Я только кивнула, не желая вдаваться в подробности при посторонних. Игорь Семенович по уже заведенному порядку пригласил на чай, и мы уединились в кафедральной столовой. Пока мужчина накрывал на стол, я, глядя на моросящий за окном дождь, рассказывала о том, что случилось в субботу. О безобразной ссоре, очередных несправедливых обвинениях со стороны родителей и окончательном отказе от общения. Спустя столько лет я, наконец, решила жить ради себя, а не ради того чтобы вновь и вновь пытаться стать хорошей дочерью, сменить приговор на оправдательный и чудесным образом вернуть родительскую любовь и одобрение. Но для начала мне нужно было как-то прожить эту ссору, чтобы не прокручивать в голове бесконечно все, что случилось, и не придумывать, как это исправить, и что еще можно было сказать. Но еще больше я боялась стать такой же, как родители, неосознанно пойти по их стопам, перенять образ мышления и разрушить изнутри своих будущих детей. – Есть один мощный инструмент, он в твоем случае может быть весьма эффективен. Проработаешь травмирующий опыт, заодно запрограммируешь себя на желаемое поведение. Заинтересовал? – хитро прищурился психолог. – Вы сейчас про что? – НЛП, или нейролингвистическое программирование. Слышала о таком? – Ни разу в жизни, – честно призналась я. – А сталкиваться, уверен, приходилось. Те же цыгане используют его приемы, чтобы ввести человека в транс, ослабить внимание и без зазрения совести облапошить, – профессор поставил перед нами чашки с горячим напитком и продолжил: – Или в магазинах, например, менеджеров по продажам учат, как манипулировать людьми, читай, покупателями. Скопировать позу, дать в руки товар, чтобы человек подержал и не захотел с ним расстаться, скидки при покупке – все это их приемчики. – А вы уверены, что в моем случае это поможет? – усомнилась я. Менеджеры в магазинах казались прохвостами, чьи хитрости и ужимки видны издалека, цыганами же с детства пугали родители. – В опытных руках этот метод способен на многое, поверь старику. Разумеется, я согласилась, доверившись профессионалу. Работали мы часа полтора, и, что удивительно, за все время нас так никто и не побеспокоил. От осознаний, посетивших во время работы, я ревела и икала, извела почти все салфетки, но когда все закончилось, вспоминать о произошедшем стало в разы легче, да и не сложившиеся отношения с родителями не казались уже столь великой трагедией, способной повлиять на дальнейшую жизнь. В шестнадцать – да, в мои двадцать восемь уже –печальное нет. В туалете я привела себя, насколько смогла, в порядок и поспешила на собственную кафедру. По пути хозяйственно прикидывала в уме, чем бы таким накормить Измайлова, когда тот вернется домой. Мои занятия на сегодня закончились, Андрей еще утром предупредил, что будет работать допоздна. Мысли о внезапной совместной жизни с мужчиной будоражили и вместе с тем немного пугали, но я старалась фантазировать лишь о приятном. В преподавательской меня перехватила Машка. Как ни в чем не бывало, она подошла к моему столу и поздоровалась. Я кивнула и, стараясь сохранять спокойствие, уставилась на племянницу, разговаривать совсем не хотелось: ожидать от нее извинений или стремления к примирению – верх наивности, и даже я при всех своих тараканах таким не обладаю. – Бабушка с дедом велели узнать, когда ты вернешься, а то они улететь домой не могут, – с претензией начала та. Телефон я так и не включала, так что дозвониться ближайшие родственники при всем желании не могли, вот и подослали горе-парламентера, все еще не веря, что я настроена твердо стоять на своем. – Придется на этот раз справляться без меня. Я не вернусь, – спокойно ответила я и даже не захотела заплакать, что уже можно было рассматривать как маленькую победу. – Женя, выразила протест и хватит, пора домой возвращаться, – явно не своими словами возразила девчонка. – Хватит нами манипулировать, ты же знаешь, деда не может работу пропускать. – Манипулировать! – закатила я глаза. – Единственные здесь манипуляторы – это вы, – не успела я закончить мысль, как другая, более страшная, вдруг ворвалась в мою голову и словно ударом со спины прошила насквозь, заставив сердце сжаться от ужасной догадки. От внезапного осознания стало не по себе, претензии родственников отошли на второй план и превратились вдруг во что-то мелкое и незначительное. Поверить в собственную, на первый взгляд кощунственную, мысль было страшно, но не проверить – нельзя. И этому я научилась у Измайлова. – Мне пора, – как во сне я встала из-за стола и поспешила к начальнику. Горькое чувство скорой потери жгло изнутри, отдавая кислотой на языке. – Андрей! – после короткого стука я ввалилась к нему в кабинет. – Ты в порядке? – нахмурившись, уточнил тот. Видимо мой шальной взгляд не оставил Директора равнодушным. Я прикрыла дверь и понизила голос: – Та «прослушка» у тебе еще есть? Она работает? – Работает. А тебе зачем? – Проверить кое-что. Можешь прямо сейчас на меня прицепить? – Что за спешка-то? Расскажи нормально! – Сам все поймешь, – отмахнулась я. – Надевай! – Женя! – голос Измайлова прозвучал недовольно, но тот все же встал и полез в шкаф. – Что ты задумала? – Андрей, сможешь записать мой разговор? Думаю, эта запись нам еще понадобится. Андрей сумел нахмурился еще больше, его широкие брови практически сошлись на переносице, пока его руки ловко цепляли на меня устройство. – Будь, пожалуйста, поблизости, – когда он закончил, попросила я, вдруг накатил страх, но и отступать было некуда. Встала на цыпочки и поцеловала своего мужчину. Измайлов стиснул меня в объятиях, как следует поцеловал и прорычал: – Вернешься, получишь по заслугам, – и, пока я приходила в себя после очередного крышесносного поцелуя, никак не сочетающегося в моем понимании со званием профессор, поторопил: – Иди уже, пока я не передумал. Я засеменила к двери, а после и к выходу с кафедры. Каблуки, мне чудилось, выбивали из лестничных ступенек нервный ритм, выдавая всем внимательным и любопытным подноготную моего состоянии, руки я сунула в карманы пиджака. – Игорь Семенович? – запыхавшись, ввалилась я в чужую преподавательскую. – Что-то забыли, Женечка? – улыбнулся старик. – Да, не могли бы мы выйти, пожалуйста? Профессор намек понял, и мы снова уединились в помещении, служившем столовой. – Так в чем дело, милая? – заговорил первым профессор, потому как я никак не могла сформулировать мысль и выдавить из себя что-нибудь вразумительное. – Это вы? – с отчаянием выдохнула я и, будучи не в силах держаться на ногах, упала на стул. – Что я? Давай, изложи как положено, раз уж пришла ко мне со своим вопросом. – Это из-за вас и вашего НЛП ребята прыгали в окна? Вы якоря им ставили, да? – мой голос звучал несчастно, и я даже успела пожалеть, что прибежала с обвинениями, поддавшись порыву, но тут Игорь Семенович ответил: – А если я? Многие знания – многие печали, девочка, что делать-то собираешься с ними? В полицию пойдешь? А чем доказывать будешь? Твое слово против моего… – Зачем вы? – выдавила и всхлипнула, не в силах сдерживать рыдание. Я оплакивала Игоря Семеновича, старика, что был мне глубоко симпатичен, и человека, которого не существовало нигде, кроме как в моем воображении… – А я ведь так и знал, что догадаешься, – рассмеялся профессор. – Знал, и все равно не мог отказать тебе в помощи, уж больно по душе ты мне пришлась. Чем-то Валюшу мою напомнила, та тоже до встречи со мной надломлена была, хоть и сама об этом не догадывалась… Старый дурак, верно? Молодая девчонка, вся жизнь впереди, и как тут не помочь? Да и интересно было с тобой работать, что уж, много ли нам, старикам нужно… – У тех ребят тоже вся жизнь могла быть впереди… – Это гнилье! – отрезал профессор. – Они сами выбрали свой путь, путь саморазрушения и боли. А что это еще, как не дорожка, протоптанная собственными ногами в могилу? Я всего лишь не дал им скатиться до крайней степени, когда ради дозы наркоман уже готов на все, на самый страшный поступок, даже на то чтобы отнять жизнь у невинного, уж я на своем веку всякое повидал. Они ведь уже не люди и даже не звери, у тех хоть какие-то инстинкты есть, а потому и людские законы к этому сброду не применимы! И если ты понимаешь, о чем я говорю, можешь прикинуть в уме, сколько жизней я спас, убрав лишний мусор в помойку! Они без моей помощи встали на путь самоуничтожения, я лишь ускорил события и ни капли в этом не раскаиваюсь! Мою жену не вернуть, нашим детям, которые могли бы родиться и жить, не дали ни единого шанса, так с какой стати я должен по другому относиться к этому отрепью? Всю эту речь я слушала, практически не шевелясь, застыв в момент обнажения искалеченной души. И видела перед собой уже не добродушного пожилого профессора, жизнерадостного старика, готового просто так прийти на помощь молодой симпатичной девчонке, а давно сломленного человека, который из-за страшного горя и боли перепутал хорошее и плохое и наделил себя правомочиями вершить чужие судьбы. В дверь постучали, и тут очень кстати появился Измайлов. – Вы позволите, я заберу свою невесту? Женя, мы спешим, – подал он мне руку, за которую я тут же ухватилась своими трясущимися. – До свидания, – не глядя на профессора, попрощалась я. – Еще одна такая выходка, – прижал меня к стене Измайлов, когда мы уже вернулись на наш этаж, и уперся руками по обе стороны от моей головы, навис надо мной и прорычал: – И будешь у меня в ближайшие годы дома сидеть, детей рожать! Все ясно? – Рожать тоже дома? – пискнула я. – А знаешь, я прямо сейчас этим и займусь, – схватил он меня за пояс джинсов и принялся расстегивать. – Не надо, я все поняла! – лупила я его по рукам, защищая собственную честь и достоинство, хоть и не очень-то верила в то, что Андрей пойдет до победного. Он рассмеялся и отпустил. – Теперь я знаю, чем при случае тебя припугнуть, – Измайлов обнял меня за плечи и повел рядом с собой. А я шла с бесшабашной улыбкой на губах и уже ничего не боялась.