Глава 1 У моря неспокойный день. Море сегодня — не сонная гладь, волны катятся на берег без перерыва с упругим шелестом, что пробуждает в голове тупую пульсирующую боль. Разгулявшийся ветер перемешивает запахи: сероводород и соль, гниль и йод, а ещё кровь – очень много крови, она выдаёт себя привкусом металла на губах. Вместе с порывами ветра доносится голос, хрипловатый, иногда тягучий и вкрадчивый, иногда вибрирующий от ярости и возбуждения: – Заткнись нахуй! Только я имею право говорить и задавать вопросы! Да, на органы пойдешь ты, мне не нравится, как ты смотришь на меня, еще и денег не оказалось для выкупа, бесполезный хлам. Блядь! Так вот… В чем плюс того, чтобы пойти на органы? Потому что самый кайф для меня – потрошить пленника. Все просто! Сначала согласовываем, какая часть тела на продажу, а потом… развлечения! О да! Богатая культурная программа. Чужие слова из твоего горла. Придыхания и театральные паузы, издевательские смешки, срывы на крик – голосовые связки уже саднит, но ничего не прекращается. Попытки сглотнуть не помогают, во рту продолжает сохнуть, а голос, кстати, мужской, при этом меняется только так, как это заложено в нём самом. Снова накатывает громкий шёпот ветра, в поле зрения попадает сначала кромка прибоя с пенными волнами, беспрестанно лижущими очень светлый песок. Взгляд слегка смещается вправо, становится видно что-то, массивным мешком лежащее на самой границе суши и воды. Волны толкают это беспрерывно и настойчиво, намокшая тёмная ткань вздувается пузырями. Ещё ближе — «это» превращается в человеческое тело, замершее лицом к морю. Крупные кристаллы песка чуть заметно похрустывают под подошвами грубой обуви, и с каждым шагом берег становится всё больше изрытым. Кажется, крови здесь расплескали по меньшей мере ведро, перемешав её с клочьями подсыхающих на солнце водорослей. Картинка снова меняется. Сначала виден только подступивший к песку клочок изумрудной зелени, затем чужие глаза опускают твой взгляд ниже, вскользь выхватив по пути сизо-зелёные штанины и отполированные до блеска чёрные берцы. Там же, у самых ног их обладателя, на песке ничком лежит человек. Живой пока ещё, но обрадоваться не успеваешь: этот прикрывает затылок плотно сцепленными пальцами, а спина, обтянутая грязной жёлтой футболкой, вздрагивает от всхлипов. Дальше ты поднимаешь руку — почему-то мужскую, с мощным запястьем, повязанным полоской красной ткани и кожаными браслетами, с заляпанным красными брызгами предплечьем. Пальцы с заклеенными грязным окровавленным пластырем фалангами сжимают пистолет… — Что за… – взвизгивает кто-то не своим голосом, когда за момент до выстрела в залитом палящими лучами воздухе начинает происходить что-то непонятное. Когда прямо перед тобой возникает многократно превышающее по яркости солнечный свет, буквально выжигающее сетчатку глаз лазурное пятно, кажется, начинают трещать автоматные очереди. Под их аккомпанемент пятно разрастается, выбрасывая из себя мерцающие, похожие на ожившую воду протуберанцы, а когда один из протуберанцев настигает тебя, наступает темнота… – Мэл! Мэллори! — её трясли за плечо, настойчиво и бесцеремонно, а в воздухе медленно затухали надрывные всхлипы аварийной сирены. Свет в спальне был погашен, из экономии не горели даже холодные светляки ночников. Что, опять? Комплексу мучительно не хватало энергии, даже когда работали одни лаборатории. А уж если на нижнем уровне врубали свой контур, реактор не выдерживал и… Кстати, как раз вот ночью техники и планировали тестовое включение портала… – Защита сработала? — спросила Мэллори Харт у своего личного врача, лицо которого бледным пятном выделялось в полутьме, подсвеченной только зеленоватым индикатором, попеременно моргающим показателями времени, температуры воздуха и давления. Ещё одно лицо с мерцающей голубым голографической рамки сверлило взглядом спину. Мэл только повела плечами, но к изображению брата, который погиб четыре месяца назад, так и не обернулась. Одеваться не требовалось — за последние две недели сон в комбинезоне вошёл в привычку; нужно было только нацепить пояс с кобурой, немного раздражаясь молчаливым наблюдением дока. – Или что, Сид? – Даже не знаю, как тебе и сказать… -- Странная осторожность доктора Сида Эммета, вкупе с его весьма противоречивыми мыслями, насторожила Мэллори, и она застыла в темноте, едва вставив в кобуру массивный импульсный пистолет. – Я бы предпочёл, чтобы ты отдохнула, но упыри из сектора В требуют тебя лично… – Не томи, а… – В общем… кажется, портал открылся нештатно, и в него затянуло какого-то дикаря, – на одном выдохе выдал док, – и теперь… – И упыри теперь слюной обливаются, ожидая санкций на эксперимент, – усмехнулась Мэл, одёргивая бледно-зелёный комбинезон военного образца, но без знаков различия. Одним движением собрав в хвост на затылке сильно отросшие со времени смены рода деятельности волосы, Мэллори выпрямилась, выражая готовность. – Ладно. Пойдём удовлетворим их кровожадность. *** Уровень IV, сектор В – именно так коротко и лаконично обозначалось на схеме расположение лаборатории, где «упыри» ждали вердикта владелицы комплекса по поводу «материала», который неожиданно свалился им на головы. Занимались «упыри» изысканиями специфическими, для которых постоянно нужен был живой и мыслящий биологический материал. Обычно им доставались преступники и подонки со всех концов галактики, но Мэл даже в этом случае морщилась, читая отчёты дежурных лаборантов. Испытуемый либо помещался под поглотители энергии, и тогда холодные машины фиксировали, насколько мощным «аккумулятором» является данный организм. Либо кровь этого организма в несколько этапов перегоняли, фильтровали, поддерживая состав при помощи синтетической сыворотки. Продлевали процесс. Кровь неизменно оказывалась самым продуктивным вместилищем первичных энергетических единиц, элементы перетекали в резервуары, а «упыри» (именно так за глаза прозвали сотрудников лаборатории) наблюдали, что при этом происходит с их жертвой. Мучительное угасание со всеми симптомами внутреннего кровотечения – Мэллори не слишком любила смотреть на этот процесс, хотя чётко уяснила, что людьми подопытные не считаются изначально. Исследования сектора курировались правительством – этот пункт в контракте, который заключил в своё время Харт-старший, оговаривался особо, а его дочь просто приняла не слишком приятную обязанность. Вместе с наследством, после гибели старшего брата – как полагалось. Как полагалось – Мэллори коротко и холодно кивала встречным сотрудникам и улавливала прикрытую улыбками ответную неприязнь, замешанную на почти испуге, причин которого эти люди и сами не понимали. Вообще подвешенного в воздухе напряжения было что-то слишком уж много, и тут уж причин не понимала сама Мэл, только с каждым шагом ощущала, что в лаборатории её ждёт нечто в какой-то степени… особенное. Куда более особенное, чем скачки напряжения, от которых то и дело мигали спрятанные в стенах и потолке осветительные панели. – Мэм… – около «государственно важной» лаборатории дежурили два одинаковых с лица гвардейских сержанта с импульсниками на белых ремнях. Стоящий слева отшагнул в сторону, чтобы открыть дверь при помощи электронного ключа, и, автоматическим кивком отвечая на приветствие, Мэл невольно поразилась тому, как абсурдно смотрится коричнево-зелёный камуфляж этих ребят в ненормально белом коридоре. Вот только внешне проявлять чувства не полагалось, полагалось только молча принять то, что изменить всё равно никак было нельзя. – Мэм… – дежурный по сектору, похоже, торчал под дверью, и Мэллори машинальным сухим кивком ответила и на это приветствие тоже. Дежурные менялись ежедневно, но Мэл почему-то каждый раз казалось, что встречает её один и тот же человек. Неизменные, старомодно бумажные распечатки с результатами первичных осмотров «жертвы», как обычно, оказались в руках ровно в тот момент, как створки двери с шипением сошлись за спиной. Собственно, результаты эти были чистейшей формальностью, но… Тяжёлые ботинки хлюпают по похожей на ноздреватый сыр мелкой воде с пеной. Прибой всё так же шевелит неподвижное грузное тело, вздымая пузырями вымокшую ткань рубашки, но делает это мягко и сонно, почти ничего не тревожа. Вот так, с тихим, размеренным шелестом, который вдруг прерывается громким плеском и матерным возгласом. В плечо лежащему врезается ботинок, и тело тяжело опрокидывается на спину, с чавкающим звуком откинув на мокрый песок правую руку, до этого прижатую к животу. Обескровленные, выполосканные солёной водой внутренности с приставшими к ним песчаными разводами вываливаются из огромного горизонтального надреза на вдавленную в песок левую ладонь… Образ возник внезапно и оказался слишком сильным. Направление «сигнала» чуть ли не впервые в жизни угадывалось настолько точно, что Мэл замерла и подняла глаза на экспериментальный стенд. Жутковатое сооружение, предназначенное для удержания испытуемого в максимально удобном для исследователей положении и наделённое ещё кучей других околомедицинских функций, было зафиксировано вертикально. Испытуемый напоминал жертву энтомолога, с той разницей, что тело его распластали за запястья и лодыжки при помощи цепей, натяжение которых регулировалось нажатием особой клавиши. Сейчас цепи натянулись до предела, а гибкие скобы, охватившие торс пленника, вдавливали в него красную майку. Краем уха слушая зудящие пояснения дежурного, Мэллори склонила голову набок и прошлась взглядом по мускулистой фигуре, с каждой секундой всё больше застывая от растущего странного чувства. Штаны, которые когда-то называли джинсами, с россыпью бурых пятен на потёртых брючинах. Шнурованные ботинки, местами отполированные до блеска, – на чёрном фоне так хорошо видны смешанные с кровью песчинки, налипшие на ранты грубых подошв. Знакомо, слишком знакомо. И хоть колоритно выбритая в гребень-ирокез голова незнакомца мерно покачивалась из стороны в сторону, мешая разглядеть лицо, а сам он только что-то бормотал, озвучивая, очевидно, свои грёзы, Мэл уже в точности знала, каким окажется его голос. – Очевидно, мэм, кроме пространственного совмещения, произошло ещё и временное, – уважительно-нудный голос лаборанта заставил Мэллори дёрнуть плечом, будто в попытке согнать надоедливое насекомое. Не смотреть на пленника было уже невозможно – взгляд зацепился за полоску красной ткани и кожаные браслеты, и Мэл снова ощутила в собственной руке тяжесть пистолета. Вот так, когда чувствуешь чужой на вид палец с заклеенной пластырем второй фалангой, который вот-вот надавит на спуск. На секунду предвкушаешь, как дёрнет руку отдача, как мелькнёт выброшенная гильза. А потом отстранённо, уже собственным разумом понимаешь, что перед тобой не бумажная мишень, не деревяшка и даже не голограмма. Сцепленные пальцы и затылок. – Оружие при нём было? – всё так же не удостоив лаборанта взглядом, резко осведомилась Мэллори. Он обиженно запнулся на полуслове, по-рыбьему схватив ртом воздух, потом ткнул пальцем в сторону низенького столика на колёсиках. На пару секунд Мэл выпала из реальности, борясь с соблазном подсмотреть, уж не этим ли здоровенным мачете, похожем на то, что когда-то висело в мини-музее её отца, вспороли живот жертве на пляже, а затем, не оборачиваясь, бросила коротко: – Должен быть ещё пистолет. – Конечно, мэм, – дежурный брезгливо указал ей на кобуру, оказавшуюся в самом низу вещей гостя. Физиономия «упыря» забавно вытянулась, когда Мэл с самой странной своей улыбкой извлекла оружие и, сама не зная зачем, выщелкнула магазин. – Осторожнее, мэм. – Не волнуйтесь… – Мэл грустно усмехнулась, проследив, как со щелчком затвора из патронника вылетел блестящий патрон и скользнул вглубь сваленных в кучу ремней. – Эта штуковина устарела уже лет четыреста как, а мой папаша любил всё старинное, а значит, до жути дорогое. Только вот должна быть ещё одна. – Откуда вы?.. – «Упырь» так забавно задрал вверх брови, что Мэллори его невольно пожалела. Знай он о способности хозяйки получать информацию напрямую из чужих голов… – Кобуры две, – терпеливо пояснила Мэл человеку, который, кроме своих блестящих игрушек, похоже, не видел вокруг ничего и никогда. – Нет, мэм, второго не было. Мэллори только хмыкнула в ответ, пытаясь понять, хочет ли она видеть ещё что-нибудь кроме того, что уже увидела. Тем временем рядом с незнакомцем возникла фигура ещё одного сотрудника лаборатории, с виду такого же бесцветного и безликого. Пленника планировали промыть и продезинфицировать – лаборант держал в руках шланг, присоединённый к резервуару с особым, мгновенно сохнущим чистящим составом. Ну да, в самом деле. Никому ведь не хочется замызгивать дорогущее оборудование непонятно чьими кровью и мозгами, к тому же прогретыми на солнышке. Глава 2 Подпись. Одна только подпись — тёмный росчерк на экране заботливо подсунутого под руку планшета. Одно размашистое движение – и к живому существу, распятому на стенде, потянутся тонкие, матово-прозрачные трубки. Чуть слышно загудит аппарат, который представляет собой всего лишь модифицированный для специфических нужд лаборатории гемодиализатор*, и трубки заполнятся кровью. Накопление выделенной из крови энергии – процесс не одного часа, и, пока будет заполняться ёмкость конденсатора, лаборанты примутся наблюдать за изменениями, которые происходят с организмом испытуемого. Чётко и точно фиксировать угасание. Каждый отказавший орган. Каждый лопнувший сосуд. Каждый… – Блядь! Чё за нахуй?! Мэллори очень постаралась не вздрогнуть слишком заметно и застыла на секунду, спрятав в кулаке стилус. Громкое шипение чистящей смеси украло часть слов, которыми незнакомец выражал своё отношение к помывке, но голос скрыть было невозможно. Хриплый и грубый, оставляющий осадок боли на твоих собственных связках и привкус чужой крови на губах. Крови, что каплями и брызгами сыпалась на белый песок на том пляже. Крови, которую уносила морская вода, вылизывая солёными языками волн вспоротую брюшину грузного парня в полосе прибоя. Мэл оторвалась от распечаток и экрана планшета – физиономия держащего их лаборанта лишь слегка вытянулась, а мысли его наверняка были слишком типичны и неинтересны, — и подняла взгляд на пленника. Нет, кажется, с ним всё было понятно. Понятно, чем этот человек с грубым лицом и причудливым «сырым» шрамом от левой брови и, кажется, до самого темени, занимался на берегу и чем вообще промышляет по жизни. Немного удивляло только одно: пропасть едва ли не в пять веков почти не изменила таких, как он. Изменились разве что масштабы и места действия, средства передвижения и оружие. Остальное осталось: космические отморозки по-прежнему расстреливали и захватывали суда, брали в плен экипажи. Убивали, насиловали, мучили, вынуждая порой в ответ поступать с собой единственно верным образом… Пальцы артиллериста двигаются по сенсорной панели быстрее, чем пальцы пианиста-виртуоза по чёрно-белым клавишам старинного инструмента, но извлекают совсем не изумительные звуки музыкальной темы. Терминал управления огнём сводит под свой контроль всё, чем вооружён боевой корабль — от ракетных пусковых до энергетических орудий, и команды, которые вводятся чуткими и быстрыми касаниями тактика, должны активировать всю эту мощь в нужный момент. Момент, когда выровняются ускорения и скорость относительно друг друга. Момент, когда дистанция станет максимально эффективной для поражения. Когда на красную точку, которой на экране обозначен противник, наползает рамка прицела, будто заключая врага в непроницаемую клетку, из которой не будет выхода. Потому что так нужно. Чтобы ни одна, даже самая совершенная система РЭБ* не помогла ублюдкам, чуть более суток назад расправившимся с командой восьмимегатонного грузовика, с которого даже нечего было взять, избежать превращения в раскалённое плазменное облако…