Она даже не испугалась, когда дорогу ей преградил высокий моложавый мужчина. – Ваше высочество… Глаза принцессы остановились на печатке с рубином. Определенно герцог, а вот имени она не помнит. Неудивительно – столько лиц, столько людей, и ведь половину даже запоминать нужды нет – пена. Та самая, которая болтается везде и всюду, но роли не играет и значения не имеет. При нужде – смахнуть с кастрюли в помойное ведро. – Ваша светлость? – Герцог Робер Альсин, к вашим услугам, ваше высочество. – К моему сожалению, ваша светлость, я не помню, были мы с вами представлены – или нет? – Нет, ваше высочество. О чем я искренне сожалею. – Вы недавно приехали ко двору? – Я домосед, ваше высочество. Но когда происходят такие события, нельзя оставаться в стороне. Вдруг внуки потребуют у меня рассказать о свадьбе прекрасной принцессы и могущественного короля, а я и сказать ничего не смогу. Мария покраснела от комплимента, но не удержалась. – Ваша светлость, меня сватают не за короля, а за принца. – Ваше высочество, оставьте ложную скромность. Если будет на то воля Альдоная, не пройдет и пары лет, как на вашей очаровательной головке окажется корона. – На все воля Альдоная, – отозвалась принцесса. – А я буду молиться за здоровье прекрасной королевы, и кто знает, вдруг я не окажусь отверженным при вашем дворе, если решу приехать в Ативерну? – Я всегда буду вам рада, ваша светлость. – А еще я буду молиться, чтобы Альдонай был к вам милостив, и вы не рожали только девочек, как ваша несчастная мать. Мария поежилась. На миг ей стало неуютно, такое ощущение гадкое, словно кто-то тебе снежок за шиворот бросил, и он ползет там вдоль позвоночника… брррр… – Вы знали мою мать? – Ее величество Альбита была прекрасной женщиной. Умной, доброй и очаровательной. Вы совсем ее не помните, ваше высочество? Мария задумалась, а потом покачала головой. – Не знаю… наверное, нет. Что-то такое есть в памяти, кажется, у нее были темные волосы, и запах фиалок. Она ведь мной не занималась… Это верно. Альбита не кормила ребенка сама – нельзя. И грудь форму теряет, и пока кормишь ребенка, нельзя спать с мужем, пастеры не одобряют. Грех. А ей важно было побыстрее подарить Гардвейгу наследника. Так что… Ребенка спихнуть кормилицам и нянькам, а самой время от времени заходить в детскую, и хватит. Посюсюкала – и на бал, чтобы муж никем не увлекся. Мало ли? Но сейчас говорить такое было нельзя, и Робер покачал головой. – Ваше высочество, так принято в высшем свете. Детьми занимаются няньки, а королевы должны блистать. Мария остановилась и прищурилась. – Я вижу свою мачеху, ее величество Милию. И никто не упрекнет ее в нерадивости. Пусть ее детьми занимается нянька, ее величество всегда находит время и поиграть с малышами, и повозиться с ними. Моя мать, да примет Альдонай ее душу, считала иначе – пусть. Но я знаю, на кого предпочту походить. – Молодость категорична, ваше высочество. – С годами молодость проходит, ваша светлость. Мария держалась жестко и твердо. Когда ты живешь с сестрами в полуразрушенном замке, когда вы спите вместе, потому что так теплее, когда перешиваете старые платья… Либо ты сломаешься и вырастешь тряпкой. Либо ты станешь сильной. Просто не стоит всем показывать свой характер, но он у принцессы безусловно, был. Анелия выбрала для себя – и готова была на все, чтобы удрать. Бедняга Лонс Авельс наивно думал, что он соблазнил ученицу… тут еще вопрос, кто кого соблазнил. На такое Мария не пошла бы никогда, лучше уж в монастырь. Но что надо этому герцогу? Видимо, мысли достаточно четко отразились на милом личике, потому что герцог развел руками. – Мне жаль, ваше высочество. Ваша мать не заслуживает того, чтобы ее забыли. – Если волей Альдоная у меня будут дочери – я назову старшую Альбитой и буду молиться, чтобы она не повторила судьбу бабушки. – Вы очень на нее похожи, принцесса Мария. Очень. За этими разговорами они прошли уже половину коридора, и дошли до покоев принцессы. Мария чуть склонила на прощание головку и скрылась за дверью, а мужчина задумался. Стерва малолетняя. Такая же, как мать, только поумнее. Даже не так – лучше приучена выживать. Но это и неудивительно, с ее-то воспитанием. Это хорошо… Напрямую она против отца и мачехи не пойдет, но если все сложится удачно – прогнется под победителя. И петь будет о своей любви к родной мамочке, кто б сомневался. Это неплохо. Есть и плохие новости. Утром пришло письмо из Дорсана, от Эдвина Фремонта. Прилетело на крыльях голубя. Эдвин был одним из тех, кто должен был вести отряды наемников к столице. Бедный и не особо знатный, а еще по уши замаранный в кое-каких незаконных делишках, он был предан герцогу душой и телом. Ему герцог и поручил, зная, что кортеж посольства пройдет через Дорсан, найти какое-либо слабое звено. Источник сведений о посольстве. А еще, приехать в Кардин вместе с ативернским посольством. Сейчас не обратят внимания, зато потом это отлично сработает. Уж поверьте! Именно что приехать. Кто виноват в смерти короля? Понятное дело, ативернцы. Они приехали с наемниками, они короля зарезали, они беспорядки начали, и вообще – бей гадов! А если удастся подлезть к кому-то из посольства, чтобы прийти с ними во дворец, в их свите, это будет вообще великолепно. У Эдвина ничего не получилось. Почему – непонятно, но это можно и потом расспросить. И наказать заодно, голубиной-то почтой много не напишешь, а доверять такое обычной переписке по меньшей мере неразумно. Безумно. Кто на плаху первый? Никого? Тогда я пошел, ага… Эх, тяжела жизнь гения среди идиотов. Все-то приходится делать самому, все своим трудом и горбом, и никто не оценит. *** Мария смотрела на дверь. Почему-то ей было не по себе. Гадливость какая-то, что ли? Или нет… Однажды они перевернули камень и увидели, что под ним полно мокриц, а потом прибежала няня. И сказала, что они ядовитые. Вот так Мария отнеслась и к этому человеку. Он гадкий, опасный… может, забыть о нем? Или стоит сначала узнать, кто он такой? И принцесса подсела к одной из королевских фрейлин. Самой доброй и болтливой. Каков поп – таков и приход, а перефразируя поговорку, каков король, таков и двор. При дворе короля Гардвейга многое зависело от королевы. При первой жене его двор был набожным, при второй – развратным, при третьей – все рожали, при четвертой – веселились… При Милии в моду начали входить семейные ценности. При дворе стало привычно и прилично появляться с женами, а не с любовницами, стало модно рассказывать о детях, а не о загулах, и фрейлины стали намного приличнее. Не стайка юных дев, с большими вырезами, а стайка их заботливых матушек с острыми глазами. А девушек вывозили на балы и приемы, благодаря за это королеву. А то как же? Что могут соображать соплюшки в пятнадцать лет? Конечно, они станут легкой добычей для любого мужчины с красивыми речами. А то еще и в подоле принесут, не приведи Альдонай. То ли дело их матушки? Всех осмотрят, всех разъяснят, и ни за что не подпустят к родному чадушку недостойного кандидата в мужья. Есть и обратная сторона медали. Вот именно, что всех разъяснят. И поверьте, от строгих взглядов не скроется ни одна деталь, ни один взгляд, ни один шорох… хоть ты упраздняй службу Альтреса Лорта – столько сплетен, сколько ежедневно приносят эти дамы, граф и за месяц не читал.