«Что мне делать?» «Ну хочешь, представь, что он исчез. Переместился в Антарктику». «Ты что!» – Нашла? – нетерпеливо спросил мужчина. Что-то новое появилось в его голосе. Решительность? Или угроза. Похоже, он лучше меня знал, что в три часа дня в этом дворе никого не бывает. – Да. «Или я не знаю… Что у него рука отвалилась. Или нога», – продолжал советовать Лестер в моей голове. «Фу!» «Нет, вы посмотрите на нее!» «Ты можешь просто появиться?» «А, то есть ты мне предлагаешь лишить его конечностей? Ну красота!» Пока у меня в голове шел этот увлекательный разговор, кошелек оказался на свободе. Я даже успела вытащить сторублевую купюру, которая предназначалась для завтрашнего обеда. Вдруг мужчина выхватил у меня кошелек и начал трясти его над асфальтом. – Покажи, покажи, – приговаривал он, и черты его дрожали, как вода в неверном отражении. Ладно, начало рассказа я и так помню. Без обеда как-нибудь обойдусь. Сейчас главное отсюда… – Куда пошла? – гаркнул алкаш, когда я, прихватив рюкзак, подалась в сторону. – Слушайте, у меня правда ничего больше нет! Я же не вытащу вам деньги из воздуха. Тут кто-то противно захихикал за спиной. – Как раз это она и может сделать, – произнес знакомый голос с бархатными нотками. Я обернулась. Лестер был неотразим, как всегда: платиновые локоны сияли в солнечном свете, белоснежный брючный костюм подчеркивал изящную фигуру с идеально прямой осанкой. Он доверительно улыбнулся мужчине. – Я вам говорю, уважаемый. Эта девочка может достать из воздуха столько стольников, что вам хватит на тридцать лет безбедной жизни. Нужно только помочь ей… – Помочь? – почти хором переспросили мы. – Ну… – Лестер накрутил идеальный локон на палец. – Мотивировать. Понимаете? Алкаш так больно вцепился в мое плечо, что я чуть не завопила. В нос проник отвратительный запах старой ветоши и немытого тела. – Что он мелет? – прошипел он. – Он просто сумасшедший! Я ничего не могу. Отпустите, – залепетала я. – Пожалуйста. – Еще как может, – подначивал Лестер. – Еще как… – Лестер, я тебя закопаю! – взвыла я. – Prego[2], моя радость. – Он протянул руку, будто приглашал меня на танец. – Я давно жду. Тут к моему горлу взметнулась рука со шрамом. Это было последнее, что я успела увидеть, потому что дальше старые швы разошлись, разрывая края раны, и на землю хлынула кровь. – Что за?.. – завизжал мужчина, зажимая запястье. Я метнулась в противоположную сторону. В грудь как песка натолкали, и он осыпался прямо к моим ногам, забирая с собой что-то очень важное. Что-то мое. Лестер цокнул языком. На лице его играл почти детский восторг, глаза победоносно блестели. – Видишь, моя радость. Можешь, когда захочешь. Ничего, я как-нибудь покажу тебе оторванные конечности. А то и правда – как тебе их представлять, если ни разу не видела?.. Глава 5 Нос щекотал сладкий аромат, чем-то похожий на ваниль. Или на розовое масло для увлажнения кожи – у мамы в моем детстве было такое. Но что здесь может пахнуть розовым маслом? Я открыла глаза. Через неплотно закрытые занавески пробивались блеклые утренние лучи, освещая причудливый узор на обоях – сплетенные между собой золотые лианы на фиолетовом фоне. На массивном столе не было никаких следов горшка с мертвым цветком, стоял лишь стакан с водой. На полу тоже было пусто. Видимо, мне приснилось не только озеро, но и то, что Антон провел здесь ночь. Я медленно села на диване. Мышцы заныли, как если бы я весь день накануне карабкалась в гору. Ежовые иглы в спине проделали путь уже, казалось, до самого позвоночника. Но если не брать их во внимание, состояние мое однозначно было лучше, чем вчера. В квартире не спали. С кухни доносился звон посуды и монотонное потрескивание. Прислушавшись, я поняла, что это кошка поглощает корм, активно двигая челюстями. Мысли ринулись к Науму, но я успела их остановить. Если постоянно думать о том, что потеряла, я вообще не встану. Я запахнула платье так, что вырез на груди почти исчез, и пошла на звук. Кухню заливал солнечный свет. В углу ютился круглый стол с диваном вместо стульев. Холодильник был маленький и почему-то красный, шкафчики вдоль стены – коричневые и белые, собранные как будто из разных гарнитуров. У плиты, перекинув вафельное полотенце поверх черной футболки, возился Антон. Пальцы его были в белой массе, похожей то ли на творог, то ли на сырое тесто. В углу над миской склонилась кошка. Как он ее назвал? Мася? – Проснулась, – не то спросил, не то констатировал Антон, вытирая руки. В шароварах и босой он выглядел совсем по-домашнему. От грозного телохранителя не осталось и следа. – Выспалась? Я кивнула, размышляя, можно ли попросить его осмотреть спину. – Кофе готов. Садись. На столе и правда стоял высокий жестяной кувшин, распространяя вокруг себя аромат с нотками шоколада. Я пристроилась на край светло-бежевого углового дивана и придвинула к себе одну из двух белых чашек. Они же для того здесь стоят, верно? – Не стесняйся. – Антон кивком указал на кувшин. Взявшись двумя руками за ручку кувшина, я плеснула абсолютно черную жидкость в чашку. Кофе пах так же, как выглядел: будто для его приготовления почти совсем не понадобилась вода. – Нефть, – пробормотал Антон себе под нос. – Все время делаю слишком крепкий. Можешь разбавить, если хочешь. Молоко сейчас дам. Он достал из холодильника молоко. Потом вооружился двумя махровыми прихватками и вытащил из духовки прямоугольную форму. В лицо дохнуло жаром и кисловато-сладким запахом яблок, когда он поставил форму на стол. Шарлотка? Но это оказалась румяная запеканка с корочкой сахарной пудры. Не удержавшись, я потрогала ее пальцем. – Подожди, пока остынет, – усмехнулся Антон. Мася подняла голову от своего корма, и, заинтересовавшись лакомством, подошла поближе. Антон беспардонно отодвинул ее к окну. – Хельга иногда просто дула на чай, чтобы остудить. Можешь тоже попробовать. Он отрезал большой квадратный кусок и положил на тарелку передо мной. Потом сел на другой конец дивана и, закинув ногу на ногу, сделал первый глоток кофе. Вот так, значит. Посреди ночи ему звонили из-за несчастного деревца, а теперь мне можно заморозить запеканку. Я выбрала пятачок стола в стороне от чашек и запеканки и сосредоточилась на нем. «Я думала, летом мне запрещено пользоваться силой». На этот раз буквы вышли темно-лиловые с примесью гуаши. Антон нахмурился. – Я тебе блокнот принесу. Я постучала пальцами по надписи. Что он недоговаривает? Почему деревце – нельзя, а запеканку можно? Антон отхлебнул еще кофе. – Цветок ты, считай, убила. Это запрещено. Нельзя распоряжаться жизнью не в свое время. Нельзя менять погоду. Нельзя летом создавать снег. Или ледяной дождь. Нельзя, в общем, влиять на баланс в мире, когда правишь не ты. А чай остудить или там… Кому-нибудь что-нибудь заморозить. Вполне. Я вспомнила парня из электрички. Превратить теплоту в лед – это считается? «Кто были те проводники в поезде?» Буквы вышли алые, с маслянистым отливом. Они расплылись на деревянной поверхности, вычищенной с таким усердием, будто ее скребли ножом. Антон неодобрительно покосился на стол. – А отмывать ты это тоже своим волшебством будешь?