Банда Варехи – Сначала вы, ваше высокоблагородие, – ответил Оберюхтин. – Кого на сей раз ищете? – Я пришел за Васькой Шиллингом. Он недавно сбежал из арестного дома. Каторжный хитро посмотрел на сыщика и продолжил расспросы: – Сокол червяков не ловит. Пошто вам этот глист? – Он замешан в краже иконы, – ответил Лыков и впился взглядом в лицо бандита. Тот и ухом не повел: – Какой иконы? – Да ладно. Вся Казань знает, а ты впервые слышишь? – Ну, баяли люди… Чудотворная икона-то? Которую в войну схитили? – Да. – Вот нехристь… – лениво произнес Оберюхтин и налил себе еще. – Иона, ты меня знаешь… – начал Лыков. – Ну? – Мне приказали найти образ. И если он еще цел, я его найду. Кто мне поможет, тому будет послабление. Кто помешает – пусть не обижается. Ты себя где видишь? – Нигде, Алексей Николаич, – ответил бандит. – Я тут не при делах. Бежал с каторги, правда ваша. Осел в Казани, потихоньку промышляю кистенем. Пить-есть нужно, вот и приходится хищничать. За это буду ответ держать. А про икону ничего не ведаю. – Как с Шиллингом оказался в одной хате? Знал его раньше? – Васька при нашей хевре подводчиком служит. – Его же посадили три месяца назад. И что, с тех пор вы без разведки грабите? – Из арестного дома, ваше высокоблагородие, все, кто хочет, на ночь домой отлучаются. Надо только смотрителю рублевину дать. Вот и Васька уходил, когда требовалось. Подведет нас к магазину или богатому дому, все разнюхает. Потом в Плетени, на нары, как ни в чем не бывало. А мы делопроизводством занимаемся. Полезный человек, хоть и дрянь. – Ну допустим, – задумчиво продолжил сыщик. Он не поверил опытному уголовному, много раз уже бывшему под следствием. – А что у тебя за хевра? – Обижаете, ваше высокоблагородие, – нахмурился бандит. – Иона Оберюхтин язычником[22] никогда не был. И сейчас не будет. – Есть банда в городе, которую мы никак не можем поймать, – вмешался околоточный надзиратель. – Их десять или двенадцать человек. С весны громят все подряд. Половина из них – беглые каторжники, но есть и обычные блатные. Где-то на окраине у них притон, отыскать пытались – не получается. Хитрые! – Откуда они свалились на ваши головы? – спросил Лыков. – Черт их знает. Но пришлые. Были у нас два «ивана», держали деловых в кулаке. Так их порезанными нашли. Эти и порезали, кому же еще? Теперь правят в Казани, всех запугали. Приятель ваш, как пить дать, из банды обратников[23]. То-то полицмейстер будет доволен. – А когда явились обратники? – В марте был первый грабеж. Я тогда еще в полиции не служил, подробностей не знаю. Потом началось: вооруженное нападение на лавку Журавлева, кража из кладовых дома Крупенникова, разбой в доме Юшкова, вооруженная кража из кладовых наследников Архиереева… И все на большие суммы, на тысячи. – Что о шайке удалось узнать? Делекторский вздохнул: – Только то, что у атамана фамилия Вареха. – Вареха – известный негодяй, – пояснил Алексей Николаевич. – Бежал из Кутомарской тюрьмы. Очень опасный. Но если банда объявилась в Казани только этой весной, мне она неинтересна. К краже иконы обратники отношения не имеют. Сказал и бросил быстрый взгляд на бандита. Ого! Выражение его лица не изменилось, но глаза стали другими. Как будто Иона услышал хорошую новость. Что бы это значило? Сыщик налил старому знакомому еще водки, но пользы от этого не получил. Бандит пил, балагурил, однако насчет самого важного помалкивал. Тогда Алексей Николаевич тщательно обыскал пленника. И, к своему удивлению, обнаружил у того вид. Документ был выписан на имя Героева Павла Федорова, крестьянина села Николо-Пичкас Спасского уезда. На виде была полицейская явка[24] затона Соляная Воложка. – Никита Никитич, что еще за Соляная Воложка? – Там корабли зимуют. Близ Матюшкиной деревни, вниз по Волге. – А далеко это от Казани? – В двадцати верстах. Оберюхтин-Героев заерзал. Алексей Николаевич спросил его: – Не там ли ваш притон, Иона? – Нет, я в этой Воложке одну только ночь провел. – А теперь где живешь? – А где придется. – Без прописки, значит? – Ага. Семь бед – один ответ. Пейте мою кровь, чего уж там, коли попался. – Где у вас притон? Где Вареха ночует? Но бандит лишь покачал головой. Наконец из города прибыло подкрепление. Лыков усадил пленных в экипажи, Делекторского оставил руководить обыском, а сам поехал в полицейское управление. Васильев оказался на месте, хотя на часах была половина второго. Новость о том, что командированный ловил похитителя икон, а поймал беглого каторжника из банды Варехи, потрясла его. – Вы же два дня назад приехали! И уже… Ну дела! Алексей Николаевич рассказал полицмейстеру, как все вышло. И сообщил свою догадку насчет волжского затона. Банда может прятаться там. Совершив очередной налет, грабители убираются вниз по реке и отсиживаются в тихом месте, где их никто не ищет. Надворный советник согласился, что это весьма вероятно. Лыков продолжил мысль: – Если Оберюхтин сегодня к вечеру не вернется в затон, остальные поймут, что он попался. И сменят дислокацию. – Так и есть. Надо лететь туда. Взять побольше вооруженной силы и лететь. Хотите с нами? – Был бы не прочь, Алексей Иванович, но сейчас, с вашего позволения, отдохну. Вы пока распорядитесь, чтобы всех троих рассадили по разным камерам. Бабу тоже, она что-то знает. Допрашивать их лучше не сейчас, а когда вернемся из Соляной Воложки. Вдруг всех там накроем? Сразу разговор по-другому пойдет. Лыков предупредил, что явится на казенную пристань с «маузером» к десяти утра, и ушел спать. Когда он приехал, оказалось, что арестная команда уже в сборе и ждали только его. Десять городовых при двух околоточных (один из них – Делекторский) погрузились на полицейский катер. Васильев и Лыков шли за начальство. Полицмейстер слегка нервничал. Никита Никитич же равнодушно крутил ус и докладывал питерцу о результатах обыска. Они оказались невелики: нашелся воротник из камчатского бобра, который вынесли из кладовой наследников Архиереева. Улика говорила, что Автоклава связана с бандой обратников. Это позволяло прижать бабу и заставить говорить. Никакой другой добычи обыск не дал. Закончив рапорт, Делекторский отошел в сторону. Его место занял Алексей Иванович и стал рассказывать о проплывавших мимо пейзажах. Волга напротив Казани как раз делала поворот на юг. Новое направление она сохраняла отсюда и до Каспийского моря. Высокий правый берег был красив, а левый уныл и однообразен. – Вон, видите протоку за Верхним Услоном? Это Козья Воложка, тоже место зимовки судов. За ней – Нижне-Услонский затон. А там начинается Матюшкинский плес. – А наш затон на левом берегу? – Да. Он появится через час-полтора. Увидим село Ташевку, а затон аккурат напротив. – Почему он называется Соляная Воложка? – Там раньше зимовали суда, груженные солью из Баскунчака, – пояснил надворный советник. – Теперь же ставят нефтяной караван. Соляная Воложка очень удобна для зимовки. Она отделена от Волги песчаной косой, в которой землечерпательницы в нужное время копают проход. Длина затона – пятьсот саженей, ширина достигает восьмидесяти. Главное, нет опасности для зимующих судов во время ледохода. – А сейчас, в конце августа, там что? – Сейчас идет подготовка к холодам. Небольшое селение, где живет человек сто. – Как же банда прячется в таком малолюдном месте? – удивился сыщик. – Они ведь все на виду. – Сунули в лапу уряднику и в ус не дуют, – предположил полицмейстер. – Ну Кобеко ему задаст! Однако полицейские хлопнули по пустому месту. Каторжник был прописан на постоялом дворе Бочарова. Хозяин рассказал, что жили у него одиннадцать человек, в том числе парень по фамилии Героев. Но они съехали две недели назад. Перебрались в Казань, а куда именно, ему неизвестно. Жили тихо, по-семейному: шестеро мужчин и пять молодых баб. Чем занимались мужчины? Да вроде по торговой части. Отлучались иногда в Казань. Утром уплывали, на другой день возвращались. С товаром всяким: меха, мануфактура… Платили без задержек, хорошие постояльцы, побольше бы таких. Пили в меру и не скандалили, потому как главный из них больно был строг. Как фамилия главного? Все звали его Варехой. Алексей Николаевич выслушал хозяина постоялого двора, а потом приказал ему небрежно: – Давай их адрес в Казани.