Олег побежал в свою комнату, застал на пороге охранника. Тот клятвенно заверил: — Он там, там! Сидит за компьютером. — Кто? — Ваш бывший. Голиков ввел код и распахнул дверь. Охранник приготовился к задержанию. Но вместо меня они увидели только джинсовую крутку. Олег бросился проверять, не успел ли я что-нибудь испортить в системе, и сильно удивился, когда ничего подозрительного не нашел. Еще больше он был озадачен, обнаружив пропажу свое пиджака. Я в это время демонстрировал похищенный пиджак Давиду Гелашвили и делился подозрениями: — В том, что произошло с Юлей, я подозреваю своего знакомого. Вот его пиджак, он был на нем в тот вечер. Можно проверить, попала ли на ткань уксусная кислота? — Вам лучше обратиться в полицию? — посоветовал врач. — Я изъял пиджак незаконно, возникнут проблемы. У меня нет времени ждать, пока государство позаботится о справедливости. Вы же знаете о моем состоянии. — Ну что ж, попробуем, — согласился Гелашвили. — Огромное спасибо, я заплачу. Давид Шотаевич попросил меня задержаться, пролистал результаты анализов и сообщил: — Мы проверили Татьяну Климову на ВИЧ. Она чиста, от нее вы не могли заразиться. С вашей женой тоже все в порядке. Первая новость меня озадачила, вторая обрадовала. Катя здорова — это прекрасно, но если не Климова, то кто, кто наградил меня разрушительным вирусом? — Теперь о главном, — вернул меня к действительности голос хирурга. — По вашей просьбе открыт благотворительный счет в евро в немецкой клинике. Донорские ткани найдены, операция может пройти в ближайшее время. Теперь все зависит от оплаты. — Он показал мне счет, пришедший из клиники. — Как вы планируете собрать такую сумму? 28 Сто семьдесят восемь тысяч триста двадцать пять евро — такую сумму выставили немецкие врачи за лечение моей дочки. Дотошные эскулапы. К этому следовало добавить стоимость перелета и непредвиденные расходы на случай, если пребывание пациента в клинике потребует более двух недель. Ну что ж, спасибо за точность, у меня появилась ясная цель. Разве я не обещал сделать все возможное, лишь бы Юля была здоровой? Я сделаю. И невозможное тоже. Я показал счет жене. Катя схватилась за горло, словно ей трудно было дышать, и осела на стул. Наша семейная ссора тут же отошла на второй план, в женских глазах поселилась паника: — Как? Где мы достанем столько денег? — Открыт благотворительный счет. Мир не без добрых людей, — заверил я. — Но Юля не может долго ждать. Об этом я тоже знал. Гелашвили предупредил о необратимых последствиях, если заживление пройдет без донорских тканей. — Тогда нее будем терять времени, — решительно заявил я и покинул дом. По пути в лабораторию я мысленно отшлифовывал детали нового плана. Разумеется, я мог бы продолжить печать бубли, обменивать их на настоящие рубли и переводить выручку в евро. Но у меня появилась идея, как ускорить процесс. В прежней схеме присутствует очевидное промежуточное звено — рубли. А если сразу печатать евро? Точнее не полноценные euro, а такие же подделки, как бубли, скажем, eupo? Ведь есть банкоматы, которые принимают иностранную валюту, и не важно сколько степеней защиты у самых продвинутых купюр, наша банковская техника проверяет три-четыре из них. В лаборатории я изучил коды программы, обеспечивающий работу банкоматов «Юпитер-банка». Так и есть, я легко обойду проверку! Для этого мне понадобятся настоящие банкноты в евро в количестве в пять раз меньше требуемой суммы. Я потратил часть выручки на закупку банкнот в 50 и 500 евро. Лис застал меня в лаборатории, когда я кромсал острыми ножницами красивые пятисотки европейского Центробанка. Он запустил пальцы в коробку с денежной трухой, убедился в происхождении обрезков и ошалел: — Док, вы рехнулись. Это же валюта! — Не мешай. — Мы что, переходим на новые технологии? — Мы используем недостатки старых. Из-под пресса теплых валиков выползли первые две гибридные купюры — банкноты по 50 евро превратились в банкноты по 500 eupo. Пока их применения рассчитано только на банкоматы «Юпитер-банка». Для полной уверенности хорошо бы протестировать новинки — сунуть в банкомат и зачислить на счет. Но когда их обнаружат, Голиков может изменить программу и поставить барьер на пути фальшивок. Хотя он звезд с неба не хватает, но такой вариант нельзя исключать. Пока я придумаю новый способ, пройдет время, а его у меня нет. Придется рисковать. Я подготовлю сразу четыреста гибридных купюр, что составит нужные мне двести тысяч евро, и заряжу их в банкоматы в течение дня. На печать новых подделок ушло трое суток. На четвертый день в лабораторию явился Лис. Он уже понял мой замысел и пришел, чтобы забрать партию европейских «открыток» и передать их сбытчикам. — Выходим на международный уровень, — улыбался Лис, рассматривая гибридные евро. Я положил растопыренную ладонь на пачки купюр и заявил: — Я сам. — Что сам? — Я сам займусь их сбытом. — Зачем, у нас сеть бегунков? — Это деньги на лечение моей дочери. Вся сумма, — веско добавил я. Лис прищурился, оценивая степень моей решительности. — Я не въезжаю, Доктор. Типа нам ничего не достанется. Ни мне, ни Апостолам? — Я купил евро на свои. — Док, мы партнеры или уже нет? У нас равные доли в бизнесе — и в расходах, и в доходах, — а вы проворачиваете свои дела в нашей лаборатории на нашем общем оборудовании и заявляете, что весь доход ваш. Так не прокатит! — Я потом верну твою долю, — пообещал я, чтобы прекратить спор. — Когда потом? — не унимался Лис. — Наши бегунки сидят без дела, хотите, чтобы они разбежались? Да и Апостолы могут бузу поднять. Давайте играть по правилам. Из этой партии — двадцатка за сбыт, остальное пополам. Ваша доля девяносто тысяч. — Вся сумма поступит на благотворительный счет и будет перечислена в Германию, — упрямо настаивал я. — А как же наши договоренности? Вы ломаете бизнес! — В следующий раз я откажусь от своей доли, а сейчас… Я стал распихивать пачки по карманам. Лис вцепился в меня: — Нет, так не пойдет! Сбытом займусь я. Он рванул меня в сторону, я не удержался на ногах, стал падать и потащил его за собой. Мы грохнулись на пол. Завязалась борьба. Пачка фальшивок, зажатая в моей руке, рассыпалась, мы катались по банкнотам, пока я не заметил, что несколько смятых купюр безнадежно порваны. — Стой! — крикнул я. Мы прекратили склоку. С минуту смотрели друг на друга, восстанавливая дыхание. По существу, он прав, пришлось согласиться мне. Если я нарушу правило, это даст моральное право ему поступить так же. И что получится в итоге? Ничего хорошего. Мы собрали банкноты и поднялись, собрали их в пачку, я извлек из карманов и выложил рядом остальные. — Ты прав, извини. Моя доля — девяносто тысяч, ее перечислите на этот счет, как благотворительный взнос. — Я предал карточку с реквизитами. — Так бы сразу, — обрадовался Лис и стал запихивать пачки в рюкзак. Я остановил его. — Сначала ты принесешь сюда тридцать тысяч евро купюрами по пятьдесят и еще десять тысяч купюрами по пятьсот. Купишь на свои, как и я. Это будет по правилам. Потом я займусь производством, а ты сбытом. Лис посмотрел на меня с затаенным одобрением, наконец, не выдержал и расплылся в улыбке: — По рукам, Док. Мы компаньоны. В конце недели я позвонил Гелашвили. Отцовскую озабоченность и безмерную усталость мне не нужно было изображать — я по-настоящему выдохся и испытывал нервозность. — Как наш благотворительный счет? — спросил я врача. — Я прошелся по всем знакомым, попросил их, умолял. Мне обещали. — Вы удивительно быстро собрали нужную сумму. Я поражен! — воскликнул Гелашвили.