– Там еще… Тут не все… – Что значит «не все»? – Еще какой-то «Партизан», он с людьми по лесу бродит. – Я понял, – кивнул гражданский. – Выделите бойцов, чтобы прочесать лес и поставить засады. Когда поймаете, приведите их сюда. Только без лишней стрельбы, лучше живыми. * * * Но с «Партизаном» вышло нехорошо. Совсем хреново вышло… Идут бойцы друг за другом, медленно идут, чтобы ветки не ломать и траву не топтать. – След в след не идти, не по минному полю! – командует «Партизан». – Вразнобой, чтобы тропу не набить. Верное решение. Коли пять человек в одно место шагнут, то не скоро трава расправится. Опытный следопыт «Партизан», научила его жизнь, как зверя, следы путать. Идёт, присматривается, принюхивается – вроде спокойно всё. Но не по себе ему отчего-то, смутно, тревожно… Отчего? Непонятно, но только грызёт душу какое-то дурное предчувствие. И не мистика это, не страх пустой – интуиция, которая не глаза и уши, но что-то большее, когда какие-то мелочи, которые ты видишь, но не замечаешь, слышишь, но мимо ушей пропускаешь, мозг твой ухватывает, анализирует и сигнал подаёт. Не то что-то, не так… – А ну, тише ступай! – отдаёт приказ командир шёпотом. Сам смотрит по сторонам. Вон ветка, не сломана, но отогнута неестественно, словно кто-то выкрутил ее. Вон лужа – отпечатка нет, но по краям трава влажная, словно кто-то расплескал ее. Может, зверь? Только звери не любят в холода по грязи без крайней надобности ходить – у них сапог и калош нет. И еще гомон птичий впереди, словно кто-то гнезда разоряет. – Стой! Встала колонна. – Идёте вперёд по азимуту, деревья огибаете с разных сторон, поочерёдно, то справа, то слева, чтобы не закружить. Оружие на изготовку. Хотя оружия-то всего-ничего – топоры, ножи, карабин против зверя, да пара пистолетов. – Меня не ждать, я догоню, а коли нет, до лагеря сами доберётесь. Заступил «Партизан» в сторону и пропал, как сгинул. Идут зэки по лесу, оглядываются, стволы и заточки под рукой держат. Только тихо кругом – ветки шелестят, птички порхают, белка, вон, с сучка на сучок прыгнула, где-то дятел дерево долбит. Благодать. И расслабляются зэки сами того не замечая, потому что далеко от них зона, вертухаи и опера, воля здесь в лесу, о которой они столько лет мечтали… «Партизан» иначе идёт, как волк, голову к земле пригибая, зыркая во все стороны и ноздри его широко раздуваются. Случалось, они фрицев за сто, а то и более метров по запаху чуяли, потому как немец чеснок с луком жрал для здоровья, и табак у них особый дух имел. И шаг его иной – ступить, поводя ногу над самой землёй, что раздвинуть траву, а не топтать, не приминать ее сверху. Отвести ветки, глянуть… Тихо… Но обманчива тишина. Потому что табачком потянуло, который ветерком принесло. Свои? Или чужие? Своим строго-настрого приказано не дымить… Может, какой охотник шальной, который не побоялся табличек запрещающих? Нет, у охотников самосад ядрёный, а тут сигареты, которые местные не жалуют… Пригнулся «Партизан» к земле, почти на колени встал, пошёл, сучки руками разгребая, за кустами хоронясь и к стволам прилипая. Может, и зря, но лучше так, чем пуля в лоб из засады. А бойцы его, зэки, хоть и разведчики бывшие, в рост шагают, спешат на зону, до которой рукой подать, чтобы супчика наваристого похлебать и чайку вволю напиться. Их это лес, не может тут посторонних быть… Гуще дым стал и разговор какой-то неясный, тихий… Остановился «Партизан», на живот прилёг, переполз по-пластунски, измараться не боясь, приник к дереву на пригорке. Огляделся… Точно, вот они – три опера в синих мундирах и маскхалатах, сверху наброшенных, – один в бинокль смотрит, двое тушёнку из вскрытой банки жрут и папироски смолят. Зачем они тут? Кого ждут? Кого бы не ждали, лучше с ними не встречаться, лучше разойтись миром. Подался партизан назад, попятился как рак, да не успел. Где-то там, в стороне еле слышно, издалека, донёсся голос: – А ну, стой! Оттуда, где бойцы его топают. Что там? А там худо… Голос, как из-под земли, и затвора клацанье. Осадились зэки, замерли, озираются затравленно. – Оружие на землю! Быстро! И голос, вернее тон его, приказной, злой, как лай собачий, привычный уху зэка, потому что каждый день они его слышали на этапах, на построениях, на общих. Так только конвойные, только вохра кричит. И враз кончилась свобода… – Считаю до трёх, после открываю огонь на поражение! Упал на землю, чуть звякнув, топор. И карабин, который быстро не передёрнешь. И ножи… Но метнулся в сторону один из зэков, шмальнул наугад из нагана. Раз… И два… Только куда? И зачем? Просто сдаваться не захотел, на нары обратно… Дробно простучала короткая автоматная очередь и зэк, корчась на земле, схватился за грудь, дёргая, скребя землю ногами, но еще раз смог, нажал на спусковой крючок… Выстрел! И очередь автоматная! И снова одиночный выстрел! Там, в лесу! Встрепенулись, вскочили на ноги «краснопёрые», похватали оружие, слушают… Что теперь? Уходить? Или… – Туда! – кивнул один из них. А если – туда, то уходить нельзя, там свои, которые принимают бой или которых расстреливают – не важно. И нужно остановить! Стрелять? Нет, нельзя, тут надо без шума! И наверное, зря, лучше слинять было «Партизану» по-тихому – за «краснопёрых» прокурор меньше вышки не даст, но работают партизанские инстинкты, которые прежде раздумий, потому что вот он враг и ты, и бойцы твои… И потом всё одно под исключительной мерой они ходят за побег, за офицерика того эмгэбэшного – хуже уже не будет… А так, может погуляют еще на свободе… «Партизан» вытянул из ножен финку и еще один нож, который – консервы вскрывать, хлеб резать, ветки строгать – на все случаи жизни. Финку – ее нельзя для хознужд, нельзя ею банки ковырять, она как бритва заточена, она для боя. Короткий, на четвереньках, бросок вперёд. Прижаться к земле, затихнуть… Вот они – пять шагов. Смотрят в одну сторону… Ошибка это – нельзя в одну, это любой партизан знает: услышали что – во все стороны башками крутите, потому что не всегда смерть там, где шумно. Иногда она тихо приходит, откуда не ждёшь… Прикинуть, как действовать, с кого начать… Вот с этого, ближнего… Привстать, метнуть финку и тут же откатиться в сторону за дерево. Вздрогнул, захрипел эмгэбэшник, за шею схватившись, из которой рукоять финки торчит. На бок стал заваливаться… Смотрят на него приятели, глаза выпучивая, ничего понять не могут, потому что финку еще не видят… Теперь мгновенным броском – на секунды счёт пошёл – подкатиться, сбить с ног, перечеркнуть горло другого противника ножом, которым пару часов назад хлеб резал и повидло по нему размазывал… Последний!.. Этот сориентировался, затвор автомата дёргает… Перехватить нож, бросить, лишь бы куда, лишь бы попасть, время выиграть, а другой рукой финку из горла мертвеца потянуть. Попал? Попал! В щеку нож вошёл, пробив ее насквозь, меж зубов проскочив. Но это рана не смертельная, лёгкая рана, сейчас он автомат развернёт! Но только финка уже в руках, мокрая и скользкая от чужой крови!.. Теперь успеть, метнуться вперёд, ткнуть врага в бок, в печень, вышибить, подбросить пинком снизу автомат… Всё! Подхватить оружие, передёрнуть затвор – и бегом! Там шуметь можно, там стрельба уже была… Всё ближе, ближе крики. Придержать бег, осмотреться… Вон они… вохра зэков мордой в землю кладёт, по спинам прикладами охаживая. Трое… И тех было – трое… Значит, весь лес по квадратам поделили и в паре километров еще тройка, которая теперь сюда спешит-торопится на звук выстрелов. Выйти, тихо ступая из-за спин, крикнуть: «Руки!» И очередь поверх голов. Замерли «краснопёрые», рты разинули – откуда этот взялся?! – Стволы в землю! И еще очередь, над самыми головами, чтобы страшно стало! Но не рассчитал, зацепил одного, которому пуля по черепушке чиркнула, волосы с кожей снимая. Вскрикнул бедолага, упал, голову руками зажимая. Но то рана не смертельная и даже не рана – контузия это, по черепушке пулей ударило. Теперь спокойно стволом повести, в лица, в глаза сочащееся дымом дуло ткнуть. – Даю одну секунду! Побросали оружие… Не война, не хочется на ствол грудью… Вскочили зэки на ноги, налетели на вохру, молотя руками и ногами. – Отставить! – гаркнул «Партизан». – Уходить надо!.. Только как с этими быть – увидят, наведут… Подошёл, перехватил автомат, ударил ближайшего «краснопёрого» по затылку прикладом и второго за ним, чтобы не болтали лишнего. После очухаются… – Теперь бегом! Да не туда – вот куда! – ткнул «Партизан» пальцем в сторону вырезанной засады. – Там путь свободен, там на пули не нарвёмся… Или кто хочет остаться? – Нет, – мотнули головами зэки, глядя на валяющуюся вохру и своего, перечёркнутого автоматной очередью, товарища. Нет им хода назад – там вохра, барбосы, прокурор, срок или пуля в спину при попытке к бегству. А здесь свобода, пусть на день или неделю. На зону они всегда успеют, зона от них не уйдёт. – Тогда собрали оружие – и ходу! * * * В ворота въехал грузовик. Остановился. От штаба быстрым шагом подошёл полковник, тот, что десантом командовал. За ним гражданский в пиджачке и ботиночках. – Что там? Водитель откинул задний борт и молча отошёл в сторону. В кузове расстелен кусок грязного брезента, из-под которого торчали три пары одинакового покроя милицейских сапог и стоптанные зэковские башмаки. Чуть дальше, у кабины на лавке, понуро сидели бойцы с перебинтованными головами. – Как это случилось? – кивнул полковник на трупы.