Снежана тоже поднялась и с трудом сфокусировала взгляд на мне. — Темнозар. У меня срочный вызов от отца. Он хочет… Поговорить с тобой тоже. — Соединяй. Снежана подняла свой коммуникатор. Перед нами появилась голограмма Перовского. Непривычно даже для себя нахмуренный и сосредоточенный, он куда-то быстро шёл. — Снежана, Темнозар. У нас мятеж… Небольшая гражданская война. Восставшие есть и среди нашей семьи. На дворец сбросили грузовой корабль. Основная конструкция выдержала… Но мы потеряли людей. Много разрушений, ситуация тяжёлая. Просьба к вам, к вам обоим — срочно убирайтесь с планеты. Повторяю: срочно. — Папа… Как ты допустил? — Прости меня. Перовский опустил глаза. Кажется, совершенно искренне… Но после этого момента слабости тут же вскинулся, резко повернулся ко мне и зло бросил: — Темнозар. Всё в силе. Ты сделаешь свою часть работы? Ту, о которой мы договаривались? — Если вы утверждаете, что несмотря на новые обстоятельства операция всё ещё может пройти по запланированному сценарию… Тогда — да. Я от своих слов не отказываюсь. — Может. И насчёт Снежаны… Не стал лезть в бутылку и противиться. Хотя мог бы. — Насчёт Снежаны… Хорошо, так и быть. Мы возьмём её с собой. Перовский удовлетворённо кивнул. — Хорошо, Темнозар. Тогда — до связи. Рассчитываю на тебя. Голограмма исчезла. Мы же остались посреди частично разрушенного и горящего театра. И нам предстояло то самое простое и привычное, что я в последнее время делал чаще всего: опять куда-то лететь, бежать, прорываться с боем. Но перед этим я хотел кое-что сделать. — Луций! — Слушаю вас. — Помоги-ка мне… Добраться до сцены. А то что-то я совсем плох. — Вам нужна срочная медицинская… — Да, да. Безусловно. На яхте есть медкапсула и персонал, откачают. А «Косатку» я уже вызывал, Хосе будет сажать её прямо тут. Пока ждём их, время есть. — Хорошо. А… Зачем вам на сцену? — Как — зачем? Сделать снимок на память. С театром и балеринами! Глава 19 Я был вне себя. Буквально трясся от бессильной злобы, чувствуя, что с трудом могу себя контролировать. В последний раз так накрывало, когда узнал, что Руслан — жрец Хаоса, и попытался его убить. Тогда всё было совершенно так же… Кроме одного крошечного нюанса. Виновник вспышки моей неконтролируемой и всесжигающей ненависти был рядом, в шаговой доступности. Буквально, протяни руку — и доберёшься до его глотки… Сейчас ситуация была иная. С каждой секундой мы удалялись от того, кто стал причиной приступа моего бешенства, всё дальше… От чего злость моя становилась только сильнее. Умом я понимал, что возвращаться ради мелочной мести, пытаться поквитаться с тем, кто заставил чувствовать себя обманутым — значит, провалить всё. В том числе — сильно затруднить месть в будущем… Но как же хотелось развернуть корабль! Как же хотелось послать всё в Преисподнюю и сделать это — уничтожить того, кто посмел надо мной так насмехаться!.. Стараясь выплеснуть клокочущую внутри ненависть хоть как-то, я принялся колотить кулаком здоровой руки по внутренней поверхности медицинской капсулы. После моих ударов на выкрашенном в белый цвет металле начали появляться, одна за другой, безобразные вмятины. Их вид меня несколько отрезвил, и я нажал на кнопку открытия прозрачного верхнего колпака. До завершения процедур это очень не рекомендовалось… Но сейчас мне было плевать. Раздражённо сорвав опутывающие изломанное и обожжённое тело трубки, расплескивая вокруг хлещущие из них технические жидкости, под встревоженный и даже скорее истошный писк аппаратуры я перевалился через высокий борт и спрыгнул наружу. Скривился. До полного выздоровления было ещё очень далеко, об этом ныл буквально каждый сантиметр моего израненного тела. Даже обезболивающие, которыми меня накачали по самые брови, не особо спасали положение… Полностью игнорируя причитания обслуживающего персонала, проковылял к стоящей рядом ещё одной медицинской капсуле и заставил её крышку аварийно открыться, одновременно хорошенько пнув адский агрегат. Дремавшая внутри Снежана резко вскинулась и уставилась на меня широко открытыми, удивлёнными глазами. На мягком анатомическом ложементе девушка находиласьполностью голая, лишь слегка прикрытая сетью полупрозрачных трубок с присосками, катетерами, датчиками и прочей медицинской машинерией. В наготе дочери Перовского совершенно не было ничего притягательного. Уж больно портили картину многочисленные ожоги, синяки, ссадины… Мне было совершенно плевать на её — да и свой — внешний вид. Я выглядел не лучше. Снежана вскинула руки вверх, будто закрываясь… Но, конечно, не ей со мной тягаться. Уже в следующее мгновение пальцы моей здоровой руки сжались на нежной шейке девушки и хорошенько сдавили её. Наклонившись вперёд, я зарычал: — Ты знала? Ты знала, да?.. Снежана просто продолжила смотреть на меня непонимающим, но неожиданно спокойным взором, не пытаясь ничего ответить и как-то мне помешать. Только положила ладони на моё запястье — но хватка её была легкой, почти нежной. Будто это не я пытаюсь её задушить, а она — спастись, а у нас какие-то особо затейливые романтические игры. Смотря в большие, серо-стальные глаза девушки, я вдруг понял — меня немного отпускает. Если бы Снежана попыталась сопротивляться, забилась в истерике, или начала что-то говорить, доказывая свою правоту — сделала бы себе только хуже. Но она будто почувствовала что-то и поступила едва ли не единственно правильным образом, так, что самообладание начало потихоньку, по капельке, возвращаться ко мне. Злость никуда не ушла, но я титаническим усилием заставил пальцы разжаться, убрал руку — ладони Снежаны будто нехотя отпустили её, и облокотился на бортик медкапсулы. Девушка, наконец, разлепила потрескавшиеся губы и тихо спросила: — Знала — что? — Сигма Рабыни. — Сигма Рабыни. Да. И?.. — Ясно. Отвернувшись от неё, я прошлёпал в направлении своей капсулы. Ещё раз хорошенько шарахнул по ней для острастки, после чего полез внутрь. Произнесённый спокойным голосом вопрос прилетел уже мне в спину. — Темнозар. Не хочешь объясниться? Повернулся через плечо и коротко ответил: — Нет. — Темнозар. Ты только что делал то… Что обычно людям со стороны не позволяют. — Знаю. — Я не буду требовать компенсации. Не буду говорить отцу. Прошу только одного… Объяснись. Что это сейчас было? Попытался перебраться через бортик капсулы, но пошатнулся и понял, что без чужой помощи этого не сделаю. Виной тому даже не столько многочисленные повреждения, сколько отходняк после лошадиных доз боевых стимуляторов, на которых я дрался тогда, в театре. Организм просто истратил все резервы, заставил каждую свою клеточку выложиться по полной. И то, что я смог сейчас вылезти наружу и после этого ещё и чуть не задушил Снежану, это ещё чудо. Мог бы так и остаться лежать, бессильно скрипя зубами, не в силах даже подняться… Видимо, последствия моей культурной жизни на поверхности Дома сказывалось и на умственной деятельности. По крайней мере, очень уж быстро на смену пламенеющему, сжигающему всё и вся бешенству пришли опустошённость и апатия. Немудрено — при том, что мозг по размеру не такой уж большой, он потребляет едва ли не четверть энергии всего организма. И сейчас, когда дававшая мне хоть какие-то силы вспышка ненависти прошла, хотелось просто послать всё в Преисподнюю, и особенно — проигнорировать эту назойливую и что-то требующую от меня особу, дочь Перовского. Но я нашёл всё-таки в себе силы на то, чтобы повернуться к ней лицом и двумя фразами объяснить причину своего гнева. — Сигма Рабыни. Миротворческая миссия. Вы даже не поставили меня в известность. Многих слов, чтобы описать сложившуюся ситуацию, и не требовалось. Всё было действительно проще простого. Наверное, при иных обстоятельствах я даже восхитился бы красотой и изяществом проведённой семейством Перовских комбинации, а в особенности — той скорости, с которой они успели сориентироваться в ситуации и повернуть всё в свою пользу.