– До сих пор думаешь, что я блажь затеял? – всерьез поинтересовался Андрей Маратович. – Уже не знаю, – спустя время севшим голосом ответила я. Ситуация становилась все страшнее, и от личного участия во всем этом было не по себе. – Кто, если не мы, да? – печально усмехнулась. Директор ответил такой же скупой улыбкой. Налил мне чаю, вытащил из шкафа конфеты, а сам отправился в преподавательскую, звонок на перерыв как раз только что прозвенел. Я выходить из уютной тишины кабинета не спешила. Чай у Измайлова был ароматным, как я люблю, шоколадные конфеты хоть и совсем немного, но утешали, а подаренная возможность не принимать участия в обсуждении печальной новости удерживала меня на стуле даже крепче, чем если бы меня к нему пристегнули. – Как ты? – вернувшись, осторожно поинтересовался Андрей Маратович, будто парень приходился мне как минимум родственником. Молча пожала плечами, а потом добавила: – Вроде неплохо. – Езжай домой, репетицию я сам отменю. – Спасибо, – вяло ответила я и встала. – Вы точно мне в чай ничего такого не подмешали? А то мне за руль еще. – Езжай давай, – улыбнулся Измайлов. – Как будешь дома, напиши, чтобы я зря не переживал. Я написала Машке, чтобы добиралась после пар самостоятельно и действительно поехала домой. Делать в университете в тот день было решительно нечего. Машин на дорогах по причине рабочего времени оказалось немного, поэтому уже через сорок минут я смогла отправить Измайлову короткое сообщение о том, что благополучно добралась до дома. Но сидеть в четырех стенах сил не было, вместо этого я отправилась в фитнес клуб неподалеку, чтобы поплавать – вода всегда помогала мне отвлечься и привести нервы в порядок. А купленный на волне потери работы и сопутствующего краха личной жизни абонемент, позволял это делать, когда душе заблагорассудится в течение всего ближайшего года. Машка заявилась под вечер в компании отца. Буркнула: «привет», – и по добровольно заведенной традиции исчезла в своей комнате. – Что это с ней? – спросила я Юрия, который уже успел разуться, хотя в гости его никто не приглашал. – Чаю хоть нальешь или на пороге поговорим? – улыбнулся тот столь обезоруживающе, что я устыдилась. – К чаю только печенье, – тем не менее предупредила я, кто этих мужиков разберет, что у них там на уме… – Согласен, – улыбнулся мужчина и повесил куртку на вешалку на стене. – Мы, кстати, с Машкой пообедали. – Ванная там, – указала я на ближайшую дверь, сама же заглянула к племяннице и, проявив вежливость, поинтересовалась, составит ли та нам компанию. – Я не голодна, спасибо, – ответила девчонка. Она лежала на диване, закинув длинные, обтянутые джинсами ноги на стену, и переписывалась с кем-то по телефону. Доставать ее я не стала, тихонько затворила дверь и отправилась на кухню. Юра уже ждал там. – Что у вас в университете происходит? – не скрывая озабоченности, осведомился он. – А что? – обсуждать с посторонними случившееся не очень-то хотелось, как и смаковать подробности трагедии. – Машка позвонила сама не своя, попросила домой забрать. Я приехал, а у вас там менты, куча народу, говорят кто-то из окна выпал. Мария делает вид, что не в курсе, но я-то вижу, что ее неслабо задело. Пришлось отвлекать девочку, кино там, кафе. Но она, по-моему, больше в своих мыслях зависала. – Может, парень ее знакомым был? – задумчиво проговорила я, ставя чайник. – Значит, парень и правда выпал? С чего вдруг? Может, толкнули или сам? – Я и сама знаю не много. Говорят, вел себя странно, а потом залез на подоконник, открыл створку и выпрыгнул. – Понятно. Ты уж приглядывай за девочкой, не нравится мне, как она все близко к сердцу приняла. Если вдруг что, звони мне, не стесняйся, помогу, чем смогу, – щедро предложил блудный папаша, хоть выглядел при этом вполне искренним. Интересно, что ж он восемнадцать лет назад от Ольги свалил, только лишь запахло жареным. Ну да не мое это дело, лишь бы сейчас не накосячил. Минут двадцать еще мы вполне мирно пили чай. Юрий в основном болтал, я, насколько приличия хватало, поддерживала разговор и все ждала, когда он сообразит, наконец, откланяться, но Юрка, похоже, прекрасно себя чувствовал и никуда не торопился. Один раз Машка заглянула на кухню, окинула нас недовольным взглядом, вымыла яблоко и молча удалилась. Глаза у девчонки покрасневшие – явно плакала совсем недавно. – И правда как-то странно, – понизив голос, поделилась я. – А я тебе о чем, – многозначительно поиграл бровями Юра и поднялся из-за стола. – Ладно, поеду. Завтра могу опять ее забрать, если что. Знаешь, подросткам в такие моменты нужно внимание, главное сейчас – ее не упустить. – Знаю, – кивнула я, вряд ли Юрий был в курсе нашей семейной истории. – Завтра позвоню, если что. На следующий день в университете о случившемся напоминали лишь потерянные и безучастные лица некоторых студентов, должно быть знакомых погибшего парня, и серьезные – преподавателей. Уже после первой пары я заметила рабочих в фирменных комбинезонах, которые колдовали над стеклопакетами. – Что они делают? – поинтересовалась я у нашего делопроизводителя, Ольги Ивановны. – Приказ ректора, блокируют окна для открывания. – Как же теперь проветривать? – Только откидывать створку. У меня так дома сделано – зять защиту от внуков поставил, чтобы не вывалились, – пояснила женщина и, помолчав, добавила: – Да…, дела нынче творятся… Я согласно кивнула и, не найдя, что добавить, поспешила на пару. Студенты робко задавали вопросы, пытаясь выяснить хоть что-то о случившемся, но я упорно делала вид, что никаких подробностей не знаю, и продолжала вести занятие, словно никакой трагедии совсем недавно не произошло. Моисеев вместо обеда в кафе предпочел с друзьями курить на улице, мрачно выпуская дым в небеса, так что мы с Измайловым отправились в пекарню, раз уж все равно покинули здание. Место в небольшом помещении занять удалось с трудом, но нам повезло: прямо перед нашим носом парочка освободила столик и, выкинув за собой мусор, покинула заведение. Пока я располагалась, заведующий отправился к прилавку. Оплачивал, как уже повелось, совместную трапезу опять он, я лишь попросила взять что-то несладкое. – Что делать дальше будем? – поинтересовалась я насущным, когда Андрей Маратович вернулся за столик. Настроение, как и у многих, плавало где-то в районе нулевой отметки. Измайлов пододвинул ко мне компот и кусок мясного пирога, себе взял с красной рыбой. Я принюхалась, и поняла, что в этот раз он угадал: рыбы совсем не хотелось. – Парень, что вчера погиб, был из экономистов. Успеваемость так себе, но и проблемным особо не был. Жил с родителями, на домашнюю обстановку не жаловался. В крови у него действительно нашли запрещенные вещества, так что причина его поступка кроется скорее всего именно в этом. – Вот же глупые, и тянет их на всякую дрянь! – с досадой я хлопнула ладонью по столу, поскольку действительно не понимала, зачем губить свой собственный организм и неокрепшую психику вдобавок. – Может, хоть остальные теперь остерегутся употреблять? Столько лет проходит, а ничего не меняется! – К сожалению, это вряд ли, – не согласился Измайлов и стрельнул в меня взглядом: было видно, что последняя фраза его зацепила, но выковыривать из меня истину он не стал. За что ему отдельное спасибо – не уверена, что смогла бы все рассказать как на духу сейчас. – Люди и на собственных ошибках не очень-то учатся, что уж говорить о чужих… Поэтому продолжаем в том же духе. Можно еще за приятелями погибшего понаблюдать, потому что поодиночке в основном не употребляют, насколько мне известно. Я согласилась. Ворчать и жаловаться, что начальник меня сверх меры нагружает, язык уже не поворачивался, я и заметить не успела, как вся эта история стала слишком личной. Мы вполне мирно пообедали и возвращались в здание университета, когда мимо, сверкая маячками и ревя на весь проспект сиреной, промчалась скорая и свернула к нам во двор. Глава 10 – Твою мать! – выругался Измайлов, а я боялась даже подумать о вполне очевидном. – Окна же все заперли сегодня… – только и выговорила я. – Значит, не все успели, – начальник схватился за телефон и принялся кому-то звонить, быстро шагая по тротуару. После короткого разговора Измайлов еще раз выругался и бросил: «быстрей». Широким шагом он рассекал тротуар, заставляя встречных прохожих расступаться, я семенила следом, так и не решаясь задать вопрос. Ответ я слышать была не готова. – У тебя есть еще на сегодня занятия? – заговорил заведующий, когда мы подходили к дверям кафедры. – Еще одно. – Я отменю. Бери племянницу, и езжайте домой, нечего вам тут делать. Я помолчала, пытаясь подобрать слова, потерпела неудачу и все же спросила в лоб: – Опять кто-то выпрыгнул? – Да, – коротко сказал Измайлов и, добавив на прощание: – Не задерживайся тут, – пошел к себе. Я набрала племянницу. Та ответила убитым голосом: – Да. – Ты где? – На втором этаже, где зимний сад. – Сейчас приду, дождись меня, – я повесила трубку и поспешила за Машкой. Племянница проводила время в кружке подруг. Девчонки были уже явно в курсе произошедшего и испуганно жались друг к другу, о чем-то тихо переговариваясь. Я отвела племянницу чуть в сторонку и сказала: – Поехали домой, нас Измайлов отпустил. Та согласно кивнула, даже не стала злословить по поводу моих тесных взаимоотношений с начальством. Быстро попрощалась с подружками, и мы покинули университет. – Почему они это делают? – спросила вдруг Машка шепотом, когда мы были уже на полпути домой, и уставилась на меня так, будто я знала все секреты этого мироздания и была в силах ей объяснить. Я включила поворотник, перестроилась и вздохнула: – Потому что человек в наркотическом опьянении за себя не отвечает. Просто не может руководить ни собой, ни поступками, ни даже мыслями. Такой человек не принадлежит себе, и очень советую на досуге подумать, кому или чему он принадлежит в момент, когда связь сознания и тела ослаблена. Не знаю, как тебе или твоим веселым приятелям, а лично мне жутко становится. Знаешь, это ведь только кажется, что ничего такого, что все хоть разок да пробовали… Что это как сигаретку выкурить или пива выпить, только веселее и запаха нет, а может и вовсе не так вредно. На деле же получается не столь безобидно. Машка помолчала с минуту, а потом произнесла тихо: