– Ну, ты в кои-то веки нарядилась. Девочка девочкой. А то все время с дулей на голове, джинсы эти мешковатые, кофты бесформенные… Он из университета, да? Тоже аспирант? Мама не может успокоиться. Любопытство у меня от нее. Сама от него вечно страдаю и маме я сейчас сочувствую, но рассказать ей ничего не могу. – Нет, мам, – обтекаемом отвечаю я. – Он немного постарше. И настороженно оглядываюсь на нее. Как она воспримет взрослого ухажера. – Ну двадцать восемь лет, это не беда. Мальчишка еще. Вот откуда она уже придумала про двадцать восемь? С ней всегда так. Скажешь что-то, а она уже историю навертела. – Ты считаешь, это нормальная разница? – на всякий случай уточняю я. Гордеев явно старше. По моим прикидкам ему где-то тридцать три. – Ну, в этом возрасте мальчики хорошо выглядят. Поэтому смотри в душу, на поступки. Не покупайся на мускулистые руки и широкие плечи. Главное, чтоб человек был надежный, работящий… Вспоминаю своих однокурсников и парочку аспирантов: они и в подметки не годятся Ящеру. Щуплые, с пухлыми попами, обтянутыми костюмными укороченными брючками. А что касается поступков… Он помог моему брату, хотя я его не просила. Да, я плачу ему телом, но он ведь и за мою проблему взялся, когда меня прогнал. В голове всплывает сегодняшний поцелуй у подъезда, потом воображение подбрасывает картины моего пробуждения, мне становится жарко. Под кожей словно взбунтовавшиеся ежики устроили бега. Мысли опять пускаются вскачь. Бездумно беру пульт и начинаю переключать каналы. – О! Мой бывший ученик! – опознает кого-то мама, и я останавливаю щелканье кнопками. Мама все время кого-то узнает, она в школе больше двадцати лет отработала. Она учитель русского языка и литературы. Но канал вроде не местный. – Гордеев, одиннадцатый «Б». Я резко дергаюсь, реагируя на знакомую фамилию, и впиваю глазами в экран. Это на самом деле он в окружении стайки репортеров, настойчиво сующих ему микрофон под нос. – А ведь нормальный парень был. Диковатый, конечно, но неплохой, – тяжко вздыхает она. – Почему был? – автоматически спрашиваю я, внимательно разглядывая лицо Ящера, потому что оказывается я плохо его запомнила. То есть у меня перед глазами отдельные черты: ресницы, отбрасывающие тень на скулы, руки, лежащие на руле, губы, обхватывающие сигарету, плечи, за которые я цеплялась… Словом образ. Будто внутреннее содержание для меня затмевает его внешность. – Как его… Денис, кажется. Литературу любил, учился неплохо, да вот видишь, пошел в политику. Грязь там одна. Школе он, конечно, помогает, да только все одно. Слухи ходили странные, пока он еще в городе жил. Сама я не прислушивалась, но впечатление сложилось. – Он тебе не нравится? Мама пожимает плечами. Что означает, вроде как, не мне судить, но она осуждает. А я внезапно разозлилась. Не знаю, что там за слухи, но он выбился в люди, сама же говорит, школе помогает, у нас во дворе детская площадка на его деньги построена, брату помог. Говорит, на поступки смотреть, а сама впечатление по слухам составляет. Ухожу в своею комнату, чтобы не вступать в бессмысленную полемику, а с мамой она всегда будет бессмысленной, ибо родительский авторитет для нее очень важен, и мнение она свое не поменяет, просто потому что она моя мама, она старше и знает жизнь лучше. Плюс педагогическая привычка: учитель всегда прав. Заучите и повторите. В комнате, уже переодевшись в домашнее, я все хватаюсь за телефон. Все жду непонятно чего. Ясно же, что не в моем положении ждать на ночь сообщений с пожеланиями спокойной ночи и сердечками. Нервно хихикаю. Ящер и сердечки. Капец. И звонка от него нет. У него завтра встреча какая-то важная, мы не увидимся. Наверно. Или он вечером позвонит. Извожусь, как тринадцатилетка перед школьной дискотекой: придет Сидоров или нет. Даже опять выглядываю в окно и гипнотизирую подъезд Гордеевских родителей. Но машина Ящера все еще в нашем дворе. Опять разозлившись на себя захлопываю окно, из которого тянет промозглых сырой холодный сквозняк. Спать надо, а не фигней страдать. Ящер вряд ли задержится больше, чем на неделю, а я не должна превратиться ни в ручную Таню, ни в озлобленную Олю. – Ксюш, – слышу как мама меня зовет. – А, – подаю я голос, зло раздирая уложенные лаком волосы расческой. – Я который день забываю спросить, посмотри, не знаешь, кто это? Плетусь смотреть. Мама указывает на автоответчик, у нас телефон с определителем. Очень удобно. В списке неотвеченных несколько раз повторяется один и тот же номер. Мама нажимает на воспроизведение, а там молчание. И таких звонков последние три дня несколько. И даже четыре из них приходятся на то время, которое я провела с Гордеевым. У меня холодок пробегает по коже. Он же сказал, что от нас отстанут. Глава 18 – Нет, не знаю… – сглатываю я вязкую слюну. Наверняка, это те люди. Как же так? Ящер обещал, что они больше не побеспокоят! – Значит, извращенец какой-то, – морщится мама. – Я думала, прошли те времена, когда звонили эти грязные онанисты. Фу. – Да, похоже, ты права, – соглашаюсь я с ней, но сама так не думаю. Паника опять меня захлестывает. Неужели все бесполезно, и на них нет управы? – Ладно, я спать. Глаза слипаются. Тебя утром будить? – Нет, встреча с научруком у меня на следующей неделе, – качаю я головой, не в силах сосредоточиться на чем-то кроме этих звонков. Вернувшись в свою комнату, я беспокойно нарезаю круги. Странные пугающие звонки. Странные, потому что на том конце молчат. Те гады, начали бы запугивать. Или не угрожают на автоответчик, чтоб доказательств угроз не было? Пометавшись немного, я решаюсь написать Гордееву. «Мне домой названивают и молчат, последний звонок был пару часов назад, мне страшно», – набираю я и отправляю, пока не передумала. Не проходит и минуты, как мой телефон звонит. Хватаюсь сразу, потому что рингтон у меня громкий, а уже поздновато. Мама, наверно, уже легла. – Алло, – громко шепчу я в трубку. – Что за звонки? – грозно спрашивает меня Ящер. – Я не знаю, но кроме тех, из-за кого, я пришла к в... к тебе, некому в трубку молчать. Гордеев вздыхает. – Номер можешь прислать? – Да, сейчас сделаю. – Жду, – и отключается. Рысью на цыпочках щемлюсь к домашнему телефону, фотаю номер с определителя и отправляю Гордееву. Подозреваю, что он опять просто перезвонит, поэтому закрываюсь в ванной и пускаю воду из крана, чтобы не слышно было голоса снаружи. И оказываюсь права. – Тебе что-нибудь говорит имя Николаева Мария Алексеевна? – без вступления начинает Гордеев сурово. А на заднем фоне раздается женский голос: – Деня, тебе еще пирожки погреть? С вареньем? – Мам! Нет, я уже сам весь как пирожок! – рявкает в ответ Ящер. Я закусываю щеку, чтобы не захихикать. – Я слышу, как ты сопишь, – это уже мне. – Так что? – Нет, я никаких Николаевых вообще не знаю, и с Машами у меня туго, – признаюсь я, пытаясь говорить серьезно. Пирожок! Это Ящер-то! Интересно, с чем варенье?