Но не так сильно, чтобы потерять голову! Конечно, нет, но от поглаживаний хочется замурлыкать. Ящер гипнотизирует руку, скрытую ткань рубашки. Лишь иногда полы рубашки расходятся, и ему становится виден белый живот. Словно он дразнит сам себя. Не знаю, куда деть руки, и пристраиваю их на широкие плечи. Холодная кожа куртки под пальцами вызывает у меня странное ощущение беззащитности. Хочется прильнуть, ощутить себя в безопасности, под защитой сильного тела, запустить пальцы ему в волосы, вдохнуть знакомый запах. Но Денис не делает попыток меня приобнять, его ладонь забирается выше, оглаживает ребра и ложится на грудь. Слегка сжав попавшее в плен полушарие, он наклоняется и целует меня в треугольник из родинок, появившийся у него на виду, когда задралась рубашонка. Мне становится жарко. Нет, я не окунаюсь в животную страсть или что-то подобное, но мне становится всего мало. Мне хочется, чтобы он тискал меня обеими руками, хочется чувствовать кожей его кожу, чтобы он поцеловал не только живот, но и грудь. Облизал соски, черт побери! Он опять игнорирует их, просто наслаждаясь мягкостью плоти. Господи, ну чего я стесняюсь после того, как сама ему предложила себя! Денис явно не из тех, кто будет кому-то обо мне распространяться. Зажмурившись я выдыхаю: – Поцелуй ее. Грудь. Гордеев ничего не отвечает, и мне даже кажется, что он оставляет мои слова без внимания. Однако, рука, лежавшая до этого на моем бедре, плавно скользит вверх, поглаживает мою попку свозь шортики и притягивает ближе к себе. Повинуясь этому движению, я усаживаюсь к нему на колени верхом. Денис медленно растягивает мою рубашечку, опаляя своим дыханием каждый сантиметр открывающегося тела, и как только полы рубашки расходятся, он накрывает губами воинственно топорщащийся сосок. Наконец-то! И вчера, и сегодня утром он лишал меня этого острого ощущения, томил меня! Гордеев посасывает вершинку, а у меня внутри все натягивается словно струна. Вот дьявол! Умеет же! Когда он рисует кончиком языка что-то вокруг ареолов, во мне тает каждая косточка, я вся превращаюсь в подтаявшее мороженное. Особенно сильно подтаявшее там, где я чувствую сквозь ткань напрягшееся естество Дениса. Связные мысли испаряются из головы, тело выгибается навстречу Гордееву, наполняясь истомой, но… Несмотря на внушительный стояк, тяжелое дыхание и темную поволоку в глазах, Денис отстраняется и, глядя в мои ничего не понимающие глаза, он медленно застегивает мою пижамку снова. Пуговичка за пуговичкой. Даже воротничок ее поправляет. Я бестолково хлопаю ресницами, медленно возвращаясь в реальность. – Ты начала постанывать. Мне понравилось. Хорошая девочка. Но мы не должны шуметь, – отвечает Гордеев на мое явное недоумение. Ссадив меня с коленей, он поднимается, поправляет член в джинсах и как ни в чем не бывало направляется к двери. – Накидывай свою шкуру убитой пенсионерки и пошли закроешь за мной балкон. Что? Он сейчас уйдет? – Это что сейчас было? – поднимая халат, спрашиваю я, не в силах осознать, что он так и полезет со второго этажа с членом на перевес. – Это чтобы тебе сегодня спалось так же плохо, как и мне, – ехидничает эта зараза. – Я буду спать просто отлично! – огрызаюсь я, завязывая пояс так туго, что ткань начинает трещать. – Разумеется, – ухмыляется Гордеев. – Тебя будут ждать сладкие сны. Он отпирает замок и все так же тихо, идет на кухню. Мне ничего не остается как в бессильном бешенстве топать за ним. На балконе же Денис снова становится серьезным: – Я разберусь с этими звонками. За твоим братом присмотрят. Тебе не о чем волноваться, – с этими словами он садится на бортик. А где «спокойной ночи», «я позвоню тебе»? – Ты… – мнусь я. – Тебя завтра не будет? – Уже соскучилась? – приподнимает Денис брови. Что тут сказать? Скажу «да», буду как все эти вешающиеся на него бабы. Скажу «нет», вдруг разозлится? – Увидимся в четверг, – уведомляет меня Гордеев, не дождавшись от меня ответа, и, перекинув ноги наружу и ухватившись за бортик руками, он спускается вниз. Зорро, блин! У меня сердце обрывается, когда я слышу глухой звук удара об асфальт. Но, насколько успешно приземлился Денис, мне не видно, потому что у нашего подъезда перегорела лампочка. Впрочем, через минуту я слышу звук отключения сигнализации и вижу, как Гордеев своей обычной неспешной походкой приближается к машине. Хлопает дверь, загораются фары, и еще пару минут спустя тачка покидает двор. Зачем он вообще приходил? Я думала, ему есть, что сказать, ну и что приставать будет. А он провернул этот кошмар! «Наш девиз непобедим, возбудим и не дадим»! Вернувшись в комнату, я ложусь в кровать, но уснуть не могу. Ворочаюсь, вспоминая, как Денис влез на балкон. И то мне кажется это романтичным, то наглым. И вообще он меня заставил просить поцеловать грудь! Хотя это того стоило. Нахлынувшие воспоминания о горячей влажной глубине его рта, твердом кончике языка, выбивают снова меня из колеи. Нет! Расхрабрившись, я пишу еще одно сообщение: «Это было свинство!». Ответ приходит не сразу. Глава 20 «Мне нужно было вернуться пораньше, чтобы мама не нервничала». Вот засранец! Так и слышу его ехидный голос! Но улыбка растягивает лицо. Уел. Ну и день сегодня был. И вечер. Как ни странно, но после сообщения от Дениса волнения и страхи отступают, и я спокойно засыпаю до самого утра. И сплю так сладко, что просыпаюсь, когда уже за окном светло. Просыпаюсь не сама, а от звонка мобильного. Бросаюсь к трубке, думая, что звонит Гордеев, но это с кафедры. – Ксения? Ивану Борисовичу нужно уехать по семейным обстоятельствам, – гундит в трубку замученная лаборантка. – Он переносит консультацию. Есть вариант через две недели, или на сегодня можно устроить. – А на сегодня во сколько? – хриплю я в трубку, пытаясь разлепить глаза. – На через полтора часа у него будет окно, – слышу, как она шуршит бумажками. – Я успею, оставьте за мной! – скатываюсь я с постели, путаясь ногами в одеяле. – Угу, не опаздывайте. Через полтора часа! Блин, мама ведь спрашивала: будить или нет! Как чувствовала! Хорошо, что мне недалеко, пешком за полчаса доберусь. Главное, быстро собраться. Однако, сегодня я отчего вожусь со сборами дольше обычного. Тянет подкраситься, заплести красивую французскую косу, выпустив несколько свободных прядей… Для Дениса же я вчера наряжалась, мне понравилось, почему бы мне не сделать этого для себя? Но в глубине души я жду, что Гордеев быстро расправится с делами и вспомнит про свою должницу. В общем, провозившись перед зеркалом, я вынуждена в универ почти бежать. Одна радость, погода стоит сухая, иначе узкие бежевые брючки были бы забрызганы по самое «не балуйся». Очень непрактичная одежка, но сидит на мне изумительно. Я собой довольна. В последние мне дни я была так измучена этими угрозами, что потускнела совсем. А мне не нравится быть Молью. Влетев в холл главного корпуса, я кошусь в зеркало, висящее возле гардероба, и отмечаю, что глаза горят, на щеках румянец. Хороша чертовка! Жаль оценить некому! Огибаю очередь в гардероб, тянущуюся почти до самого окна, и по винтовой лестнице, проклиная себя за то, что польстилась на каблуки, застревающие в кованых ступенях, я бегом поднимаюсь на третий этаж. Ффух, я вовремя. Иван Борисович – жуткий педант. У него пунктик по поводу опозданий. Он не пожалеет львиной доли времени, отведенной на консультацию, потратить на пропесочивание даже за двухминутную задержку. У двери на кафедру мнется еще один аспирант.