Руслан. Мой бывший. И вроде все давно прошло и быльем поросло, но мне все равно рядом с ним как-то не по себе. – Тебе на сколько назначили? – спрашивает он, пристально разглядывая меня. – На сейчас, – отвечаю я, подозревая, что, похоже, наши консультации решили объединить. Так и выходит. Лаборантка выглядывает в коридор: – Егорова? Пантелеев? Оба тут? – она обводит нас взглядом. Под глазами у нее залегли темные круги. – Заходите, Иван Борисович ждет. Иван Борисович и впрямь нас дожидается, стоя в дверях кабинета и беседуя с кем-то, кого я узнаю далеко не сразу, а лишь когда всех нас приглашают внутрь. – Ксения, Руслан, сейчас мы с вами разберем ваши исправления, а если возникнут срочные вопросы, вы сможете обратиться с ними к Константину, – указывает научрук на своего собеседника. – Мы договорились, что он меня подстрахует, если придется задержаться. – Конечно, нет проблем, – звучный баритон будто создан, чтобы приковывать внимания. – Можете меня поймать на кафедре, но я на всякий случай оставлю вам номер мобильного. Я смотрю, как Константин Арзамасов длинными пальцами достает из кармана визитки и протягивает нам. Сын проректора, кандидат наук, самый желанный холостяк универа, он воплощение сына маминой подруги. Идеален. И вызывает смесь робости и раздражения. Правда, долго думать о нем не приходится, потому что Иван Борисович открывает принесенные ему лаборанткой распечатки наших работ и тут же обрушивает на нас хляби своей критики. Куда мне думать про идеал, когда выясняется, что я законченная тупица? То есть, мне не так это сказали, но смысл от этого не меняется. Через час, обтекая, мы с Русланом выходим от научрука, проклиная тот миг, когда мы решили податься на научную стезю. У меня даже руки подрагивают, и поэтому я не сразу подцепляю телефон в сумке, который начинает трезвонить и явно бесить одну из преподавательниц, корпящую над каким-то документом. В итоге мне приходится почти все вытряхнуть из сумки на стол лаборантки, чтобы наконец угомонить мобильник. – Да, мам? – выдыхаю я в трубку, у меня такое ощущение, что все на кафедре готовы меня покусать, а чисто теоретически мне еще потом здесь работать. – Погоди, я сейчас выйду. – Ксюш, Лешку перевели в другую палату, теперь к нему пускают и даже передачи разрешили. – Это же прекрасно, мам! Спасибо тебе, Денис Гордеев! Мама всхлипывает: – Он пришел в себя. Я к нему собираюсь, ты со мной? – Ну, конечно! – Только прием до часу, успеваешь? Смотрю на экран: уже почти двенадцать. – Мам, попробую сразу подъехать в больницу. Если сейчас такси вызовется быстро, то я тебе отзвонюсь. – Вы куда-то опаздываете? Я могу вас подвезти, – неожиданно кто-то кладет мне руку на плечо. Вскидываю глаза. Это Арзамасов. – Если вам в центр… – неуверенно начинаю я, хотя надеюсь, что удастся воспользоваться этой неожиданной помощью. От универа до больницы ехать минут пятнадцать, а если еще и такси задержится, я могу вообще никуда не успеть. – Не в центр, – улыбается он, – но мне не сложно. – Спасибо! Вы меня очень выручите! – и уже в трубку маме: – Мам, у регистратуры встретимся! Арзамасов подает мне пальто, которое я, перед тем как зайти в кабинет, пристроила на вешалке, и под внимательным взглядом Руслана помогает мне его надеть. Я послушно просовываю руки, перекладывая телефон из одной в другую, и проверяю, все ли я сложила обратно в сумку. – Я сейчас подгоню машину, спускайтесь. Когда за Константином закрывается дверь, Руслан не выдерживает: – На высший бал рассчитываешь? Глава 21 По дороге в больницу, я нет-нет да и возвращаюсь мыслями к уколу Руслана. Не замечала за ним раньше подобной злости. И расстались мы вроде нормально, без всякого скандала, само как-то отвалилось. Причин для подобных высказываний у него нет. Я не супер-пупер отличница, но училась всегда хорошо и в аспирантуру поступала на общих основаниях. Не за деньги и не по блату. И Руслан это прекрасно знает. Стало так гаденько, особенно от того, что человек показал свое лицо неожиданно, когда жизнь и так подбрасывает мне коровьи лепешки одну больше другой. Интересно, сколько он притворяется в жизни? – Я беру дороже, – холодно отвечаю я на его мерзкую реплику, сказанную на кафедре во всеуслышание в присутствии многих преподавателей, которые в будущем станут моими коллегами. – У тебя не хватит. И вот надо учиться такие вещи не пропускать через себя, уж я-то как никто знаю, что злой язык – далеко не самая страшная проблема. Я тут могла без жилья остаться, брат мог остаться «овощем», а то вообще его могли убить. Но все равно. Подобная гадость выбивает из колеи. Не важно, сказанная в лицо или услышанная от третьих лиц. Нужно взрослеть и отсекать такое. А то с кафедры я вышла с гордо поднятой головой, а в коридоре у меня слезы на глаза выступили. Не ной, Ксюша! Все налаживается. Гордеев помог, Лешке лучше, мама радуется, диссер я напишу, стану кандидатом и утру нос Руслану, который пишет его уже три года, и неизвестно, допишет ли вообще. Однако, настроение уже не такое радужное. И мысль о том, что многие люди, к которым ты относишься хорошо, возможно, держат за пазухой камень, не дает мне покоя. Часть этого разочарования даже переносится на ни в чем не повинного Константина, и любые его попытки завести светский разговор в машине я игнорирую, отвечая вежливо, но односложно. Умом понимаю, что предложение подвезти – с его стороны прост жест взаимопомощи, но злость на Руслана за отвратительное обвинение заставляет меня искать двойное дно в поступке Константина. Совершенно безосновательно. В этом смысле Ящер, у которого с политесом туго, сейчас лидирует среди всех знакомых. Он не пытается казаться кем-то. Гордеев позволяет себе быть таким, какой он есть. Наглый, неприятный, ему не надо никому нравиться. Это, конечно, не достоинства, а недостатки, но в какой-то степени с такими людьми проще. Уже когда мы подъезжаем к парковке перед больницей я, уставившаяся в окно, замечаю мамину фигуру, спешащую к больничному скверику, чтобы срезать через него путь к приемному покою. – Константин, остановите мне, пожалуйста, здесь, – прошу его я. – Я маму догоню. Арзамасов, мельком глянув в сторону, куда я махнула рукой, притормаживает чуть обогнав маму. – Спасибо вам большое! – благодарю я, уже выскакивая из салона. Однако, когда я устремляюсь навстречу маме, обнаруживаю, что Константин вышел со мной. На мой недоуменный взгляд, он поясняет: – Видно, что сумки тяжелые, я помогу донести. Мама и вправду тащит явно что-то тяжелое. Господи, что там такое? Сменка и гостинцы не должны столько весить. У Лешки наверняка строгая диета. – Да я и сама могу… – начинаю я. – Вы не привыкли к мужской помощи? – аккуратно уточняет Арзамасов. – Или вы меня сейчас пожалели? Так я не инвалид. Мне вполне по силам донести сумку вашей мамы. От мягкого укора я слегка розовею. И Гордеев, и Арзамасов быстро вычислили, что я не привыкла полагаться на мужчин. У нас в семье из мужчин только Лешка, а у него своя жизнь. Я не нахожу, что на это ответить, кроме смущенного «спасибо», и позволяю Константину вместе со мной догнать маму, которая, не смотря на очевидный груз, развила такую скорость, что я на своих каблуках за ней еле поспеваю. В отличие от меня она смотрит на предложение мужской помощи благосклонно. И вообще на Константина, скупо представившегося моим знакомым, взирает крайне одобрительно, а на меня с любопытством. Наверно, вообразила себе романтические отношения. – Я так понимаю, времени у вас мало, могу подвезти на машине, – предлагает Арзамасов перехватывая сумку. – Нет-нет, – мама отмахивается, – пешком быстрее, да там и встать сейчас наверно негде. – Пешком так пешком, – пожимает он плечами. – Показывайте дорогу. И теперь уже мы с мамой не успеваем за широким шагом Константина.