Ей-богу, он пытался меня умаслить! И тут я не выдержала. – Вы что... – проговорила я, чувствуя, что голос противно дрожит. – Вы что, надеетесь... вы рассчитываете, что я вас пойму?.. В эту минуту за моей спиной послышался шум. Я машинально обернулась. В дверях стоял Соболевский, а рядом с ним еще какие-то, незнакомые... Но с меня уже хватило. Я резко встала со стула, повернулась на 180 градусов и стремительно двинулась вперед. Вперед и мимо – мимо Соболевского и тех, кто пришел с ним, мимо обалдевших сотрудников, мимо нашей комнаты и подруги Анечки, на лестницу, из нашего двора – в соседний, а потом из него – еще в какой-то, а там – до ближайшей лавочки, и вот на этой лавочке я и разревелась, как маленькая... – Вот теперь понимаю, – сказала Маринка, уютно устраиваясь в моем любимом кресле и глядя, как я укладываю вещи в чемодан, – почему этот несчастный Кузнецов не шел у меня из головы. Это было прозрение. Механизм-то один и тот же! Сдвиг на почве рекламы. Слабые головки не выдерживают соблазнов новой эпохи. Один – авантюрист, другой – тоже авантюрист, но к тому же, видимо, еще и маньяк. Вообще – кошмар! Из человека сделали идею, а реклама использовала ее в своих целях – и уничтожила. Типичный пример отчуждения в капиталистическом обществе. Кто про это писал – Маркс, что ли? – Да ну тебя! – отмахнулась я. –- Почем я знаю! Ты что, Маркса читала? – Нет, не читала... – со вздохом призналась сестра. – Слышала где-то... – Ты мне лучше вот что скажи... – попросила я, вытаскивая из шкафа очередную порцию тряпок. – Почему он так за меня заступался? Разве плохо, чтобы заподозрили кого-нибудь другого? – Ты что, не понимаешь? – удивилась сестра. – Конечно, плохо! Одно дело – личная безопасность, другое – успех всего мероприятия. А мероприятие потеряло бы всякий смысл, если бы в убийстве заподозрили частное лицо... Еще вопросы есть? Если есть – задавай, а то теперь две недели не увидимся, изведешься! – Вот еще такой вопрос... Почему он с ходу стал исповедоваться? Я тебе говорю, что-то во мне есть такое, что провоцирует... Хотя нет, пожалуй, не во мне дело. Что ему, если вдуматься, еще оставалось? Прихлопнуть меня там же, на месте? Глупо! Его бы тут же и повязали. Отпираться – тоже глупо: этот акростих с Зевесом никак иначе не объяснишь... Это он сразу понял, он сообразительный. Значит, у него оставался один шанс – перетянуть меня на свою сторону. Гёте, мол, будем издавать и Шекспира – мы же с вами интеллигентные люди. Но, Мариша, неужели он мог всерьез на это рассчитывать?! – Кто его знает! – пожала плечами сестра. – Утопающий хватается за соломинку... Да и высказаться хотелось, должно быть... Сам, надо полагать, был под сильным впечатлением от содеянного – непрофессионал все-таки... – И вот еще чего я не понимаю, – завела я свою шарманку, – как это может быть... Жил человек жил, и вдруг выяснилось, что все не прочь его укокошить. Неладно что-то в Датском королевстве, если убийство выглядит, как самая что ни на есть логичная и всем удобная штука... Неладно что-то, ой неладно... – Да хватит тебе, Ирка! – сердито сказала сестра. – А так ты думала, что в Датском королевстве все о’кей! Меня, например, другое интересует... Не такое возвышенное. Даже совсем не возвышенное... Даже, прямо скажем, низменное... Почему-то я сразу поняла, что она имеет в виду. – Насчет сортира? Ты хочешь знать, как он столько времени терпел? – Как ты догадалась? – в Маринкином голосе прозвучало явное восхищение. – Сама не знаю... А он не терпел. – То есть как – не терпел? – Он мне сам сказал, что ночью порывался уйти и один раз даже вылез из укрытия, но потом вернулся. Думаю, что заодно и пописал... Сортир-то совсем далеко от спальни. – Вот оно что... – протянула сестра. В это время зазвонил телефон. – Подойди, Мариша, – попросила я. – Если меня – скажи, что меня нет, а то дело кончится тем, что я опоздаю. Костя вот-вот приедет... – Звонил Саша, – сообщила сестра, вернувшись. – Давай помогу застегнуть. Она надавила на чемодан коленкой, и замок защелкнулся. – Какой Саша? – не поняла я. – Соболевский, – невозмутимо заявила сестра. – То есть как – Соболевский?! – оторопела я. – Зачем? И какой он тебе «Саша»? – Я здесь ни при чем... – Маринка с невинным видом пожала плечами. – Он так сказал: «Передайте ей, пожалуй­ста, что звонил Саша Соболевский». – Что ему нужно? – распсиховалась я. – Что-нибудь опять не так? – Н-не думаю... – покачала головой сестра. – Он сказал, что хотел с тобой пообщаться... – Как это – пообщаться? По какому поводу? – Точно не знаю, – сказала сестра, – но предполагаю... Ручаться я, конечно, не могу, но, по-моему, он к тебе очень неравнодушен. Мне еще тогда показалось – когда я ему звонила. Он так перепугался, когда узнал, что ты собиралась к начальнику в кабинет... – Боже мой! – поморщилась я. – Роман следователя с подозреваемой или с бывшей подозреваемой – это так банально!.. Сто раз читала и смотрела... – Значит – нет? – уточнила сестра. – Сегодня я, во всяком случае, улетаю, – пробормотала я. – А там – посмотрим... – Тебе необходимо разобраться в своих чувствах? – проникновенно спросила Маринка. Я показала ей язык и ответила: – Вот именно!