Подозвал билетершу. Ткнул пальцем в программку, в фамилию чью-то. – Позови мне вот ее. – Но она в третьем акте танцует. – Танцует, не танцует. Пусть другая танцует, у нас незаменимых людей нет. Даже артистов. Скажи, пусть идёт сюда. Быстро идёт. – Но она в гриме и костюме. – Пусть как есть идёт. Плащ накинет и идёт. Товарищ Сталин ждать не может! Через минуту запыхавшаяся балерина выскочила в вестибюль. Присела в полупоклоне. Потому что была в средневековом платье. – Какая симпатичная балерина, – улыбнулся генералиссимус. – Сейчас поедем со мной. Тут недалеко. Вы не против? Или, может быть, боитесь товарища Сталина? – Нет, нет, – замотала головой балерина. – Тогда пошли. – И не оборачиваясь, и не прислушиваясь к шагам, Сталин пошёл вперёд, так как был уверен, что девушка последует за ним. Спустился на первый этаж. Вышли к машине. – Садитесь. Девушка прыгнула внутрь. Как весенняя бабочка. – Поехали. – Сталин назвал адрес. Ехали всего три минуты. На Петровке водитель свернул в арку, чуть проехал и остановился подле черного хода. – Ступайте за мной. Балерина растерянно улыбнулась, кивнула, потому что совершенно не знала, как себя вести – радоваться ей или бояться. Наверное – радоваться, потому что сам товарищ Сталин. Но, с другой стороны, у нее был жених. Правда, что он может сделать, даже если узнает – только проглотить обиду. Или ехать танцевать в Магадан. Сталин толкнул дверь чёрного входа, пропустил балерину, которая побежала наверх, цепляясь пышной юбкой за выгнутые узоры перил, стуча о ступени жёсткими мысками пуант, которые второпях забыла снять. В полной темноте поднялись на третий этаж. Сталин открыл дверь. Сказал: – Сидите здесь, на стуле. Ждите меня. Девушка покорно села. Товарищ Сталин прошёл по кухне в коридор. Где его встретил Александр Михайлович. – Всё в порядке? Офицер быстро-быстро закивал. Всё это было странно и тревожно – квартира, чёрный ход и Сталин. Сам. Без охраны и сопровождающих лиц. – Я сяду в той комнате, ты разговаривай в этой. С каждым по очереди. И дверь открой, чтобы я слышал и видел. Вот вопросы. Прочитай. Александр Михайлович быстро пробежал по листку глазами. Кивнул. Открыл ключом первую дверь, вызвав зэка. – Сюда… Садитесь. Лицом к двери. Я по поручению… Не важно кого. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Отвечать чётко и громко. Ошарашенный зэк смотрел на офицера. Он ни черта не понимал, как и другие. О чем только он не думал не гадал, когда его с зоны выдернули и, ничего не объясняя, сунув в машину, привезли на аэродром. И после, в самолёте, и в бане, где он, мыла не жалея, скрёбся и мылся, и когда его в пиджак гражданский обрядили. Но такое! Чтобы Москва! Центр, откуда до Кремля подать. И кровати с простынями, и еда на столе – ешь не хочу. – Расслабьтесь, что вы как соляной столб? Да как же расслабиться, когда такой быстрый переход, когда только что из тундры, с нар, от баланды и вшей. Когда пули в затылок ждал или иного подвоха, но точно не крахмальных наволочек. – Представьтесь, кто вы? На «вы»?! Не кулаком в рыло, не матом в уши… На «вы»! – Я? Полковник. Армейская разведка… То есть, извините… Заключённый номер… статья… зона… – За что сели? Советскую власть не любите? – Никак нет! Я за нее кровь проливал. Три ранения имею. Не любил бы, к немцам перебежал. – А за что срок получили? Наши Органы не ошибаются. – В плену был. – Плен нехорошо. Офицер не должен попадать в плен. Белые офицеры пулю себе в лоб пускали. – Я контужен был. – Ладно, то дело былое. Хочу побеседовать с вами. Правильно скажете, обратно на зону не поедете. Поэтому отвечать надо честно. – Так точно! – Не орите, я не глухой. Скажите, если предложить вам службу, которая предназначена для охраны важных персон, вы согласитесь? – Каких «важных»? – Например, из Кремля. Напрягся зэк. Черт его знает, что за этим предложением стоит. Не верят зэки никому и ни во что – отучились верить. Потому что лупила их жизнь куда и чем ни попадя кулаками следователей и дубинками надзирателей, так что все надежды соплями кровавыми вышли. Ни ждут они ничего хорошего от жизни. Кого охранять, зачем? Кремлёвских товарищей вся страна стережёт пуще глаза, и армия, и МГБ, и милиция… Всяк их защитит и от пуль закроет, жизни своей не щадя. О чем тогда он? Думать, думать надо, мозги напрягая, пусть хоть закипят они! Ответить осторожно: – Я не знаю. Я готов. Но справлюсь ли, ведь их МГБ охраняет… – МГБ, а теперь еще другие им в помощь, которые с опытом боевым. Забегали глазки у зэка. Чтобы с нар, да во всемогущее МГБ попасть, который тот же НКВД, что людей пачками в распыл пускал, рвы расстрельные наполняя! Что там простому заключённому делать? – Еще вопрос. Как сделать так, чтобы бойцы не предали своих? – Да как же можно? Чтобы вождей, любимцев народа?! Это… это невозможно! – Но если представить, что возможно. Если враг ключик к ним подбирать станет? Человек – не камень, всяк свой предел имеет. Охранка царская революционеров, товарищей испытанных ломала, к предательству склоняя. Как с этим быть? – Тогда нужно таких людей подобрать, которые… – Это не ответ. Каждому в душу не залезешь, а враг изощрён и коварен. Как уберечься от предателей? Подумайте, скажите… – Тогда надо… Надо подписки брать и расстреливать, как на фронте… Когда с позиций бежали… Перед строем, без суда и следствия в затылок… Плохой ответ, без фантазии. Следующий… – Кто такой? – Зэка номер… – А раньше, до посадки? – Максимов Пётр. Капитан второго ранга. Морская пехота. – А… Это ты товарища Сталина ругал? Зачем ругал? Что тебе товарищ Сталин плохого сделал – жену твою соблазнил или кошелёк украл? Скажи. Опустил голову повинно морской пехотинец, герой десантов и рукопашных, который грудью на пулемёты ходил. А тут стушевался. Потому что не морпех уже и не герой, а зэк, из которого весь героизм его следователи на допросах выколотили. – Не было такого! Я за товарища Сталина жизнь! Я в атаку с именем его… – Зачем врёшь? Зачем отпираешься? Нехорошо. Органы всё знают. Ругал ты товарища Сталина матерными словами и морскими выражениями. Вот тут показания есть. Зачитать? – Не надо! – испугался до испарины моряк. – Пьяный я был. Не помню ничего. Мы там канистру спирта нашли, чтобы отметить. – Отметили? – Да. – Боевой офицер, а такие слова… Готов искупить?