Он снова зажимает мой хвост в кулаке и медленно его наматывает на руку. Автоматически считаю – три оборота. С замиранием сердца жду, что вот сейчас Гордеев дёрнет за волосы и придавит мое лицо себе к паху, чтобы показать, кто здесь хозяин. Но Ящер лишь поворачивает моё лицо к себе. – Это будет тебе уроком, – жёстко говорит он. – Больше не полезешь туда, куда не надо. О чём ты думала, идиотка? Гордеев злится. – Что ты придёшь, и всё само устроится? Из глаз одна за другой капают крупные слезы. – Радуйся, что не нарвалась на моральных уродов. Проваливай и больше не суйся к таким, как я, нехуй домашним девочкам знакомиться с этой стороной жизни, – он слегка встряхивает руку, в которой зажаты волосы. – Поняла, дурища? Я так напугана, что просто мелко и часто киваю в ответ. Ящер отпускает мои волосы, как мне кажется, с сожалением. – Вали давай, и чтоб я тебя больше не видел, – с ленцой велит Гордеев и тянется к мобильнику. Мне хочется бежать не оглядываясь, но ноги так ослабли, что я тащусь к выходу из ВИП-комнаты, пошатываясь. Уже хватаюсь за дверную ручку, когда позади меня раздаётся злой голос Ящера: – Макс, что за хуйня у вас в городе творится? Выстреливаю из комнаты, пока разъяренный Ящер не передумал, и замираю за дверью, переводя дух. Сейчас какому-то Максу похоже прилетит за то, что Гордеева беспокоят кто не попадя. Снаружи меня встречает все тот же Коля, который не сводит глаз с Татьяны, подпирающей стену напротив двери в ВИП-комнату. Она, что, так и ждала тут? Боялась пропустить свою смену? Прокурорская дочка внимательно осматривает меня. При виде заплаканных глаз на её лица расцветает удовлетворение. Отлепившись от стены, Татьяна ныряет в открытую дверь, где Гордеев уже прощается с неведомым Максом: – Скоро подъеду, – и сразу же без перехода: – На колени. Судя по звуку щелкнувшей пряжке, это он Тане: – Давай-давай, – закрывая дверь поторапливает меня Коля. – Поговорила? Свободна. Вздрогнув, отмираю. Надо отсюда уходить. Едва переставляя ноги, покидаю ВИП-зону. Прохожу мимо грохочущего танцпола, пробираюсь через группки молодняка, вышедшего потрепаться. Каждый шаг даётся всё легче, и на улицу я вылетаю почти бегом, но холодный ветер отрезвляет, и я возвращаю за пальто. Мозги потихоньку встают на место. Ящер прав. Мне повезло. Могла ведь быстро совершить карьеру от аспирантки до опытной любительницы. А если бы нарвалась на мерзавцев, то и до статуса профессионалки рукой подать. Невидящим взглядом уставившись в зеркало, завязываю поясок пальто, и пытаюсь разобраться: почему я сразу не рванула оттуда, как только он заговорил об оплате натурой? Для меня это неприемлемо, но я всерьез рассматривала его предложение. Его взгляд меня поработил. Как гипноз. Действительно, василиск. Опасный ящер. Не надо было приходить. Он всё верно сказал, только теперь я совсем не знаю, что он не делать. Хоть бы Лёшка уже очнулся! Подняв воротник повыше и засунув руки в карманы, я пробегаю через освещенную парковку перед клубом, ветер с воды остужает горящие от слёз глаза, на и сует за шиворот свои пальцы. Набережная ещё не пуста, но транспорт скоро перестанет ходить, нужно поторопиться. Надеюсь, мама уже спит, а то будет волноваться. Со дня Лёшкиной аварии она впадает в панику по любому поводу. Пытаясь спрятать мерзнущий нос в шифоновый шарфик, я поворачиваю на аллейку, ведущую к остановке. – Ты посмотри! Наша краля вместо того, чтобы вернуть нам долг, тратит денежки по ночным клубам, – словно из ниоткуда вырастает передо мной тёмная фигура. По голосу узнаю одного из тех троих. Хочу его обойти, но из кустов, обрамляющих аллею, выступают двое других. Сердце сжимается. Я уже дрожу вовсе не от холодного ветра. – Мне думается, друзья, что пришла пора объяснить нашей общий знакомой, что мы тут не шутки шутим. Глава 4 Мне их не обойти. Мозг работает, словно фотоаппарат: щелчок – мысль, пауза, вспышка – осознание безысходности. В кусты ломануться? Там ещё быстрее схватят. Заорать? Да кто тут вот меня вообще услышит? Справиться с ними мне тоже не под силу. У меня даже перцового баллончика нет. Причем вообще. Я его даже не купила. Гордеев действительно прав: и о чём я вообще думала, идиотка? Мне кажется, что мой ступор длится вечность, но, скорее всего, это такая же обманка мозга. Они же ещё не дошли до меня… Наслаждаются моим страхом. Медленно пячусь. Я не так далеко отошла от парковки клуба. Сделать шагов тридцать, и я вернусь в освещённую зону, а там камеры, охрана… Вот там уже можно и поорать. Но это если мне повезет. – Сто, сука, по-хорошему не хочешь? Тогда мы подоступнее обоснуй найдём. – Белобрысая думает, что она умнее всех, – сплёвывает тот, у которого на лице тянется тонкий дугообразный шрам от уголка губ до уха. – Да, брат, – соглашается другой с полным ртом золотых зубов. – Она нас явно не уважает, но мы ей хорошие манеры быстро привьём. Вразвалочку они направляются ко мне. Руки они держат в карманах, и мое воображение рисует там ножи. Я опять отступаю, шаг за шагом, но расстояние между нами сокращается всё равно. Господи, дай мне шанс! Пожалуйста, Господи! Но у Бога Видимо другие планы, потому что, когда мне остаётся совсем чуть-чуть, золотозубый, разгадав мои намерения, совершает хищный бросок. Мозг отстранённо регистрирует происходящее в то время, как тело действует на инстинктах. Вот урод уже совсем рядом и выкидывает руку в мою сторону. Отпрыгнуть и развернуться я успеваю, но побежать – уже нет. Он хватает меня за шиворот пальто и дёргает на себя, впечатывая спиной в его тело. Шарфик, попавший ему под пальцы впивается мне в горло, перешибая мне дыхание на выдохе. В глазах темнеет. И вот я уже чувствую его руку, ухватившую меня за волосы. Из глаз брызжут слезы. Да, что ж такое… Выживу – отрежу к хренам. Все, кому не лень, тягают. В подтверждение золотозубый с наслаждением дергает за волосы. Я визжу, потому что это больно и потому что это страшно. – Что? Уже не такая смелая? – сипит ублюдок мне на ухо, обдавая зловонным дыханием. От него отвратительно несет мокрой пепельницей, чесночной колбасой и давно нечищенными зубами. – Заткнись, сука! – Пожалуйста, не трогайте меня! – скулю, когда ко мне подходит тот со шрамом. Он дёргает за пояс пальто, и у меня вырывается ещё один крик ужаса. – Заткнись, шмара! Ненавижу таких, как ты! Дерьма в жизни не ела, поэтому и на других как на дерьмо смотришь, – выплёскивает он на меня свою ненависть. – А ну, заткнись, я сказал! И отвешивает мне оплеуху, потому что я не могу остановиться и подвываю от страха, а золотозубый меня встряхивает. – Отпустите… – Что, девонька, страшно? – ласково спрашивает третий с гаденькой ухмылкой. – Отпустим, уму-разуму научим и отпустим. – Не трогайте меня, – молю я. Бандит со шрамом, показывая, что никого не волнуют мои просьбы, запускает пятерню за полу распахнувшегося пальто и больно сжимает мне грудь. – Ты нарываешься, тебе сказали закрыть рот. Ещё немного, и кроме основного долга будешь отрабатывать проценты, – он мерзко ухмыляется. – Натурой. Есть у нас местечки для таких, как ты. Ваша блядская натура там расцветает, и вы, мрази, сразу забываете, как смотреть на других сверху вниз. На стёртых коленках-то оно не сподручно. Господи, не дай ему сделать со мной что-то! – Я б тебя и сейчас, девонька, повоспитывал, – третий одобрительно смотрит, как урод со шрамом меня лапает. – Тем более, что после Арлекина ты со мной и сама ласковая будешь. Только мы пока тебе дадим последний шанс. Как договаривались, у тебя есть еще два дня. Мы – люди чести.