– Что именно было сказано? – Как обычно. Что мы не выиграли. Лекси сказала, что мы должны ей деньги. Что она покупала билеты несколько прошедших недель и не собирается раскошеливаться каждую неделю. – Раскошеливаться? – Она так сказала. – И как все отреагировали? – Я под присягой? – А есть разница? – Мне хотелось бы соврать. – Мы бы предпочли, чтобы вы этого не делали. Дженнифер помолчала. Глубоко вдохнула. Теперь все внимание в комнате было приковано к ней. – Я была в туалете. – Что, простите? – Они начинали раздражаться друг на друга, нервничать. Мне не нравятся ссоры. Я никогда не хочу участвовать в их стычках. – Чьих стычках? – Это иногда случается. Редко, но – достаточно часто для того, чтобы все мы могли распознать и предвидеть стычку. Джейк с Патриком сталкиваются рогами. Не по какому-то серьезному поводу, не из-за политики или религии, однако они придерживаются разных мнений о том, нужно ли школе сохранить или снести старый крикетный клуб, или часто спорят о тактике школьного тренера по хоккею. Такие мелочи. Знаете, это иногда утомляет. Поэтому я пошла в туалет, как только поняла, что ситуация накаляется. – Они ссорятся? – Не совсем. Можно сказать, они оживленно спорят, – Дженнифер посмеялась, по-видимому смущенная мыслью о том, что люди могут поссориться. – Они оба очень любят соревноваться, – призналась она. – И все же, некоторым это может показаться доказательством их крепкой дружбы – то, что они никогда не уходят от разногласий. Они их перебарывают. Словесно, конечно – высказавшись, они мирятся. В основном. – Мистер Пирсон не ограничился словесным нападением в день пресс-конференции, – заметила мисс Уолш. – Как я понимаю, он душил моего клиента. – Это случилось впервые. Я уверена, он сожалеет об этом. Все были так напряжены. – А ваш муж участвует в этих… – мисс Уолш прервалась, проверяя свои заметки, – стычках? – Я так рада, что мой Фред не строит из себя мачо. – В день пресс-конференции ваш муж напал на Джейка Гринвуда, – заметила мисс Уолш. – Ну да, как я говорила, эмоции были на пределе, – Дженнифер выглядела пристыженной, сожалеющей. – Но я не назвала бы это нападением – скорее, потасовкой. – Я слышала, он ударил его. – Обычно он не идет на конфликт, – Дженнифер зарумянилась. – Но он чувствует себя обманутым, – она помолчала, опустив взгляд. Джиллиан вспомнила принцессу Диану. – Знаете, для меня это все ужасно тяжело. Мистер Эллиотт сочувствующе кивнул, подался через стол и похлопал свою клиентку по руке. Джиллиан приподняла бровь, спросив себя, не проспал ли он революцию #MeToo. – Думаю, это непростое время для всех участвующих. Почему именно вам тяжело? – спросила Джиллиан. – Ну, меня там не было, поэтому я в том же положении, что и вы. Я пробираюсь сквозь болото утверждений, пытаясь понять, кто что сказал. То есть я знаю, что лично не отказывалась от синдиката, и я уверена, что, если бы мой муж это сделал, он бы это признал. Он очень прямолинейный человек. Но, с другой стороны, Лекси и Джейк сказали, что он отказался – зачем им врать? А как насчет Пирсонов? Что ж, я не знаю, что и думать, – Дженнифер грустно покачала головой. Один из мужчин передал ей носовой платок. – Я просто жалею, что меня там не было. Из-за этого я оказалась в исключительно уязвимом положении. Джиллиан стало интересно, приходило ли Дженнифер в голову, что она, на самом деле, находится в исключительно выигрышном положении. Не открещиваясь от Гринвудов, но все еще стратегически поддерживая заявление своего мужа и Пирсонов, она могла получить выгоду, в какую бы сторону ни качнулся маятник. Дженнифер промокнула глаза и спросила, можно ли ей идти. – Я занимаюсь волонтерством в местной школе по вторникам после обеда. Ничего слишком сложного. Просто учу детей читать, – она смущенно посмеялась. – Ну, даже не так, просто даю им лишний раз попрактиковаться. Это приносит пользу, и они стали на меня полагаться. Я не хочу опоздать. Все встали, когда Дженнифер выходила из комнаты. Они купались в ощущении спокойного достоинства, оставленного ей – словно шлейф духов, витающий в воздухе. * * * – Вы видите, напротив кого вы сидите? Вы понимаете, что я обложился по горло адвокатами и отберу у этих ублюдков каждый пенни, который они мне должны? Вы понимаете? – Присядьте, пожалуйста, мистер Пирсон. – Они должны мне почти шесть миллионов фунтов. Вы меня слушаете? Шесть миллионов фунтов. Он вор. Я мог ожидать этого от него. Но Лекси? Я не понимаю, зачем ей врать. Она всегда была паинькой. Немного святоша, ну вы поняли. Оказывается, она просто очередная сука. * * * – Спасибо, что пришли, мистер Хиткот. – Конечно. Лучше во всем разобраться немедленно. Джиллиан и Мик попытались не обмениваться слегка ироничными взглядами – ни один из них еще не встречал никого за пределами Италии, кто говорил бы «pronto» на полном серьезе. Мистер Эллиот взял инициативу на себя: – Фред, я тут думал, синдикат всегда выбирал одни и те же номера? – Да, именно так. – И как вы их определили? – Мы выбрали каждый по одному, когда участвовали впервые. Я выбрал восьмерку, мое счастливое число. Дженнифер выбрала единицу в честь нашего первенца. Так получилось, что Ридли – наш единственный ребенок, поэтому число обрело еще большую значимость. Я думаю, Лекси выбрала двадцать девять, поскольку ей было двадцать девять лет, когда она родила Эмили, или, может, это день ее рождения. Я не уверен. Что-то очень важное. Джейк выбрал двадцать, день их свадьбы, это я помню. Или нет? Может, это его день рождения. Или Лекси? В любом случае, суть вы поняли. Все выбрали что-то личное. Поэтому мы все преданы лотерее. Не только из-за денег, а из-за истории, стоящей за этим. – Включая Пирсонов? Фред решительно кивнул: – Да, они тоже преданы. – Нет, я имела в виду, выбрали ли они номера, имеющие для них личное значение? – Тут смешная история, – Фред посмеялся. – Карла изначально выбрала двенадцать, ее день рождения, но Патрик, ее муж, переубедил ее. – Почему? – Он сказал, большинство людей выбирают даты своего рождения, то есть числа меньше тридцати одного выбирают чаще. Поэтому, если вы все же выиграете в лотерею, больше шансов, что вам придется делить выигрыш. Он сказал, что мы хотим выиграть с другими номерами, чтобы уменьшить подобную вероятность. Патрик выбрал пятьдесят восемь, а Карла сменила свой номер с двенадцати на сорок девять, потому что она любит угождать своему мужу, – Фред тепло улыбнулся. – Это типичный Патрик. Не только ожидает выиграть, несмотря на невероятные шансы, но целится на самый лучший выигрыш. Это достойно восхищения. И он, конечно же, был прав. Чистая победа, – Фред неожиданно помрачнел. – Если не считать, что Гринвуды пытаются провернуть эту схему. – Вы утверждаете, что синдикат был еще в силе на момент выигрыша? – Да. Мы все скинулись на билеты в тот вечер. – Да? – Да. Я дал десятку, забрал сдачу, пятерку Карлы. Не было упоминаний, что мы не хотим больше играть. Да и с чего бы? Это было весело. – И ваша жена видела, как вы даете деньги, не так ли? – спросила мисс Уолш. – Она видела, как вы вносите свою лепту в синдикат? – Да, видела. Она сидела прямо возле меня. – Интересно, – пробормотала мисс Уолш, не сдержавшись. Она взглянула на Джиллиан и Мика, проверяя, заметили ли они несоответствие. – Что именно? – спросил Фред. – Ну, ваша жена говорит, что она не была за столом во время обсуждения дальнейшего существования синдиката. Она говорит, она точно не отказывалась, но вы могли. Джиллиан наблюдала, как цвет, жизнь и надежда исчезли с лица Фреда Хиткота. Она взглянула на пол, ожидая увидеть под его стулом лужу. – Она так сказала, да? – Фред звучал сдавленно. – Я не думаю, что нам стоит обсуждать заявления других свидетелей, – встрял мистер Эллиотт. Хиткот недовольно уставился на Эллиотта. Они вместе учились в школе. Вместе терпели хулиганов и обидчиков, однако Фред знал, что его друг питает смутные чувства к его жене и не мог бы не встать на ее сторону. Крестный отец Фреда был адвокатом, стоило нанять его.