Часть 16 из 17 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Оперативники, участковые пусть проверяют этих Люб.
– Семён Павлович, – обратился я к прокурору, – это очень трудоёмкая, длительная работа и, можно сказать, бесполезная. Я уже таким образом проверил примерно полсотни Люб. В данной ситуации результат будет тогда, когда эта Люба подтвердит, что, действительно, у неё были беглецы. Если эта Люба не признается, тогда что? Пустая трата времени. У нас на такое мероприятие нет времени.
– Ты настаиваешь на своём варианте, так я понял тебя? – спросил прокурор.
– Настаиваю. Я считаю этот вариант более рациональным.
– Рудольф Васильевич, но может случиться так, что Кулиничев откажется сотрудничать, что тогда будем делать? – запереживал Пашков.
– Гарантии, конечно, никакой. Надо же что-то делать? Надо же установить женщину. Как говорят в народе: под лежачий камень вода не течёт!
– И то, правда, – вслух проговорил Пашков. – Действуй. Езжай в следственный изолятор. Поговори с Кулиничевым. Если нужна будет помощь, проси. Выделю на помощь оперативника. С транспортом посложнее, ты сам понимаешь. Тут помочь не могу. Вижу по твоему виду, чем-то ты недоволен. Что-то не так?
Я открыто и вопросительно посмотрел на полковника.
– Всё так, товарищ полковник. Но хочу внести некоторую ясность в этом деле. Съездить в следственный изолятор, нет проблем. Я хоть сейчас могу ехать. Электричка на Новочеркасск идёт через сорок минут. Перед тем, как принять окончательное решение: ехать или не ехать, хочу поделиться с возникшим у меня сомнением. Поездка может оказаться безрезультатной, бесполезной и пустой тратой времени. Естественно, у каждого из вас, сидящих здесь, может возникнуть вопрос: почему? Отвечу, что я не совсем уверен, хотя не теряю надежды, что Кулиничев даст положительный ответ. Очень он скользкий, непостоянный человек. Изменился ли он за тот период, пока находился в изоляции. Ответить затрудняюсь.
– Как я понял, ты всё же хочешь его этапировать сюда и на месте получить положительный ответ, так? – прозвучал вопрос полковника.
– Да, я так и думаю, и рассчитываю. Знаете поговорку: в родном доме и стены помогают! Что я хочу добавить или сказать: на месте мы будем иметь некоторое преимущество, выиграем время. Предположим, в следственном изоляторе Кулиничев согласится дать признательное показание: где живёт женщина, а адреса, скажет, не знаю, но показать могу. Тогда нам придется всё-таки этапировать его сюда. А это потеря времени. А, если он будет тут, то мы сразу же поедем к той женщине. Это уже плюс. Есть ещё один вариант. Если Кулиничев откажется, то у нас есть возможность устроить очную ставку с Корнуковым. Кто-то из них всё равно подтвердит, что были у этой женщины. Ну, как?
– Пожалуй, в этом есть положительная сторона, – произнёс прокурор Хопров. – Я поддерживаю доводы следователя.
– Пусть будет по-твоему, – согласился и полковник Пашков. – Я сейчас же распоряжусь, а ты приготовь постановление на этапирования Кулиничева. К вечеру он будет у нас. Ещё что?
– Я хотел бы ещё предложить вот что: пока беглецы не задержаны, наши сотрудники должны знать их в лицо. Нужны фотографии. Я не в курсе, изготовляли ли фотографии беглецов? Часть из них надо расклеить по городу.
– Алексей Николаевич, где фотографии? – обратился полковник к начальнику угро Пазину.
Пазин, вероятно, не ожидал подобного вопроса. Он как будто вздрогнул, заморгал глазами, не зная, что ответить. Потупив глаза, проговорил невпопад:
– Я думал…, я надеялся…
– О чём ты думал? На кого надеялся, Алексей Николаевич? На Бога или ещё на кого-то! – вдруг повысил тон полковник. – Немедленно исправь положение! К концу дня чтобы у всех сотрудников были фотографии беглецов! Он думал, он надеялся, – передразнил Пазина полковник. – На Бога надейся, а сам не оплошай! Ты слышал такое изречение? Только глаз да глаз нужен за вами!
Как только я пришёл в кабинет, тут же сел писать постановление на этапирование Кулиничева. Не успел закончить писать, как вдруг резко открылась дверь кабинета, и не зашёл, а ворвался, как вихрь, начальник уголовного розыска Пазин и с ходу набросился на меня со словами:
– Я думал, ты распорядился насчёт фотографий, а, оказывается, нет! А вину свалил на меня. Как можно так, скажи? Некрасиво, нечестно ты поступил, не по-товарищески! Мог же промолчать, решили бы без скандала.
Я удивлённо вытаращил глаза на взбесившего, возбуждённого Пазина.
– Интересно, что он свою вину, свою промашку хочет свалить на меня, что ли? Ну, Алексей Николаевич, ну, лиса! Не выйдет! Отвечать надо за свои поступки! – подумал я, а вслух сказал:
– Слушай, Алексей Николаевич, я диву даюсь, смотря на тебя. Нормальный ты мужик, толковый руководитель, а поступаешь, как ребёнок. Я-то тут при чём? Розыск – ваша стихия, и ты, как начальник уголовного розыска, должен был в первую очередь заботиться о фотографиях. Ты что, забыл? Я ведь лично сам вручил тебе фотографии беглецов перед моим выездом в хутор. Я что-то в последнее время не понимаю тебя. Стал наезжать на меня. Я что у тебя работу отнимаю или ножку подставляю. Не понимаю. Объяснись?
Пазин неожиданно переменил тон и примирительно проговорил:
– Ты прав, прости! Я, действительно, забыл про эти фотографии. Будь они неладны! Дел по горло, только успевай вертеться. Тут ещё областное начальство покоя не давало. Разве не забудешь. Иногда забываешь, утро сейчас или вечер. Извини ещё раз!
– Думаешь, у меня мало дел? Хватает, как ты говоришь, по горло! Ладно, сейчас не время для разборок: кто прав, кто виноват, кто забывчив стал. Надо действовать вместе. Не надо делить: это твоё, а это моё. У нас общее дело. Алексей Николаевич, раз ты сам напросился ко мне, тогда давай решим один общий вопрос. Ты слышал, что полковник обещал к вечеру доставить Кулиничева?
– Конечно, слышал. Что от меня требуется?
– Так вот, если Кулиничев пойдёт в отказную, тогда я должен устроить очную ставку с Корнуковым. Корнуков живёт в городе Шахты, и его тогда необходимо будет доставить сюда. У следователей нет транспорта, а у вас есть УАЗик. Организуешь доставку?
– Да. На какое время?
– Я этого сказать не могу. Всё зависит от того, когда привезут Кулиничева и от его ответов на мои вопросы. Если всё пойдёт гладко, без сучка и задоринки, то поездка отпадёт сама собой. Машина тогда нужна будет только для того, чтобы повезти Кулиничева к этой женщине. Возможно, она ещё нужна будет для доставки в отдел беглецов.
– Лады! – последовал дружелюбный ответ Пазина.
– Давай свои фотографии, – сказал я Пазину, – сам решу этот вопрос. На том мы разошлись. Я после ухода Пазина, взял фотографии беглецов и отправился в криминалистическую лабораторию.
* * *
– Валентина Петровна, хочу обрадовать тебя благой вестью! – сделав дружелюбный вид, воскликнул я, как только зашёл в лабораторию.
Глухова изумлённо уставилась на меня и, по-видимому, не усмотрев в моих действиях подвоха, спросила:
– Ты, Рудольф Васильевич, всегда таким способом завоёвываешь симпатии женщин?
– Ну что ты, Валентина Петровна, не у всех, только у некоторых…
– Не ходи вокруг да около, я тебя знаю и вижу насквозь, – не дослушав мою болтовню, проговорила Глухова, изучая своим пристальным взглядом меня. – Давай, выкладывай, что хочешь от меня? Твой вид выдаёт, что ты пришёл по делу. Ну, что, угадала?
– Твой взгляд насквозь пронзил меня. Признаюсь. По делу. Вот фотографии двух беглецов…
– Можешь не продолжать. Когда они нужны?
– Я обещал высшему начальству к концу рабочего дня. Улавливаешь? Без стеснения!
– Какой толк, если даже скажу нет! Всё равно к концу рабочего дня они должны быть. Надо! Понимаю! Доволен? Подхалим несносный!
– Премного благодарен за высшую оценку моей деятельности, Валентина Петровна!
Вдруг Глухова засуетилась и изучающе уставилась на меня.
– Обещать-то обещала, только вот, как со временем быть! Посмотри-ка на часы, Рудольф Васильевич?
Я глянул на свои руки и развёл их.
– Извини, Валентина Петровна, у меня часов нет.
– Что так! Не заработал денег на часы? – поддразнила Глухова меня. – А вот у меня есть! Смотрю на них, и они показывают…
– Знаешь, Валентина Петровна, как раньше говорили: счастливые люди на часы не смотрят!
– Вот оно что! – тихо вздохнула Глухова. А я вот, смотрю…
– Валентина Петровна, вижу, много времени, но мы ничего не можем изменить. Давай приступим к работе. Я буду тебе помогать. Ты пока фотографируй, а я приготовлю проявитель и закрепитель.
– А ты понимаешь в этом деле что-нибудь? – с сомнением посмотрела она на меня.
– Представь себе, что я в молодости активно и усердно занимался фотоделом. Даже в армии имел такую возможность. Да, да!
– Тогда вопросов у меня к тебе нет. Занимайся, если охота есть. Только буду рада.
Пока Глухова копировала фотографии беглецов, я развёл проявитель и закрепитель. После этого она проявила плёнку и, закрепив её, повесила сушить. Как только плёнка высохла, мы стали печатать на фотобумагу фотографии. За полчаса сделали штук тридцать фотографий. Повесили сушить. Как только они высохли, забрал их и пошёл раздавать сотрудникам.
* * *
Кулиничева привезли около семи часов вечера. Я попросил дежурного по отделу доставить его ко мне в кабинет, после того, как покормят. Сам в это время сбегал в магазин. Купил несколько пачек сигарет, пачку чая. Сигареты и чай были нужны для того, чтобы угостить Кулиничева. Сластить! Я знал, что сожительница отказалась от него, и потому, некому было передавать ему передачки. Ну и, конечно же, чтобы с ним легче было вести разговор. Вызвать его на откровенность.
– Добрый вечер, Кулиничев! – сказал я, когда дежурный завёл его ко мне в кабинет. – Садись! Успел поужинать?
– Успел, – недовольно буркнул Кулиничев, пристально изучая в меня.
– Давненько мы с тобой не виделись. Как ты себя чувствуешь? Не обижают?
Кулиничев оставил мои вопросы без ответа, вдруг неожиданно спросил:
– Почему такая спешка, что даже меня оставили без обеда в следственном изоляторе? Давай, быстрей, некогда! Как будто пожар случился! – с первых же минут стал выказывать недовольство Кулиничев.
– Не очень-то хорошее начало, – отметил я мысленно, – ребята тоже хороши, не могли минут тридцать подождать!
– Илья Петрович, ты прости их, пожалуйста. Ребята молодые, им сказали доставить, вот и перестарались. Молодость! Неопытность! Можешь закурить, – и я протянул ему пачку сигарет.
Вид табака всё же подействовал на него. Недовольный, напряжённый вид как будто растворился. Он взял пачку, повертел в руке и, не спеша, раскрыл её. Также, не спеша, достал сигарету. Понюхал и тогда только положил в рот. Я протянул ему спички. Закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым изо рта, неожиданно заговорил: