Я называю сумму, и Гордеев присвистывает: – Цена двушки в центре. – Да, как раз как наша… – И за что твой Леша попал на бабки? – Говорят, проигрался, но я не верю. Лёшка не такой… Он бы никогда… вообще не азартный… – Мы многого не знаем о наших близких. Правда может быть неожиданной и неприятной. – Я понимаю, как это звучит, но у меня есть серьёзные сомнения, что всё это не мошенничество. Особенно потому, что они настаивают именно на том, чтоб мы отдали квартиру. С деньгами меньше прессуют. – Ещё раз говорю: с этим ментовку, – как идиотке повторяет Ящер мне по слогам. – Да как вы не понимаете! – взрываюсь я. – Я сразу же и пошла в милицию, а потом по дороге домой меня встретили. До сих пор синяки от их лапищ не сошли. Вот! – в запале я задираю рукав водолазки и показываю сиренево-голубые отметины на бледном запястье. А Ящер возьми и прикоснись к ним. Он проводит пальцами вдоль голубой венки, совсем слегка, кончиками, но меня словно током ударяет. Господи! Вот дура! Что я творю? Закрыв глаза, договариваю уже спокойнее: – Сказали, ещё раз сунусь в милицию, они к маме подойдут. А у неё сердце слабое. Она после Лешкиной аварии чуть не слегла, и это её доконает. Открываю глаза и обнаруживаю, что Гордеев сидит совсем близко ко мне, передвинувшись к подлокотнику дивана. Он рассматривает моё лицо и как будто принюхивается. Оправдывая мои подозрения, он озвучивает: – Вкусно пахнешь. Сладенько. Я замираю, как под дудочкой крысолова. – Так. Понятно. А от меня чего ты хочешь? Говоришь, что не бабки, – Ящер и не думает отодвигаться. Мне кажется, я даже чувствую тепло, исходящее от его тела. – Я хочу разобраться. Одно дело, если Лешка и правда что-то должен… Но этого не сделать, пока он в таком состоянии, а я боюсь, что они навредят маме… – Обязательно навредят, – кивает Гордеев спокойно. – Чтобы ты посговорчивее была. Чтобы отвязаться от них, есть всего два способа: первый – дать денег или отдать квартиру, но это не точно. Если они поймут, что вас можно подоить еще, то не отстанут. Второй – их должен кто-то прижать. Их или их хозяина. И ты решила, что второй вариант надежнее. Так? Киваю. – Умненькая девочка. Он поднимается с дивана. Кожа обивки скрипит. Как он тогда смог ко мне так тихо подсесть? Ящер вальяжно проходится по комнате, словно разминаясь. Будто дикий зверь после сна. Мой взгляд прикован к нему, и я не могу не отметить в нём некий шик. И дело здесь даже не в дорогих шмотках. – Вот что, кукла, – он встаёт за моей спиной кладёт руки мне на плечи, они тяжёлые будто прожигают водолазку. Он вытаскивает из-за ворота волосы, и я понимаю, что он ладонью чувствует, что они тёплые, как моё тело. С ужасом жду, что он намотает хвост на кулак, как это сделали те. – Вали домой к мамке под бочок. Не хрен домашним девочкам тут ошиваться. – То есть вы мне не поможете? – На кой дьявол мне с тобой связываться? Не вижу резона. С тебя взять нечего. Погладив мои подрагивающие плечи, он садится на столик перед мной, касаясь моих коленей своими, и прищуривается, проверяя мою реакцию. Чувствую, как кровь отливает от лица. Ящер был моим последним шансом. – Но я не только бизнесмен, – намекает он. – Я еще и мужчина… Глава 3 То, что Ящер – мужчина, не только видно невооруженным взглядом, это практически ощущается в воздухе, который вокруг него становится будто вязким. Я кожей своей чувствую, что он очень мужчина. Слишком мужчина. – Что вы имеете в виду? Хотя я, конечно, понимаю, о чём он, но поверить сложно. У него вон, Таня такая, что мужики столбом встают. И если верить реакции Коли, то не только они, но и у них. Зачем ему обычная я? Просто потому, что с меня надо взять хоть что-то? Гордеев криво усмехается: – То самое. Не делай такие глаза – меня не поймёт. Ты хочешь и ягодку съесть, и на кактус не сесть. Так не бывает, – его стального цвета глаза внимательно следят за выражением моего лица. – Кактус не обязателен, а вот на хую придётся повертеться. Эти слова, сказанные абсолютно равнодушным тоном, – как обух по голове. – Что скажешь? – А… вы хотите… – голос мой дрожит, пока я мучительно подбираю слово, от которого сама в обморок не упаду, – чтобы я провела с вами ночь? Я могла бы, наверное, потерпеть… Ящер ржет: – Это прям вызывает у меня энтузиазм! – резко перестав смеяться, осаживает меня: – Терпеть не надо, надо отрабатывать. Его слова с каждой репликой всё жёстче, всё сильнее меня задевают, будто он проверяет мои границы. Если бы я думала, что ему есть для меня хоть какое-то дело, я бы решила, что он хочет таким способом от меня избавиться. После каждой фразы Ящер сейчас смотрит так, словно ждёт, что я разревусь и убегу. И сейчас я к этому очень близка. – Молчишь? Только вот, сдаётся мне, синичка ты, себе переоцениваешь. Всего одна ночь за настоящий геморрой… Или ты только с виду тихоня, а на самом деле можешь посоревноваться с профессионалками? Подначки и пренебрежение в его голосе хлещут так больно, наверное, потому что сейчас я вся – оголённый нерв. Мне нет дела до того, что обо мне думают чужие люди, но слова Гордеева жгут каленым железом. Я переполнена не только страхом перед Ящером и своей участью, во мне плещется штормящее море ужаса неопределённости под ветрами отчаяния и безысходности. – Сколько? –хриплю я, сама не веря, что спрашиваю. – Сколько раз? – Раз? – Ящер смотрит насмешливо и наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах. – Пока мне не надоест, а у меня стоит отлично. Думаю, тут речь идёт об отрезке времени. Неделя, может, больше… Его слова впечатываются в моё без единой кровинки лицо. – Скажу насколько долго, как только попробует товар в первый раз. В ужасе смотрю на Гордеева. Он протягивает руку и снова пропускает между пальцами светлые пряди. Я даже шелохнуться не могу, оказывается, я уже до упора вжалась в спинку кресла. Товар. Я для него товар. Он будет меня «пробовать» и только потом решит, как долго я буду отрабатывать помощь. Нервно облизываю губы, и их тотчас касается его пальцы. Ящер с нажимом проводит по ним, пробуя их на мягкость. – Но тогда вы мне поможете? – через силу выдавливаю я. Неужели я соглашусь? Всё это просто не может происходить со мной… – Давай посмотрим, на что-то годишься. Вперёд. Он пересаживается на диван и широко расставляет ноги. Тоннельным зрением вижу, как он приглашающе похлопывает себя по бедру, не отводя от меня выжидающего взгляда. Неуклюже поднимаюсь из глубокого кресла и на подгибающихся ногах подхожу к нему. Видя, что я почти парализована, Гордеев тянет меня за руку, и я плюхаюсь на диван рядом с ним. Сердце пропускает пару тактов. Подозреваю, что взгляд у меня затравленный и даже умоляющий. Но ведь он ни к чему меня не принуждает. Это мой выбор. Каменное лицо Ящера говорит именно об этом. Ему плевать, уйду я или останусь. – Давай сначала ртом, – озвучивает он свои пожелания. Подношу руку к его ширинке и, ухватившись за пряжку ремня, медлю. К глазам подступают слёзы. Моя нерешительность раздражает Ящера.