Галкина промычала что-то неопределенное. Кузнецов продолжал как ни в чем не бывало: – Она вышла во вторник. В этой статье я доказывал, что международных тайных заговоров не существует... Так вот – эти люди похитили меня с единственной целью: доказать мне и через меня всем прочим реальность собственного существования. – Вот это номер! – воскликнула сестра. Что до меня, то я просто утратила дар речи и беспомощно ловила ртом воздух. Галкина тоже выглядела крайне изумленной. – Вы хотите сказать, что они объяснили вам прямым текстом?.. – Именно так. Вы спрашиваете, почему они меня отпустили... Потому и отпустили. Зачем я им там? Я был им нужен только как передаточное звено, как провод, что ли... Или, если хотите, как почтовый голубь. Они вложили в меня определенную информацию и отправили обратно, чтобы я нес эту информацию дальше. Вам, например... – Скажите, Сергей, – продолжала Галкина, – вы видели этих людей? – И да, и нет. Я их видел, но они были в масках, все до единого, и в одинаковой одежде, вроде балахонов. – Как они с вами обращались? – Неплохо. Можно даже сказать, хорошо. Если, конечно, не считать того, что держали взаперти. Кормили-поили, как в ресторане. Газеты давали. – Какие газеты? – «Общую», «Сегодня» и «Завтра». – И «Завтра»? – И «Завтра». – Как происходило ваше общение с ними? – Сначала никакого общения не было. Весь четверг я сидел один, и никто мной не интересовался. Это было, пожалуй, хуже всего. Я не понимал, что происходит. Честно говоря, я впал даже в панику. Стал стучать в дверь, кричать и все такое... Тогда вошел охранник и сказал, чтобы я потерпел до завтра – завтра мне объяснят, что к чему. В пятницу меня отвели к Магистру. Он-то мне и растолковал, что им от меня нужно. – Что именно он сказал? – Примерно так: «Не волнуйтесь, мы не причиним вам зла. Мы прочитали вашу статью и привезли вас сюда, чтобы доказать вам ошибочность вашей точки зрения. Завтра вас доставят домой. Мы не сомневаемся, что, вернувшись, вы найдете способ сообщить публике о том, что вам стало известно. В этом – единственный смысл вашего пребывания здесь». Примерно так. – Скажите, как все это выглядело? Хотя бы в самых общих чертах. Знаете, вокруг этого столько накручено... – Между прочим, все это не так уж далеко от действительности. Вот, например, когда меня привели к Магистру... Представьте себе: сначала темнота, пока глаза не привыкнут, только свечка какая-то горит где-то сбоку или лампочка. Но если лампочка, то о-очень слабенькая. В чем-то белом. Потом, когда глаза привыкли, я разглядел: это белое, это был череп. Там стол был, сбоку, покрытый черным, на нем этот самый череп, а перед ним – Евангелие. Около стола – открытый гроб с костями. И семь подсвечников. – О господи! – выдохнула Галкина. – Да... Потом инструменты всякие... Молоток, лопата, отвес... Вот, собственно, и все. В субботу вечером, поздно, опять надели мешок, посадили в машину – не в мою, а в чужую – и привезли к самому дому. Высадили и в ту же секунду умчались. – А машина? Ваша машина, я имею в виду? – Стояла во дворе, на обычном месте. – Как вы думаете, где может находиться подвал, в котором вас держали? – Понятия не имею. Скорее где-то за городом – мне показалось: деревья шумели. Но точно не скажу. Мог быть дом в каком-нибудь сквере, здесь же, в Москве. Мне казалось, что мы очень долго ехали. Но я, честно сказать, так обалдел, что потерял чувство времени. И потом, они вполне могли кружить по улицам, чтобы сбить меня с толку. Хотя вроде ехали мы по прямой... Не знаю. – Хорошо, Сергей, спасибо большое, – сказала Галкина. – У меня к вам, конечно, еще куча вопросов, но не стану вас больше мучить. Ждем завтра у нас в студии, где, я надеюсь, состоится более подробный разговор. – Ну, так, – сказала я. – И что, спрашивается, из этого следует? Что убийца – не Костя или что Костя – масон? В самом деле, как просто! Вот оно, то самое звено, которое объединяет личное с общественным, любовь – с политикой. Я добросовестно попыталась представить себе Костю в балахоне и в маске. Что ж, не более странно, чем Костя с пистолетом. Я уже ничему не удивлюсь. – Маринка! – взмолилась я. – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Она посмотрела сквозь меня и проговорила тоном сомнамбулы: – Евангелие? Он сказал: Евангелие? Но это же очень интересно! Я хочу видеть этого человека! – Кого, Кузнецова? – Его, его... – Зачем он тебе сдался? – Поговорить. – Что ты хочешь от него услышать? Он уже все сказал. А чего не сказал – скажет завтра. – Нет, – решительно возразила сестра. – Я хочу сама задавать ему вопросы. Понимаешь? Вот увидишь – завтра они очень быстро перейдут к размышлениям по поводу, а у меня совсем другие задачи. – Да что говорить, – сказала я. – Все равно нам до него не добраться. – Почему не добраться? – невозмутимо заявила сестра. – Ты же говоришь, у тебя есть его телефон. Я пожала плечами. – Ну и что? Что ты будешь с этим телефоном делать? Позвонишь и скажешь: я поклонница вашего таланта? Или – я вас видела по телевизору, вы мне очень понравились? – Почему я? – удивилась сестра. – Не я позвоню, а ты! Тут опешила я. – Но я вовсе не собиралась ему звонить! Что я ему скажу? – Скажешь, что хочешь поговорить. Уверяю тебя, он клюнет! Во-первых, он наверняка подумает, что ты собираешься откровенничать насчет Никиты, а во-вторых, ты ему явно понравилась. – С чего ты взяла? – Не знаю. Чувствую. – Но я совершенно не хочу с ним разговаривать! – Тебе и не нужно. Разговаривать буду я. – Транзит? – догадалась я. – Транзит, – подтвердила сестра. Систему «транзита» мы разработали сто лет назад, в восьмом классе. Дело было так. Я влюбилась в мальчика из десятого класса, но совершенно не знала, как к нему подступиться. Маринка, разумеется, была в курсе. И вот, войдя в мое бедственное положение, она протянула мне руку помощи. Ее саму мой «объект» нисколько не интересовал, поэтому она чувствовала себя куда более независимо, чем я, и ни капельки его не стеснялась. Под каким-то предлогом – уж не помню каким, – она подошла к нему и завязала знакомство. Они начали общаться, а через пару дней Маринка представила ему свою любимую сестру и потихоньку отошла в тень. Далее следовала моя партия, с которой я справилась уже сама, без посторонней помощи. Со временем мы развили эту систему и усовершенствовали, снабдив множеством мелких деталей. Разумеется, при осуществлении «транзита» большое внимание уделялось внешней стороне дела. В решающий момент та, ради которой все это затевалось, должна была выглядеть как можно лучше, а та, которая выполняла роль Серого Волка при Иване-Царевиче, наоборот, должна была иметь вид как можно более невзрачный. Конечно, нельзя сказать, чтобы успех был гарантирован – нет. И все-таки из пяти случаев – а мы с Маринкой прибегали к этой системе ровно пять раз – «транзит» сработал в четырех, что, согласитесь, очень и очень неплохо. Звонить Кузнецову мне не хотелось ужасно. И просто не хотелось, и непонятно было, чего Маринка надеется от него добиться. С другой стороны, я привыкла считать, что она знает, что делает. Кроме того, мне совсем не улыбалась перспектива сидеть сложа руки и ждать Костиного приезда. Пусть уж лучше хоть что-то происходит – даже если я не верю, что от этого будет толк. Я откопала в сумке кузнецовскую визитную карточку и решительно набрала номер. К телефону подошел он сам. – Сергей, – сказала я, – добрый день. Это Ира, знакомая Добрынина, та, которую вы спасали от журналистов... – О! – воскликнул он. – Привет! Позвонила все-таки! Вот здорово! А я-то, честно говоря, опасалась, что он скажет что-нибудь вроде: «Простите, не помню» – и мне придется долго и нудно объясняться и рассказывать историю нашего знакомства. Вместо этого он явно обрадовался, и я почувствовала себя куда более уверенно. Теперь надо было срочно «ковать железо». – Сергей, – решительно сказала я, боясь утратить запал, – мне хотелось бы с вами встретиться Я собиралась добавить что-нибудь туманное насчет того, что «нужно поговорить», но он моментально меня перебил избавив от лишних трудов; – Отлично! Когда и где? Сегодня можешь? – Могу, – сказала я, удивляясь, до чего все легко получается. – Отлично! – повторил он. – Скажем, через час, в той же кафешке, в которой мы с тобой были. Идет? – Договорились, – сказала я. Через час. Значит, выйти нужно через полчаса. Что ж, времени на сборы достаточно. От меня, собственно говоря, вообще ничего не требовалось – разве что сменить домашнюю обувь на уличную. Никакой косметики и костюм, максимально соответствующий образу серой мышки. Но и Маринке получаса должно было хватить за глаза. Как только я сообщила ей о результатах нашей беседы, она удалилась в ванную, прихватив с собой ворох тряпья. Я села, взяла книжку и стала ждать. Когда минут через двадцать она вошла в комнату, я охнула и уронила книжку на пол. Она вошла, и в комнате запахло апельсиновыми деревьями, зазвучали серенады, которые пели смуглые испанские гранды, аккомпанируя себе на гитарах. Карие глаза в пол-лица полыхали нездешним пламенем, золотистый прибалтийский загар придавал смуглой коже совершенно потрясающий оттенок. Да еще яркие, безукоризненной формы, губы, да еще темные, густые волосы, разбросанные по плечам, да еще высокая, стройная фигура в платье из темно-­вишневого шелка... Словом, было на что посмотреть! И все это ради того, чтобы вытянуть из малознакомого типа пару-тройку полезных сведений! Жалко, честное слово! А в волосах у нее, между прочим, мерещилась темно-красная роза. Но розы не было, и испанских грандов тоже. Впрочем, российские мужики, хоть серенад и не пели, но пялились на нее так, что было прямо неловко. Всю дорогу мы чувствовали себя, как на подмостках, – в роли королевы и служанки. Оставалось надеяться, что Кузнецов не окажется исключением. – А вдруг он питает слабость к блондинкам? – шепнула сестра перед самым входом в кафе. Я вздохнула и развела руками. Кузнецов не питал специальной слабости к блондинкам. Это я поняла сразу, как только он нас заметил. Впрочем, «нас» – это сильно сказано. Меня он, можно сказать, не замечал вовсе, разве что в самый первый момент, когда мы подошли к столику, за которым он сидел, и раскланялись. – Сергей, – сказала я, – это моя сестра Марина... Дальше я собиралась сказать, что она составила мне компанию совершенно случайно, от нечего делать, – чтобы он, не дай бог, не насторожился; но все это оказалось совершенно излишним. Он смотрел сквозь меня и, кажется, не очень понимал, при чем здесь я и какого черта я торчу здесь и путаюсь под ногами. Словом, результат превзошел все ожидания. Мне оставалось только взглянуть на часы и пробормотать: – Я, пожалуй, пойду...