– Не ожидал от него. Скорее уж от Ольги. – Ты плохо ее знаешь, она точно не станет таким заниматься. Хочется приоткрыть глаза, но я подозреваю, что это плохая идея. Напуганной мне сейчас кажется, что я ничего не чувствую, только в голове шумит. Гудит как перегруженные электрические провода. Звук шагов, сопровождаемый запахом корвалола. – Что с девушкой? – На нее упало это… Дышит. На мой взгляд, в сознании. Почему молчит, не знаю, – кратко отчитывается Макс. – В сознании? Молчит? – такого голоса я у Дениса еще не слышала. – Ксюш, Ксюша, золотко, идиотка моя, открой глазки. Как устоять-то? Гордеев в панике. Попробую. Открываю глаза, и в мозг вместе со светом проникает тупая боль, поэтому сразу закрываю их обратно, но успеваю заметить белое, как мел, лицо Гордеева. – Девушка, говорить можете? Как вы себя чувствуете? Где болит? – Могу, – разлепляю я губы, мне самой мой голос кажется оглушающим. – Голова болит. – Как при мигрени? – Нет… Слабее. – Что вы ее пытаете? Не пора первую помощь оказать? Она лежит тут на холоде, – взрывается Денис. – Еле шепчет. – Холод сейчас самое то, – флегматично отвечает медик. – Сейчас заберем. Кто скажет имя, фамилию, дату рождения? – Вы издеваетесь? Это в машине сделать нельзя? – Дэн, – Макс пытается урезонить Гордеева. – Они все сделают. – Каринку я в больницу сразу отвез, и что? – Кто с ней поедет? – усталый голос работника скорой, который явно и не с таким сталкивается. – Я, – рявкает Денис. – Дэн… Встреча, – напоминает Лютаев. – Я отзвонюсь. В этот момент, аудиотрансляция прекращается, так как меня поднимают на носилки, и голову мгновенно пронзает острая боль в месте ушиба. Я благополучно отключаюсь до самой клиники, куда по требованию Гордеева меня отвозят вместо четвертой городской. Сейчас мы уже ждем выписки. Коля бегает по кабинетам, Денис протаптывает коридор, я лежу. Состояние какое-то странное: вялость, апатия, ничего не хочется. Глаза все время закрываются, а я таращусь в дверной проем, чтобы не пропустить, как мелькнет белая рубашка Гордеева. Коля возвращается вместе с бумажками, и Денис с рыком прекращает свои телефонные переговоры. – Домой, Ксюш, – помогает он мне натянуть пальто и сапоги. Мне кажется, он говорит это даже не мне, а себе. Его явно нервирует больничная обстановка. А еще он злится. И явно хочет рассказать мне, какая я дура, но почему-то сдерживается. А! Ну да. Я ж героиня. Не задумываясь, он подхватывает меня на руки, за что я ему очень благодарна, потому что каждый шаг сейчас дается тяжко, как сквозь толщу воды против течения. В салоне приваливаюсь к Гордееву, от обезболивающего меня рубит. Вдыхаю знакомый запах и опять проваливаюсь в сон. Но неглубоко. Сквозь дрему слышу тихий разговор. – Денис Сергеевич, чего делать будете? – Оставлю девчонку в покое. – Я думал… – Я тоже думал, Коль. Одумался. У нее скоро день рождения, это будет лучшим подарком. – Девочка расстроится… – Зато будет живая и здоровая, – обрывает Николая Гордеев. Придурок. Бесчувственная скотина. Не буду больше о нем думать. Делаю вид, что во сне устраиваюсь поудобнее, чтобы вытереть об куртку Дениса выкатившуюся слезинку. Глава 46 – Ксюш, у тебя дома есть кто? Разлепляю словно засыпанные песком глаза. – Что? – Спрашиваю, дома сейчас кто? – терпеливо переспрашивает Гордеев. – Мама или на работе еще, или у Лешки. Нет никого там. – Тогда давай ключи. – Я сама… – вяло сопротивляюсь я. – Досамакалась. Я беру тебя, Коля – ключи. – В кармане пальто, – вспоминаю я, и Денис, похлопав меня по карманам, выуживает связку. Перемещение мое в квартиру выглядит крайне странно и сильно напоминает внос новобрачной, но я стараюсь об этом не думать, потому что есть вещи, которые никогда не случатся. В целом, мне настолько паршиво, что даже плевать, если увидят соседи и настучат маме. Все равно мое состояние от нее не скрыть. У меня в квартире Гордеев ориентируется прекрасно, будто каждый день на чай приходит, а не влезал один раз в темноте по балкону. – Пить хочешь? Про есть не спрашиваю… Да уж, при мысли о еде мне становится совсем дурно. – Воды можно, – решаю я поэксплуатировать Ящера, раз выдалась такая возможность. Денис не мелочится. Он достал с верхней полки графин и сервировал мне тумбочку возле кровати. – Сейчас доставку привезут, я дождусь, – говорит, а сам на меня не смотрит. Если его взгляд падает на меня, желваки на его скулах начинают ходить. Я все жду, когда он примется меня распекать, но то ли передумал, то ли решил понял, что умного ничего не скажет. У него вообще с мозгами беда. Одумался он. А о чем думал до этого? Почему не сказал? Теперь и не скажет. За меня все решил. Значит, не сильно-то и задумывался. Слезы подступают к глазам. – Ты чего, Ксюнь? – замечает мою мокроту Гордеев. – Болит? Где? Болит. Еще как болит. Идиот. Проваливай в свою Москву! Только посиди со мной еще… – Прошло уже, – шмыгаю я. Мне становится себя жалко. Из кресла, на которое Денис бросил мою сумку, раздается звонок мобильника.