Дело житейское, трактирщик кивнул и приказал служанке подавать, а кому-то, кого Альтрес не видел – да и не приглядывался, обиходить коня. И послать в деревню к кузнецу, чтобы завтра пришел. Каша оказалась вкусной, баранина – мягкой, пироги вкусными, а эль неразбавленным, так что спустя час Альтрес откинулся на стену, и вздохнул. Хорошо… Рядом с ним так же отдыхало сопровождение – в дороге благородный граф не видел ничего зазорного в том, чтобы пообедать за одним столом со спутниками, тем более, напиваться и терять человеческий облик никто не собирался, у них другая задача. Все сыто отдувались и молчали, отдыхали душой и телом. Бывают в жизни такие краткие моменты счастья, жаль, что именно краткие, хотелось бы и подольше, и почаще, что ж… Серебряная монета упала на стойку. – Это за комнаты. – Благодарю, господин. И сдачу позвольте… – Кузнецу отдадите, – отмахнулся Альтрес. Трактирщик кивнул. Тут хватило бы и на кузнеца – подкова дело нехитрое, и на чаевые еще осталось бы. С лихвой. Что ж, клиент выгодный… – Может, еще чего прикажете, господин? Господин обозрел «чего прикажете», которое не скрывало своих достоинств в здоровущем вырезе платья, но покачал головой. – Перебьюсь. Посидим чуток, да и спать. Устал я… И все было бы хорошо, не занеси судьба в тот трактир бродячего менестреля, и не реши он в этот момент расчехлить лютню. Трактир ведь для всех поставлен, и к вечеру туда народа набивается, не обязательно из тех, кто заночует. Могут и так прийти, пропустить кружечку-другую. Не стоит думать плохо про Альтреса – услышав балладу про «Беззаконного короля и законного сына», в которой, кстати, было рассказано, как король боялся потерять трон, а потому казнил всех своих жен раньше, чем те родят сыновей, а потом одной удалось спастись. Разумеется, с сыном в пузе. И разумеется, сын вырос и обязательно отомстит за мать. Все бы ничего, но король имел подозрительное сходство с Гардвейгом. «Вот о чем говорил Корвус» – понял граф. И принялся – нет, не бить менестреля. Вместо этого Альтрес Лорт пригласил его к себе за стол и принялся расспрашивать. Увы – безрезультатно. Баллады переходили из рук в руки, меняли хозяев, а уж место, где ее сочинили…. Да кто ж его знает? Перенял от собрата, вот и весь сказ. Репертуар обновлять надо, а то и побить могут. Альтрес поблагодарил, и даже одарил менестреля парой медяков, но вечер был испорчен безвозвратно. Здесь и сейчас он лишний раз убедился, что зреет нечто. И возникали закономерные вопросы. К примеру – ты куда смотрел, кретин горбатый? Ты чем думал? А если рядом с королем предатели? А если… если он не успеет? Со злости на себя (бесперспективно, но больше-то злиться и не на кого), Альтрес приказал подать в номер кувшин с вином, выпил его со спутниками и отключился. Похмелья с утра не было, но вечер все равно оказался решительно испорченным. А так хорошо сиделось, так отдыхалось… И надо же было этой бродячей пакости все испоганить? Хорошего в этой ситуации было одно. Трактирщик оказался человеком мудрым, и лошадь была подкована задолго до того, как вниз спустился ее хозяин. Да и остальных коней кузнец посмотрел, чтобы больше такого не случалось Выезжай в любой момент. Но кто же копает под Гардвейга? Уэльстер, дорога. Вопль раздался так близко и так громко, что подскочили все. Джерисон опрометью подхватил меч и вылетел из палатки. Хорошо хоть в штанах спал и в рубахе – дорога же. Лиля тоже подхватилась и принялась одеваться… остановило ее выражение на лице дочери. Зловредное такое… – Мири? Малявка улыбнулась. – Барон кричал. Точно. – А что ты об этом знаешь? – преисполнилась подозрений Лилиан. – Мам, он мне все равно никогда не нравился… Лиля вздохнула, перестала одеваться и плюхнулась на походную кровать рядом с дочерью. Ей барон тоже не нравился, но надо же малявку отмазывать, если что? – Дитя мое, если человек тебе не нравится, это не повод его убивать. – А помучить? – уточнило милое дитя. Лиля вспомнила сакральную фразу из анекдота про еврея: «это не дети, это сволочи», и удавила в себе желание оторвать дочке уши. Вместо этого она подняла брови и поинтересовалась: – И сколько времени пройдет, прежде, чем сюда явится папа, с желанием оторвать тебе уши? Или голову? – Никто не узнает, – мордяха у ребенка была хитрющая… хотя какой там ребенок? Почти десять лет, а в этом мире и в четырнадцать замуж выдают. Чертененок! – Чего не узнает? – Ну, мааааам! Прогуливаясь по своим важным делам, к берегу реки, Миранда обнаружила ужа. Породу его она не знала, но внешний вид сомнений не оставлял. Уж лежал, переваривал какую-то зверушку, судя по характерному утолщению на теле, и чихать хотел на окружающий мир. Окружающий мир его в покое не оставил. Миранда не любила барона Фремонта. Итак, у нас имеются – один уж, один барон и один мстительный ребенок. Как это совместить? Да элементарно. Ляле приказывают стеречь ужа. Миранда мчится к обозу и незаметно утаскивает с одной из повозок пустой кувшин из-под вина. Есть такие. Пить благородным господам хочется, и холодненького хочется, и везут его в коробах-термосах, а потом рядом складывают пустую посуду. Мири знала, где стоит эта телега, проблем у нее не возникло. Посадить ужа в кувшин? Это сложная задача только для тех, кто боится змей. Миранда их не боялась. Вот ни разу, ни два раза. Это же ужик, они забавные, ей мама Лиля показала… Мама Лиля мысленно прокляла себя, и свои ценные инициативы. Кто ее дернул за язык вспоминать о детских проказах? В том числе, как они когда-то поймали ужа, покрасили гуталином и выдавали за гадюку? Лучше б рассказала, как их за это выдрали! Неделю задницы горели! Наверное, не стоило пугать жену подполковника, протягивая бабе змейку и предлагая поцеловать. С посадкой ужа в кувшин Миранда справилась, не напугав змею. А в кувшине тем более, тихо, темно… Кувшин, от которого пахло вином, был водружен на стол в палатке барона, а мелкая поганка откланялась. Остальное – неизвестно, но судя по воплю… Лиля примерно знала повадки ужей. Шаги они с дочерью услышали одновременно. – Молчи. И никому ни слова. Миранда послушно кивнула. Попа у нее не чесалась и в массаже розгами не нуждалась, вот еще! В палатку, давясь от смеха, ввалился Джес. Бросил меч, уселся рядом со своими женщинами, и от души расхохотался. По лагерю тоже смеялись, то там, то здесь…