Выстроенный карточный домик вот-вот разлетится. Над моей головой что-то щёлкнуло. Посмотрела наверх. Всего-навсего заработал потолочный вентилятор. Вентиляторы – иллюзия движения воздуха. Мне помогает, когда чувствую, что не хватает кислорода. Правда, выглядела Жасмин так, словно этот самый кислород ей и не нужен вовсе. – Мой милый Джо был необычным ребёнком. Когда ему исполнился всего годик, я достала его из загоревшейся колыбельки. Получила ожоги, а сын, слава Богу, остался невредим, – она согнула руки в локтях, демонстрируя следы огня на предплечьях, змеившихся до самых запястий. – Думали с Чарльзом, что случилось самовозгорание, перенесли детскую в другую комнату. Через год ситуация повторилась, на этот раз он воспламенил ящик с игрушками. Я заикнулась о необходимости визита священника. Чарльз не был религиозным… А потом, уже через три года случился настоящий пожар, сгорело левое крыло особняка… И, конечно, пламя зародилось в детской, – хмуро сдвинув брови, негромко сказала Жасмин. Её невероятный цвет глаз потемнел. На лице застыла болезненная гримаса скорби. Я не стала прерывать её комментариями и вопросами. Хотя и тех и других у меня накопилось много. Почему у Джулии и Джозефа, диаметрально противоположных личностей, столько общего? Как я могла с ними сойтись в жизни, в разных уголках земли, можно сказать, практически в одно время? Разве такое возможно? И то, что он так яростно пытался из меня изгнать, оказалось в нём самом. Отрицание? Чтобы сказала доктор Белл, если бы она верила во всё происходящее? Тем временем Жасмин негромко добавила: – После пожара я испугалась по-настоящему и умоляла мужа прислушаться ко мне. Джозеф был светлым ребёнком, но свою силу он не умел контролировать. А крыло сгорело как раз в одну из наших с Чарльзом ссор… Он решил, что я свихнулась. Особенными детьми могут быть лишь гении, но никак не «поглотители огня», как он тогда выразился. Будто бы его сын – диковинка в цирке. Меня очень быстро отправили в Кэйн Хилл. В лечебницу Чарльз привёл сына лишь однажды. Когда время визита подошло к концу, он цеплялся за мою руку своими маленькими пальчиками, пока мой муж тянул его от меня прочь. Больше Джозефа я не видела. Жасмин замолчала. Только потрескивание потолочного вентилятора нарушало тишину. Я поняла, что плачу, только когда поднесла ладони к лицу. – Как ты умерла? – спросила я, сглатывая подступивший к горлу комок. – Давай отвечу так. Не хватало сил больше бороться. Более ничего и говорить не требовалось. Никаких официальных подтверждений её словам в личном деле, оставленным Гарсией я не нашла. Но почему-то я ей сразу поверила. Не было никакой смерти во сне. Только отчаяние и безысходность. – И это того стоило? Застряла здесь на десятки лет… Ты как рыба на суше. Я не могла оставить Жасмин здесь. Не после услышанного. Её смех прозвучал горько, словно вот-вот перейдёт в плач. – Ха-ах, нет… Я не знаю. Что будет дальше? Ты мне не ответишь… – в голосе женщины звучало смирение. Но ответ у меня был наготове. – Освобождение. Тебе пора покинуть Кэйн Хилл. Едва я произнесла эти слова, как тьма в конце коридора понемногу начала рассеиваться, а сумрак, что царил вокруг нас, уступил место дневному свету. Вскоре наши фигуры с Жасмин окутал ослепительный белый свет, отправивший её дальше, а меня обратно на дорожку у водонапорной башни. Я вынырнула из закоулков памяти, возвращаясь к настоящему. Судя по шагам, что слышались за дверью моей спальни, настоящее сейчас нагрянет. Дверь бесшумно отворилась. Петли всё же смазали. – Элис?.. Ты вернулась? – спокойно задал ненужный вопрос Джо, ступая в комнату. Он был одет в тёмно-синий свитер и простые серые брюки. Волосы немного отросли и теперь чёлка падала ему на глаза. Обычно он не пропускал визиты к парикмахеру. – Ты же знаешь, что меня выписали, – я кивнула. – Один-один, дорогой. Не думаю, что у тебя снова получится упрятать меня в психушку. Как вышло у твоего покойного отца, например, – мстительно бросила я напоследок. Видит Вселенная, я не хотела, чтобы разговор принял такой оборот. Но умирать ещё раз совершенно не желала. Я не сдамся, как сдалась Жасмин. Буду идти до конца. И сколь иронично это не звучало, надеюсь, моё упорство не приведёт меня к собственной гибели. Ведь именно этого, я и хочу избежать. Я посмотрела в эти осточертевшие мне голубые глаза. Лёд, таящий в своих глубинах опасность, которым наградила природа радужку глаз Джозефа вызывал страх. Страх и желание убраться от него подальше. Скажи мне кто о такой реакции пять лет назад – не поверила бы. Ни за что. Муж подошёл к кровати, медленно, словно шаги давались ему с трудом, и без моего разрешения опустился на мягкий матрас. – Ты должна понимать, что я сделал это ради тебя… Ведь ты мне не чужая, пусть у нас и были трудности… Тут я его прервала и рассмеялась в голос, понимая, что нахожусь на грани истерики: – Да-а, трудности. Натравил на меня любовницу, свалил всё на неё, потом сошёлся со мной, затем изменил, обвинив во всём меня, между прочим, а потом и вовсе – сдал в приют для душевнобольных. Ничего не перепутала? – сквозь смех уточнила я. А после успокоившись, тихо, но твёрдо заявила: – Я тебе ничего не должна. – Мне жаль, что ты так думаешь. Я никогда не хотел тебя убивать, как можно было вообще о таком подумать… Ева восприняла всё слишком буквально… помешалась… И здесь я снова оборвала поток лжи: – У тебя все помешанные, сумасшедшие. А как насчёт тебя? Воспламеняющий взглядом?23 Плечи Джозефа дёрнулись, руки скомкали покрывало. Дорогое, глаженое. Некрасивые складки, собравшиеся под его пальцами, потянулись ко мне. Я подавила желание их расправить. – Что ты хочешь этим сказать? – ровным голосом осведомился супруг. Его руки разжались, отпуская покрывало. Но прежний вид уже не вернёшь. И с людьми точно так же. – О, повелитель огня. Зачем же скромничать? Сначала колыбелька, хотя вряд ли ты помнишь, затем ящик с игрушками и… барабанная дробь, – я даже постучала по спинке кровати для убедительности, – пожар, охвативший целое крыло особняка. Ну чем тебе так дом не угодил? Или ты все старые здания не любишь? В том числе Кэйн Хилл и больницу, куда меня отправил? Ну что за атефобия?24 Джо оторопело смотрел на меня. Его взгляд остекленел, а лицо застыло безжизненной маской, как у манекена. – Как скажу я вам «замрите», Вы, не двигаясь, молчите. Лишь промолвлю «отомрите» – громко имя назовите,25 – пропела я, слегка тряхнув мужа. Страх перед Джозефом рассеялся утренним туманом. – Что? – растерянно спросил супруг. Я громко хлопнула в ладоши и крикнула: – Отомри! Джо вздрогнул. – Откуда ты знаешь? Даже мама не знала. Я поняла, что Жасмин он матерью не называл. Только Элизабет стала для него той, кого он потерял в детстве и решил более не воскресать смутный образ Жасмин в своём сознании.