– Дать? – Угу, – а то вдруг мама. Он достает телефон, вижу его мельком брошенный на экран взгляд, и трубку мне передать не спешат. – Ну давай сюда, – канючу я. Помедлив, Гордеев все же отдает мне мобильник. Звонит Арзамасов. Вон чего у нас зубы скрипят. Ясно. Да, теперь я могу отвечать на его звонки, и встречаться, и к Лешке ездить, и вообще на свидание с ним пойду, если позовет! – Алло? – Ксения? Ксюша, здравствуйте! Хотел уточнить, сможете на консультацию подойти завтра? – Завтра? Вряд ли… Я немного приболела, но можно по скайпу… – Приболела? Что-нибудь нужно? Я на машине быстро привезу. Гордеев, которому прекрасно слышно весь разговор, выходит из комнаты. «Консультация, блядь, у него!» – шипит он. Его откровенная злость бальзамом проливается на мое раненое самолюбие. А нечего. Все. Мы в расчете. – Нет, спасибо, – максимально нежно отвечаю я. – У меня все есть. Давайте я вам завтра напишу. В коридоре становится тихо. Но окончание моего разговора и прощание с Константином тонут в звонке домофона. – Лежи, – заглядывает в комнату Денис и максимально громко озвучивает: – Я сам все сделаю. От Арзамосова я уже отсоединилась, но последняя реплика явно предназначалась ему. Появление курьера вновь вносит суету. Моются фрукты, нарезается лимон, чтобы быть добавленным в графин, раскладываются лекарства, поправляется подушка. Когда все видимые дела переделаны, говорю ему: – Дверь захлопывается. – Выгоняешь? – серьезно смотрит на меня. – Посиди со мной, пока я не усну, – наступив, собственной гордости на горло, прошу я. Плевать какие у него там дела. Мне плохо. А, когда он уйдет, станет совсем погано. – Если ты пообещаешь мне никогда так больше не делать, – веско говорит Гордеев. – Обещаю, – это легко. Я ж и в этот раз не собиралась. Оно само как-то вышло. – А что это было? Я так понимаю, эту тыкву столкнули… Денис устраивается на моей постели в ногах. Уставившись в одну точку, он механически поглаживает мое колено, укрытое пледом. – У Миши, видать, вообще кукуха поехала. Ольга его бросила. Ну как бросила. Сказала, что подает на развод. Я думаю, она б вернулась. Но Миха решил устранить конкурента. Идиотизм. Как будто Ольгу первый день знает. Если убивать всех мужиков, с которыми она спит, город можно выкосить. Раньше, он не дергался. А мне понятно, почему конвульсия случилась. Потому что все остальные как раз этими конкурентами не были, а Гордеев был. И Михаил это знал. Но вообще, это что у человека в голове должно было происходить, чтоб пойти на преступление? Не отморозок же. А если бы я не успела? Он бы сел. Проще грохнуть Ольгу, но я, конечно, пристрастна. – Его Макс уже забрал. От меня подальше. Сама решишь, заводить дело или нет. Ну у Миши в городе перспектив больше нет. Такое не прощают. На последних словах пальцы его на моей ноге сжимаются, мне почти больно, но я не вякаю. – Спи, Ксюш. Больше никто тебя не обидит. Денис замолкает, и мы слушаем, как громко тикает будильник. Бороться со сном мне не удается, и я проваливаюсь в сон. Никто не обидит. Никто, кроме тебя, да, Денис? Глава 47 Несколько следующих дней я почти полностью провожу в постели. Общая разбитость, настроение на нуле, слезливость. В довершении всего у меня под глазами проступают несказанно выразительные синяки. Поэтому, даже когда легчает, я отсиживаюсь дома. Подружки звонят, Арзамасов. Один раз звонил Лютаев, на заднем фоне слышались сыплющиеся из Карины вопросы о моем самочувствии. Даже Коля звонил уточнить, не нужно ли чего еще заказать. Ничего не нужно. Кухня забита фруктами, соками, рыбой, икрой. Мама, вернувшаяся в тот день с работы, открыв холодильник обомлела. – Ксюш, ты кого-то ограбила? – ошарашенное лицо показывается в дверном проеме моей комнаты и тут же бледнеет. – Что случилось? – Мам, все в порядке, – вскидываюсь я, видя, как мама покачнулась, но в голову сразу ударяет тупая боль. Я морщусь: – Не совсем, но ничего страшного. Несчастный случай. С крыши упал декор и попал мне на голову. Звучит, как дебильная отмазка второклассника, которого предупреждали не гулять под сосульками. – Господи, – мама перебирается на стул. – Ты у врача была? – Да, – киваю головой на тумбочку, где графином придавлены выписка и назначение врача. – Господи, – снова бормочет она. – Это же… ты же могла погибнуть… Надо пожаловаться… Где такая халатность допущена? – Мам, мам, у владельца уже проблемы по этому поводу… – Да? – Да, успокойся, тебе нельзя волноваться, – прошу я. – Обещаю, что буду осторожнее. – Тебе что-нибудь нужно? – она обводит глазами тумбочку, заставленную посудой с фруктами. – Хочешь, я оладушки сделаю? Как ты любишь? Из кабачков? – Мамуль, спасибо, но не лезет. – Ну тогда отдыхай, позови, если что… – Конечно, мам. Я смотрю ей вслед и понимаю, что хорошо, что она не знает, что все из-за Гордеева. Она и так к нему относится предвзято. Хотя… Свататься он ко мне не будет, так что не все ли равно… Но мне почему-то не хочется слышать от нее гадости в его адрес. Он действительно помог нам, а Лешке – по собственному желанию. И девчонке этой, Маше Николаевой, они с Максом помогут. А я возьму себя в руки и перестану думать о Денисе совсем. Может, уже завтра получится. В крайнем случае, через год. И думать забуду. В конце концов, что мне пришло в голову в него влюбиться? Я его совсем не знаю. Эту мантру я повторяю вот уже вторую неделю. Как только синяки стало возможно замазать тоналкой, я стала выбираться из дома, потому что оставаться в пустой квартире наедине со своими мыслями совершенно невыносимо. Лешку выписывают только послезавтра в мой день рождения, мама на работе, а я лезу на стену. Надо же, какая я оказалась романтичная дура. Всегда считала себя крайне прагматичной особой. И так втрескалась в совершенно неподходящий объект. На улице мне почему-то тоже неуютно. Ощущение взгляда в спину, которое пропало, когда в мои проблемы вмешался Ящер, снова возобновляется. Оно не пугающее, но какое-то зудящее. Я несколько раз пыталась определить, кажется мне, или кто-то на меня постоянно пялится, но, похоже, это моя паранойя. Тем гадам уже совершенно точно не до меня. Макс вчера опять звонил, отчитывался. Дело на Николаева заведено, документы на развод приняты. Михаил передает бизнес и сращивает переломы. Откуда они у него взялись, Лютаев мне не ответил. Наворачиваю уже третий круг вокруг универа. Мне сегодня туда не нужно, но ноги сами меня принесли к альма-матер. Университетский скверик чудо как хорош в эту пору. Холодное октябрьское солнце, листва шуршит под ногами в ожидании дворника, который уже вышел не уборку, клумбы с яркими ноготками. В общем-то, мое столкновение с Арзамасовым возле главного корпуса не становится чем-то из ряда вон выходящим. Я только что обогнала нашу истерзанную наукой, студентами и профессурой лаборантку. – Ксюша? – окликает меня Константин. – Вы ко мне? – Нет, – смущенно говорю я, засовывая руки в карманы пальто. – Просто проветриваюсь, я живу тут недалеко. – У меня перерыв в два окна, может, кофе? – предлагает он. – Почему бы и да, – усмехаюсь я, внутренне признаваясь, что мне хоть и приятно внимание Арзамасова, но соглашаюсь я именно назло Гордееву.