Часть 38 из 101 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ваше высочество. Госпожа Эллейга, верно?
– Господин Эллейга, – поправила Тира. – С этого дня я воин.
– Я могу вас поздравить, господин Эллейга? – тут же исправился Джейми.
– Да, господин барон, – не удержалась от улыбки Тира.
Хотя рука так и так болела и даже чуть-чуть дергала.
– Джеймс, с вашего позволения, госпожа. Ваше высочество?
– Джейми, посмотри ее руку, – распорядилась Анжелина. – Там совершенно жуткая рана, а я не докторус.
– Вы позволите, господин Эллейга?
Отказывать было даже как-то и неловко.
Джеймс размотал лоскуток, которым Тира перетянула руку еще в лесу, отодрал окончательно от ладони, и сморщил нос.
– Ваше высочество, вы позволите забрать господина Эллейга?
– Все так серьезно? – насторожилась Анжелина.
– Нет, ваше высочество. Но лучше заняться этим сразу, не дожидаясь воспаления, которое неминуемо воспоследует.
– Воспаления? – испугалась Тира.
– Идите, – отпустила принцесса.
Джеймс, не особо вежливо (и бароном-то он стал недавно, и на Вирме уже успел понять, что хороший докторус явление почти что высшего порядка) цапнул Тиру за здоровую руку, и решительно потащил за собой, выговаривая, словно столетний старец.
– А вы на что рассчитывали, господин Эллейга? Если по руке грязным ножом? Вы им что – свеклу чистили?
– Откуда мне знать, что им жрец делал? – возмутилась Тира.
– А надо бы! Что за безответственное отношение к своему здоровью? Нет бы ножик прокалить сначала, или в вино окунуть…
– Это ритуальный нож!
– И что? От вина он перестал бы быть ритуальным?
Тира зашипела, но тут ее без особых размышлений втолкнули в небольшой домик и направили к лавке.
– Садитесь, господин Эллейга, лечить вас будем.
И Джеймс, барон Донтер, зазвенел какими-то склянками и зашуршал свертками.
На Вирму Джейми ехал без особого внутреннего протеста. А что такого? Хорошее место, хорошие люди, а главное – какая практика! Вот, практикой его и обеспечили, почти что с первого дня. Ребята Эрика, да и Лейфа тоже, так его расхвалили, что Джейми сам себя не узнавал. А потом за него взялись Хардринги.
А именно – Олав, надо полагать, с легкой руки того же Брана.
Отвел Джейми в отдельный дом, и попросил располагаться, если какие травы нужны, все будет, а ты уж не откажи людям в лечении?
Люди себя долго ждать не заставили. Джейми вскрывал старые раны, чистил гнойники и язвы, перевязывал, осматривал, ставил диагнозы и назначал лечение… и осознавал, что каторжникам таки легче живется. И работают они точно меньше.
Не было у вирман своего бога для лекарей, разве что Флейна кроме любви ведала еще и травницами. Друг другу воины могли оказывать помощь, но это ведь не совсем то же самое, что и научный подход, и крепкая теоретическая база.
Вот где Джейми понял ценность знаний, которые вкладывали в его голову хоть Лилиан Иртон, хоть Тахир дин Дашшар. Понятно, все он вылечить не мог, но распознать – многое, очень многое. И если и не избавить от болезни, то хотя бы облегчить страдания, объяснить, лечится оно или нет… но в некоторых случаях юному лекарю хотелось просто рвать и метать.
Ух, вир-рмане.
Что, карма отвалится ножик вином сполоснуть? Или чакра сплющится?
Джейми и не замечал, что ворчал совсем, как его учительница. И выставлял на стол склянки.
Спирт, чистотел, бинты, корпия…
– Давайте сюда руку, господин Эллейга.
Тира послушно протянула ладонь. Джейми поглядело оценивающим взглядом, вытянул руку отважной воительницы над тазиком, а в другую руку сунул ей кожаную скрутку толщиной в палец.
– Это еще зачем?
– Прикусить, – просто объяснил Джейми. – Больно будет.
– Я и так справлюсь, – гордо заявила Тира.
– А я принцессе нажалуюсь, – пригрозил лекарь, берясь за флакон из темного стекла.
Тира вздернула нос, но скрутку в рот сунула. И тут же порадовалась этому, потому что началась пытка. Джейми принялся промывать рану, и было так больно, что взвыть хотелось.
Челюсти невольно сжались, едва не перекусив кожаный сверток.
– Ничего, сейчас все будет в порядке, – приговаривал мужчина, аккуратно вымывая из раны грязь и нитки. – Сейчас промоем, перевяжем заново, и все будет в порядке. Ишь, выдумала – да от твоей перевязки сюда все микробы Вирмы сбегутся…
Тира скрипела зубами, намертво увязнув ими в коже, но терпела. И потом, когда рану прочистили, и когда полили на нее чем-то безумно едким, и когда перевязывали.
И не плакала, кстати, хотя и тянуло. Но вытащить кожаную скрутку из зубов смогла не сразу.
– С-спасибо.
– Не за что. Пусть остальные воины тоже зайдут, что ли? Если увидите их, господин Эллейга.
– З-зачем?
– Потому что грязный нож, Грязная рана, воспаление, гниение… дальше продолжать?
Дальше – было ни к чему, Тира поняла и так.
– Спасибо. Сколько я должна…
– Ни медяка, – просто ответил Джейми. – Мне король платит.
Тира сморщила нос, но спорить не стала, поблагодарила и ушла.
Через три дня состоится пир в честь тех, кто получил мечи. Надо будет поговорить с мамой. Что надеть, как пойти… да, и Ричард…
Тира поняла, что краснеет.
Ричард…
Теперь она может все, в том числе и это. Для нее нет запретов. Правда ведь, может?
Уэльстер, Кардин.
– Ваше величество…
Граф Дишан низко поклонился.
Гардвейг взглянул без особого удовольствия. Да, не по-хорошему мил, а по-милу хорош, как говорят в простонародье. Хоть ты какой бриллиантовый будь, а все не Альтрес Лорт, вот беда-то! Уехал брат, и плохо, плохо без него, тоскливо, тяжко… давит что-то.
Гардвейг бы и зеркалу не признался, на Альтрес всегда был рядом, всегда стоял за его спиной. А нет его – и ждешь удара невесть откуда.
То ли чудится, то ли кажется, а вот… нехорошо на душе. Недобро.
– Слушаю, граф?
– Ваше величество, в трех дневных переходах от столицы объявилась банда Кривого Шатуна.
Гардвейг нахмурился еще сильнее.
Разбойники. Этот вечный бич любого государства. Будь ты хоть какой золотой (а Гардвейг и налоги повышал, и новые вводил, и с храмами конфликтовал), хоть какой весь разлюбезный, а на всех не угодишь. Обязательно найдутся сволочи, которые решат, что вне закона можно и побольше заработать. И пойдут.
На большую дорогу, или в пираты, или… это чего хорошего сделать долго, а вот таких радостей – хоть заешься.
Кривой Шатун трепал Гардвейгу нервы вот уже два года, и по мнению короля, давно напрашивался на колесование.