Часть 27 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Окей. Играем по-другому. Крыса выкладывает всё, как на исповеди. А ты, сука, проверяешь его до самых печёнок.
Глава 22
— Я… не…
Человек говорил. Речь его прерывалась и дробилась, осколки звука отскакивали от стен, предметов и влажных, окровавленных людских тел. От человека несло скотобойней и чем-то загнано-звериным, мешаниной оттенков, из которой на физическом уровне можно было выхватить только продирающий запах мочи. Остальное сочилось сквозь поры, смешиваясь с бурыми потёками на коже, дрожало в каждой клетке тела: жить, жить… Никто не слышал. Слушали только слова, рваные, одышливые.
– У Хойта… в отряде… охраны… – Человек брызгал слюной вперемешку с кровью. Чересчур много крови для прокушенных губ и разбитых дёсен, – до пузырей и пены, которой всё больше с каждой секундой. Некоторое время назад человек сильно дёрнулся. Напрягся в ремнях, что удерживали его на мокром столе, принялся извиваться, как обрубок змеи под лезвием лопаты. Ребро, которое под ударом приклада треснуло ещё раньше, сместилось и обломками воткнулось человеку в лёгкое.
– … есть… белый… — человек поперхнулся на остатке фразы, задохнулся, затрепыхался, — достаточно крепкий, чтобы не лежать обмякшим куском мяса. В панике выпучил здоровый глаз, пытаясь огромным чёрным зрачком зацепиться хоть за кого-то. И дёргался, дёргался, дырявя себя изнутри своей же костью. Рвал сосуды и харкал шипящей смесью крови и воздуха.
— Спокойно, – безжизненно произнёс кто-то голосом Мэл, воспользовавшись её горлом. Кто-то другой заставил поднять руку, положить невероятно тяжёлую ладонь человеку на лоб, придавить. Скользко, пот и кровь. Шпион напрягся, заелозил затылком по столешнице, размазывая волосами бурые разводы. Или они не бурые, а вполне красные – не понять, слишком ярко прямо на стол светит лампа. Прямо ядерная вспышка, сжигающая сетчатку. А в здоровом глазу шпиона на чёрной радужке отражён размытый белый круг, над ним дрожит воспалённое веко с редкими ресницами.
— Слышишь меня? Будешь дёргаться – будет больнее. — Мэл нажала сильней. Свет ослеплял… странно, несколько минут назад он не был таким ярким. Надавила ещё, одновременно согнула пальцы в нелепом поглаживании, глядя в то, во что превратилось когда-то гладкое лицо азиата. Раскосый глаз переполнился слезами, они тут же смешалась с грязью и кровью. Под давлением напряглись мышцы шеи, потом расслабились.
— Приглушите… свет, – произнесла Мэл холодно и скрипуче. – Мешает… сосредоточиться.
Резкие тени заплясали за пределами поля зрения. В условной тишине, без ругани и кривляний кто-то зашаркал по каменному полу и хламу на нём. Лампа погасла с гулким щелчком, только белесые отпечатки всё прыгали перед глазами. Мэл стояла неподвижно, чуть поглаживая горячий лоб смертника.
-- Хорошо. Теперь медленно и по порядку.
Он говорил, сбивался и терял обрывки слов. Мэл подхватывала их, складывала в цельную картину. Иногда касалась личного, испуганно отшатывалась, поднимая щиты блокировки, как дикобраз иглы. Нельзя подсматривать, что привело каждого из этих людей в пираты. Нельзя рыться в их памяти, натыкаться на взгляды родных и близких, отыскивать причины бегства. Впрочем этот, кажется, совсем без родины – даже не китаец, так, полукровка, приёмыш. Купленный за бумажки, хрустящие и зелёные, в бурых отпечатках. Презираемый там, за пределами острова.
Силы всё равно на всех не набрать, только под сердцем точно калёное остриё засело – чёртовы эмоции. А осколок кости в груди шпиона снова сдвигался, заставляя того захлёбываться воздухом и словами.
– Достаточно. – Мэл сдвинула ладонь со лба на скользкие горячие губы. Шпиона будто током продёрнули, но он послушно замер, мелко дрожа.
– Вы перестарались, господа. У клиента сломано ребро и дыра в лёгком. Ещё пара минут, и он просто захлебнётся. Его мысли придётся озвучить мне.
Вот так, ледяным голосом, с усмешечкой, скорее всего ядовитой и гадкой. Скривленные сухие губы потрескались, но привкус собственной крови потерялся в тяжёлом сыром духе изрезанной плоти. Рука противно влажная – шпион всё время глухо кашлял в ладонь, зажавшую ему рот. Конечно же, Мэл слукавила. У незадачливого азиата было больше, чем пара минут – крупных сосудов костное остриё всё же не задевало. Возможно, четверть или половина часа – целая куча времени для этих ребят, что полукругом застыли у пыточного стола. Просто хренова вечность. Ну что ж, по крайней мере, они молчали. Только Ваас щерился, мерцая зрачками, – пятнистый от бурых брызг, как леопард. Но и он готов слушать слова, такие нужные его всесильному боссу, следя за каждым движением ведьмы внимательно, с интересом.
– Валяй, – бросил наконец «леопард» коротко и снисходительно, скаля ровные крепкие зубы. Мэл отвела глаза, глядя мимо всего и сквозь всех: Вааса, пиратских экзекуторов, клетки, полотнище, лианы. Тугие волны боли, исходящие от шпиона, раз за разом испытывали на прочность ментальную защиту, а в мышцах живота отзывались чем-то вроде судорог.
Мэл тоже оскалилась, будто фильтруя воздух, в котором, кажется, невидимым маревом витала кровяная взвесь. Узкие полосы голого мяса на плечах азиата разъедало солевым концентратом, растворяло яркие потёки, оставляя только пузырьки сукровицы, похожие на свежую ржавчину. В шаге кто-то из пиратов боролся с пивной отрыжкой, мысленно поражаясь спокойствию «ведьмы». Вот это уже лишнее. Даже не смешно, только отвлекает, а в голове начинается предательская круговерть.
– Есть второй. Собирает данные и ждёт сигнала. Начнёт действовать, как только… позволят, – заговорила Мэл сдавленно, изредка и рвано вдыхая через рот. – Когда хозяева назначат… «час Ц». Связь держали через него, – указала подбородком на замершего лазутчика и запнулась, уловив в ответ дикую смесь ненависти и благодарности. – Подключались к выделенным частотам. Так вы их и засекли, верно?
Где-то за спиной сдержанно усмехнулся Алвин, и Мэл скорчила гримасу в ответ, хотя снайпер не мог видеть её лица. Чужие мысли теснились в мозгу, будто в череп плотно набили толчёного стекла. Кое-что можно было даже понять, например тот факт, что связь с внешним миром работала здесь только для хозяев архипелага. Слабые голоса остальных сжирались мощными искусственными помехами. Попытки пробиться карались очень быстро – вот он, пример, на столе. Живой… временно. А кое-кто, кажется, уже начинал проявлять нетерпение – вот-вот разразится очередной порцией грязной брани.
– У этого радиостанция спрятана здесь рядом, на высоте, в древнем укреплении. Там ещё орудие торчит. – Мэл повела головой, стряхивая оцепенение, как липкую заразу. – Его напарник – белый американец. Тёмные глаза, тёмные волосы. Охраняет босса… в одной из смен.
Ну вот и всё. Перед глазами стоп-кадром застыла внешность второго шпиона, а в ушах увязло тягучее молчание. Только проклятая капель всё звенела и звенела, вытачивая углубления в каменном полу, да жертва на столе с усилием поднимала и опускала избитую грудь. Мэл вспомнила, что всё ещё зажимает азиату рот, сильно, до нытья в плечах, и поджала пальцы, по которым размазалась чужая слюна в сгустках и прожилках крови. Тело выгнулось, насколько позволяли путы, с визгом засучило ногами, от чего задники ботинок визгливо заскребли по столу. Мэл почти с удовольствием, до хруста принялась выкручивать себе перепачканные ладони. Лазутчик дёрнулся, вцепился в неё чёрным взглядом и зашевелил губами, мучительно выталкивая звуки:
– П-про…
– Глядите-ка, крысе надоело! – Ваас немедля очутился у самого стола, склонился над бывшим подчинённым. Мэл смотрела в прямо перед собой, куда-то в глубину пустой клетки, сквозь тронутые ржавчиной полосы железа, но была уверена: главарь ухмыляется в предвкушении. – Ему надоела боль, он хочет от неё избавиться. Сейчас, блядь, избавим… Давайте сюда лебёдку!
Пираты зашевелились, выполняя команду. Кто-то шустро метнулся в угол за одной из клеток, завозился там и выбрался через несколько мгновений с ручной тележкой, колёса которой скрипели на все лады. Особенно сильно завизжало при остановке – едва ли ни у самого лица жертвы, на уровне зрячего глаза. В кузове с низкими бортиками обретался вполне безобидный предмет, похожий на катушку с ручкой.
«Ничего не закончилось…» – одиноко мелькнуло у Мэл в голове. Внутри, где-то у солнечного сплетения, оборвалось и ухнуло вниз что-то горячее, просто раскалённое. Рядом в ведре, заставив вздрогнуть, хлюпнула вода. Грязные руки безликого бандита швырнули на живот лазутчику плохо отжатую тряпку, завозили туда-сюда, смывая буро-чёрные разводы. В абсолютной темноте раскосого глаза жертвы застыло что-то вроде недоверия.
– Но… я…
– Скажешь, всё выложил, амиго? Да, блядь, ты точно так думал, – до крайности проникновенно протянул Ваас. Ещё проникновенней – чёрт, и придёт же такое в голову! – выглядел нож у него в руке. Уже другой, чуть изогнутый к острию, с блестящим, свободным от потёков лезвием. А на смуглой коже главаря полосы и пятна уже застыли, только ладонь наверняка прилипала к рукоятке, но это ему не мешало.
Надрез вышел удивительно ровным, почти ненастоящим – тонкая линия сантиметров десять от пупка вниз. Только брызнуло из-под ножа по-настоящему, а потом разъехались кожа и мышцы, легко, как ветхая ткань, но совсем немного – в поджаром теле азиата тропическое солнце не оставило ничего лишнего, – ни жира, ни влаги.
Странно. Мэл была уверена – кричать шпион уже неспособен, – но он завопил. Дико, по-звериному, до звенящего эха в голове. А может, просто дрогнула защита. Или причина в том, что осколок ребра в перемолотом теле на столе наконец сместился окончательно, пробивая сосуды. Впрочем, какая, к чёрту, разница, если скользкие пальцы копошатся вроде бы в тебе самой, нащупывая петлю тонкого кишечника. Потом аккуратно, со знанием дела, целой тянут её наружу. Туда, где уже заготовлен крюк на обрезке троса, прикреплённого к барабану.
– Хочешь покрутить? – голос Вааса прорвался сквозь визг и скрежет. Главарь указывал на ручку лебёдки, на его роже темнела свежая дорожка из брызг, даже на зубах, которые он обнажил в оскале. Мэл ощерилась в ответ. У всего этого мог быть один финал, стоило только дёрнуть за чей-нибудь «проводок»…
– Только не вздумай сейчас ничего выкинуть. Иначе… – Это снова был Алвин. Мэл заозиралась, пытаясь отыскать снайпера, его отрезвляющий взгляд. Нашла, наткнулась на холод и почему-то гнев.
– Пшла отсюда! – скомандовал Ваас. Мэл дёрнула плечами, но подчинилась, чувствуя внутри жидкий лёд бессилия. За спиной щёлкнул выключатель, на этот раз как-то глухо, от света лампы во все стороны поползли густые тени. А может, это стремительно чернело в глазах, под шумные, почти собачьи выдохи на столе и спокойный голос Алвина:
– Ваас, с этой съёмкой мы теряем время. Хойту нужны результаты.
– Викинг, иди на хуй со своими правилами! Обойдусь без твоих советов.
Лазутчик умирал. Да, именно теперь, наконец, у него были все шансы на завершение, но в руках его палачей любой шанс превращался в агонию. В невозможный жар внутри развороченного живота. В тяжкую пульсацию, что казалось, разрасталась до размеров грота, и сам каменный мешок тянулся и бился, как живая кишка, весь в прожилках то ли крови, то ли света с темнотой. В размеренное, настойчивое, деловитое попискивание механизма лебёдки. В бесконечное нытьё позвоночника – или тут виноват неудобный стул, до которого Мэл как-то умудрилась добраться? Больше того, явно сидела уже некоторое время, неестественно прямо, не касаясь спинки и разглядывая пляску темноты под плотно сомкнутыми веками. Только чтобы влага, склеившая ресницы, не стекала предательски по щекам.