– Ваше Величество, – заговорил он проникновенно-елейным голосом, – неужели вы могли принять донос за правду? Чтобы человек, тридцать лет прослуживший в полиции, сказал такое при свидетелях… И кому? Жандарму! Нет, вы поразительно… доверчивы. Государыня задумалась. – Вы считаете меня чересчур доверчивой, Петр Аркадьевич? Видимо, это слово, применительно к ее персоне, царице понравилось. – Точно так. Она, доверчивость, является продолжением вашей доброты. – Доброты? – Да. Вы добры, склонны видеть в людях больше хорошего, нежели плохого. Вот и приняли ложь за истину. – Ну ладно, – ответила государыня, – ладно. Возможно, я погорячилась вначале, была слишком резка… Но иконы-то вы мне не привезли, Лыков! Обещали – и не привезли. – Он обещал сделать все, что в его силах, – напомнил Столыпин. – И сделал. Просто этих сил оказалось недостаточно. Мы в Министерстве внутренних дел высоко оцениваем результаты дознания Алексея Николаевича. Изловил банду беглых каторжников – раз. Спас от взрыва казенный пороховой завод с прилегающими слободами – два. Разоблачил злодея, известного под фамилией Люпперсольский, который снабжал оружием боевиков, – три. Разве этого мало? Александра Федоровна, видимо, почувствовала, что и вправду перегнула палку. Она протянула мужчинам руку для поцелуя и сказала: – Идите. Храни вас Бог. Деньги положите на трюмо. Они вышли, и Петр Аркадьевич принялся вытирать лысину носовым платком. Обернулся на лакеев и сказал только: – Уф… В начале декабря Столыпин как министр внутренних дел подал государю проект Высочайшего приказа по гражданскому ведомству в части МВД. Там были ходатайства о награждении к предстоящему Рождеству чинов министерства. Коллежского советника Лыкова предлагалось произвести в статские советники «за отлично-усердную службу». Государь вымарал этот пункт без объяснения причин… Эпилог По-разному сложились судьбы героев нашего повествования. Дмитрий Дмитриевич Кобеко получил чин действительного статского советника и в 1907 году был назначен тульским губернатором. Там осекся с графом Толстым – слишком неаккуратно выслал его секретаря Гусева. Министр был недоволен, хотел отправить чиновника руководить захолустной Олонецкой губернией. Но потом смягчился. Кобеко назначили в Смоленск, где тот встретил Великую войну. Губерния была прифронтовая, хлопотная. У Дмитрия Дмитриевича опять вышел конфликт, на этот раз с принцем А. П. Ольденбургским. Тот в должности верховного начальника санитарной и эвакуационной части носился с места на место, «подтягивал» медиков и администрацию. Принц действительно сделал много полезного по своей должности. Но характер у него был вспыльчивый и истеричный, что многих вполне приличных людей довело до краха. Вот и Кобеко принц обвинил в нераспорядительности по отношению к пленным туркам. Видимо, в той суматохе смоленскому губернатору было не до них… В результате Дмитрия Дмитриевича уволили с должности по состоянию здоровья, чтобы не лишать пенсии. Через две недели после грубой отставки Кобеко скончался от воспаления легких. Ездил в Петербург спасать свое доброе имя, в дороге простудился и умер. Виктор Платонович Васильев – боевик по кличке Янычар – бежал из России за границу. В 1914 году он был арестован в Швейцарии по запросу нашей полиции и возвращен на родину. Получил тот срок, что давным-давно назначил ему суд (десять лет каторжных работ), и сгинул в Сибири. Другой Васильев, Алексей Иванович, ушел в отставку с должности казанского полицмейстера 13 февраля 1914 года. На нервной полицейской службе он заработал себе тяжелую болезнь – грудную жабу. Дальнейшие следы этого достойного человека теряются. Всеволод Всеволодович Лукницкий погиб в 1917 году при трагических обстоятельствах. 14 августа вообще стало черным днем в истории Казани. На железнодорожной станции Пороховая сложили в штабель два вагона французских фугасных снарядов. Рядом поместили селитру в мягкой таре. И поставили часового из запасных… К тому времени Милюков с Керенским уже полностью разложили армию. Дисциплина упала, солдаты не подчинялись офицерам, шло массовое дезертирство. Идиот часовой закурил на посту – возле снарядов и селитры! А затем бросил окурок в сухую траву. Та загорелась, и огонь стал быстро продвигаться к снарядам. Виновник сбежал, а сторожиха Красильникова в одиночку пыталась тушить пожар. Храброй женщине не удалось предотвратить трагедию. Раздался взрыв, осколки от фугасов полетели на пороховой завод и на расположенный рядом склад артиллерийских снарядов. Началось светопреставление, которое длилось четыре дня. Были уничтожены около миллиона снарядов, огромные запасы нефти, мазута и пороха. Старая часть завода оказалась разрушена, производство продолжили потом в новых корпусах, выстроенных к войне. Казань охватила паника, многие бежали из города. 20 человек погибли, 172 получили ранения. 152 здания превратилось в руины. Среди погибших был и Лукницкий. В момент первого взрыва генерал обедал у себя дома. Вместо того чтобы спасаться бегством, старик ринулся на завод, чтобы лично организовать эвакуацию людей. И погиб. Взрывом ему оторвало руку, и он умер в госпитале от потери крови. Есть легенда, что тяжелораненый генерал успел открыть дренажную систему и затопил склады взрывоопасных веществ. Чем спас завод и город от еще больших бед. Историки подвергают это сомнению. Действительно, никакой дренажной системы на пороховом заводе попросту не существовало. Да и человек, которому оторвало руку, никуда бежать не может и никакой рычаг не нажмет… Но легенда характерная, она говорит о том всеобщем уважении, которым Всеволод Всеволодович пользовался в Казани. Про кого попало такую не сложат. На похороны Лукницкого пришла половина города. Неудачей коллежского советника Лыкова не закончились поиски чудотворной иконы Казанской Божьей Матери. Так, М.В. Прогнаевский разыскивал ее до самой революции. В 1909 году он написал многостраничный рапорт на имя товарища министра внутренних дел, командира корпуса жандармов Курлова. В нем ротмистр доказывал, что образ цел и его можно отыскать. В результате он вновь вернулся в Казань, но уже с чрезвычайными полномочиями. Местная полиция и ГЖУ были отстранены от дознания, зато ротмистру помогали два опытных агента Московской сыскной полиции, выделенных А. Ф. Кошко. Основанием для командировки были какие-то «серьезные сведения» о сохранности иконы. Сыщики из Москвы пришли к выводу, что образ и вправду цел и его купили старообрядцы. А участвовала в этом игуменья Маргарита, за полтора миллиона рублей! Год спустя скандально известный иеромонах Илиодор получил письмо из саратовской тюрьмы от некоего Кораблева. Тот был убийцей, отбывал пожизненную каторгу, но застрял в Саратове по одному из дознаний. Арестант писал, что знает, где искать пропавшую икону. Поскольку участвовал вместе с Чайкиным в ее похищении! Она действительно находится у раскольников, и Кораблев готов ее вернуть правительству. Образ пребывает в тайной старообрядческой молельне одного из губернских городов. Изъять его оттуда можно, лишь преступив закон. Наверно, придется даже убить охранника. Но Кораблев сделает это, если получит личные гарантии от государя, что не будет потом наказан… А пока необходимо перевести его из саратовской цинтовки в другие губернские тюрьмы: Царицына, Казани, Москвы и Рыбинска. И снабдить значительной суммой денег. Арестант вступит там в сношения с нужными людьми и организует возврат иконы. Илиодор и епископ Саратовский Гермоген поверили мошеннику. Илиодор даже объявил дату, когда он торжественно привезет пропавший образ в Казань, – 22 октября 1911 года. А Гермоген лично вручил Кораблеву тысячу рублей на подкоп под молельню. Но Прогнаевский не был столь наивен. Он побеседовал с узником и понял, что тот затеял всю историю лишь для того, чтобы организовать побег. Однако Гермоген не унялся. Он бомбил письмами Курлова и Столыпина, требуя перевести уголовника в рыбинскую тюрьму. И показывал письма от участников подкопа, которые якобы уже роют землю заступами в ожидании Кораблева. Неизвестно, как повели бы себя администраторы. Но неутомимый ротмистр сумел доказать, что вся предъявленная епископом переписка была сфабрикована сидельцами саратовской тюрьмы, так сказать, не сходя с места. Командир жандармов рассердился и велел прекратить всякие контакты с каторжником. Тут в дело вмешался московский генерал-губернатор С. К. Гершельман. На аудиенции у государя он предложил дать Кораблеву шанс и пойти на его условия. Характерны слова, сказанные при этом генералом: «Важно восстановить святыню, а не так важно, будет ли получена действительно украденная икона или какая другая». Кораблева все же не отпустили. Но Прогнаевский взялся за Чайкина. Вор к тому времени уже сидел в Шлиссельбургской тюрьме, отбывая бессрочную каторгу. Режим одиночного заключения был жестким: даже в баню и на прогулку его выводили без свидетелей. Несколько лет Чайкина пытались сломить посулами, обещали облегчить условия заключения, пусть только признается, где искать икону. Клюквенник темнил: то заявлял, что сжег образ, то намекал, что тот цел и невредим. Прогнаевский, ставший к тому времени подполковником, провел два допроса. И на втором из них, 12 июня 1912 года, Чайкин заявил, что лично уничтожил икону из богоборческих соображений. Ему «ужасно хотелось доказать, что это просто доска, что ей напрасно поклоняются и чтут ее». Но вор столько уже наговорил к тому времени противоречивого, что непонятно, каким его словам верить… Тем более не хотел этому верить жандарм. Похоже, поиски Казанской Пресвятой Богородицы стали смыслом его жизни. Чайкин стойко держался на допросах, выказывая сильный характер. Но одиночное заключение сделало свое дело. Организатор «кражи века» сошел с ума и умер в Шлиссельбурге от шизофрении перед самой революцией. Между тем поиски иконы все не прекращались, и тогда в истории появился новый персонаж. В 1915 году содержащийся в Кутомарской каторжной тюрьме убийца Блинов сделал заявление тюремному священнику Златковскому. Сообщил, что он тоже знает, где спрятана икона. И готов вернуть ее верующим. Нужно перевести его в Курскую тюрьму, и тогда дело пойдет. В Курске состоялось совещание, в котором участвовали читинский епископ Иоанн, местный губернатор Муратов, подполковник Прогнаевский – и великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра государыни и вдова убитого дяди государя, великого князя Сергея Александровича. Чиновники не поверили каторжнику, но епископ с великой княгиней настаивали. Надо дать ему шанс. А если преступник сбежит, так что ж. На воле и без того гуляет много убийц… Каторжанин водил бы их за нос и дальше, но следователи догадались его обыскать. И обнаружили два рисунка иконы, сделанные на папиросной бумаге. Один был спрятан в сапоге, а второй в поясе шаровар. Блинов хотел обмануть власти, подсунув им копию. Поиски образа прекратили лишь по прямому указанию Распутина. Он узнал, что Елизавета Федоровна не унимается и согласна на подмену. Старец послал в Царское Село телеграмму: «Папа, мама, иконы нет. Княгиня хочет обмануть Бога». И государь повелел закрыть дело. Прогнаевский тем временем окончательно пришел к выводу, что кражу иконы заказал Северьян Дмитриевич Першин. И хранится она в его доме-крепости в Коврове. Единственным способом добыть святой образ жандарм считал штурм. Для этого пришлось бы захватить весь квартал из одиннадцати домов, принадлежавших роду Першиных. Подполковник обдумывал планы нападения до самого 1917 года. Затем поиски иконы сделались неактуальны… Слухи о причастности С. Д. Першина к страшному богохульству действительно ходили по России. Это, однако, не мешало его коммерческой и общественной деятельности. В августе 1914 года Николай Второй объявил Высочайшую благодарность «старообрядцам Спасова согласия, проживающим в Коврове, за верноподданические чувства, выраженные по поводу открытия военных действий». Вряд ли это стало возможно, если бы вина вожака спасовцев была для властей очевидна. В 1918 году большая часть имущества рода Першиных оказалась национализированной. Бесценные книги и иконы пропали. Говорят, некоторые из них так и остались в Коврове на руках у людей… Вокруг исчезнувшего образа возвели множество небылиц. Так, например, летом 1907 года печник села Середы Лаишевского уезда Ульянов работал в артели нижегородских печников в доме купца Шамова, в Казани на Поперечно-Тихвинской улице. Там в одной из комнат второго этажа он случайно увидел старинную икону без ризы и иных украшений. Один угол иконы был попорчен. Печник еще подумал: не та ли это? Но молчал о своих подозрениях до 1909 года, когда изложил их священнику. Поползли новые слухи, и МВД прислало в Казань чиновника особых поручений Круглова. Тот провел дознание и якобы доложил, что священный образ находится у Шамова! Так, по крайней мере, сообщают некоторые современные источники. Однако возникает вопрос: почему же святыня не была изъята? Не настолько же власти соблюдали принцип неприкосновенности частной собственности. Полагаю эту версию несостоятельной. Другая версия гласит, что заказ Чайкину украсть икону дал купец Шевлягин. Тот самый, в доме которого проживал клюквенник. После революции он сбежал в Англию, где продал чудотворный образ некоему частному лицу. Этот экземпляр и всплыл в шестидесятых годах прошлого века в США. Епископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) выставлял ее в местном православном храме и пытался собрать необходимую сумму для выкупа. Но не смог этого сделать, и Божью Матерь в 1970 году купили католики. Она некоторое время находилась в португальском городе Фатима. С 1982 года знаменитый образ пребывает в Ватикане. И, якобы по оценкам специалистов, оклад на нем подлинный. С той самой иконы, что была похищена Чайкиным в 1904 году… Но что же тогда нашла полиция при обыске в доме Шевлягина? Золотые обрезки, множество жемчужин с оклада, медальоны, драгоценные камни – откуда они взялись, если риза уцелела и находится в Ватикане? И что за специалисты определяли ее подлинность? На основе каких данных? Потом, каковы размеры иконы из Фатимы? Списки знаменитого образа в большинстве случаев не совпадают по размерам с оригиналом, они больше. Этих списков, как уже отмечалось, больше ста, в них давно запутались все эксперты. В Фатиме наверняка висел один из них. И как можно в таком случае «натянуть» на него подлинную казанскую ризу размером пять на шесть вершков? В 1950 году бывшая послушница игуменьи Богородицкого монастыря Маргариты монахиня Агафья под большим секретом сообщила епископу Казанскому Сергию (Королеву) сенсационную новость. Игуменья после нескольких попыток кражи чудотворного образа взяла за обычай ежевечерне подменять подлинную доску копией. А подлинник уносила к себе в келью, утром возвращая на место. Чем будто бы и объясняется безучастное поведение настоятельницы на следствии и суде. Если бы это было правдой, значит, похищенный в 1904 году образ никуда не пропадал. Украли и сожгли копию. А священная для всех православных христиан реликвия сейчас находится в церкви Ярославских чудотворцев на Арском кладбище в Казани. Действительно, по размерам она ближе к оригиналу, чем все другие списки. Но как быть с клеем, которым крепились к доске кусочки слюды на ликах Богородицы и младенца? Операции такого рода, если проделывать их каждый день, погубили бы старинную живопись не хуже топора Чайкина. И можно ли так часто менять ризы и перешивать бархат? Кроме того, никаких неоднократных попыток кражи просто не было. Иначе образ не охранял бы единственный дряхлый караульщик. Оставим заявление на совести пожилой монахини: видимо, она пыталась обелить свою бывшую настоятельницу. Подлинная судьба чудотворной обретенной иконы Казанской Божьей Матери неизвестна до сих пор. Надежда, что она цела и когда-нибудь снова явится людям, остается. * * * notes Примечания 1 Петров день – 29 июня (здесь и далее примеч. автора). 2 См. повесть «Последняя выставка» в сборнике «Темные всадники». 3 Беглопоповцы (они же рогожцы, они же Австрийское или Белокриницкое согласие) – самый влиятельный толк старообрядцев. 4 Правая рука Столыпина была усохшей и плохо действовала.