Я закатала рукава голубого ситцевого платья и провела рукой по волосам. В зеркале на меня смотрела молодая колхозница. Щеки округлились и порозовели, в глазах появился блеск. Антон велел спускаться через пять минут. Спорить с ним не хотелось. Я вообще не представляла, как с ним теперь себя вести. Он знал, что я не нарочно, я знала, что я не нарочно. Но Ване, лежащему на раскладушке, от этого было не легче. Прихватив блокнот и потрепав за ухом Сметану, я спустилась на улицу. Солнце резануло глаза, плечи обнял пыльный душный воздух. Микроавтобус ждал у подъезда. Я неуклюже забралась в салон. Даже будь у меня голос, я понятия не имела, что сказать. «Извини»? «Я не хотела»? Я чуть не угробила его брата. – Пристегнись. Антон поправил зеркало заднего вида и завел мотор. Микроавтобус с пыхтением тронулся с места. Минут двадцать мы ехали в абсолютной тишине. Антон сосредоточенно смотрел на дорогу, сжимая руль двумя руками. На светофоре он резко затормозил, и сзади засигналила машина. – За собой последи! – рявкнул Антон. Я невольно вжалась в сиденье. Не то чтобы мы были давно знакомы, но я его таким еще не видела. Костяшки пальцев на руле побелели, глаза сузились до колючих щелочек, будто он готовился к драке. Под курткой мелькнула кобура. Этот несдержанный злобный Антон пугал меня до чертиков. «Тепло, моя радость. Уже теплее», – вдруг прозвучал в голове бархатный голос. Я встрепенулась. Лестер! «Скажи мне, где ты!» «Ну нет, так неинтересно». Я завертела головой. За окном поля постепенно сменялись многоэтажками. Сначала они, как грибы, торчали посреди зеленых массивов, потом замелькали чаще, и я поняла, что мы подъезжаем к городу. – Что? – Антон подозрительно скосил на меня глаза. – Что-то увидела? Я покачала головой. – Тогда что? Впереди замаячили многоэтажки сине-лилового оттенка. Цвет был таким несуразным, что я сразу его узнала. Все совпадало: с одной стороны три лиловых дома, с другой – заправка с ярко-зеленой крышей, больше похожая на деревенский домик. Мы ехали по дороге от дачи к моему дому. Ну конечно. Лестер же знаком с моей мамой. Ему даже не пришлось бы использовать волшебство, чтобы она его впустила. Забыв про блокнот, я искала, где написать, что нам срочно нужно сворачивать. – Только не на стекле! – рявкнул Антон и направил микроавтобус к обочине. Меня снова бросило вперед, и утренний кофе подкатил к горлу. – Так что там? – Заглушив мотор, Антон наблюдал за мной в зеркало заднего вида. Взгляд у него был холодный и далекий, как в первый день нашего знакомства. – Напиши. Я достала блокнот с привязанным карандашом. Вместо «Прости меня», крутившегося на языке, нацарапала: «Я жила недалеко. Мне очень нужно домой. Это быстро». И, подумав, добавила: «Возможно, я знаю, как помочь Ване». Антон задумчиво разглядывал буквы. – Опять твое волшебство? – спросил он грозно. Я неопределенно повела плечом, боясь остановиться на «да» или «нет». – Там живут твои родители? Я закивала. Любимые родители. И один тип, который может помочь. Антон вытянул руки на руле и нахмурился. На переносице залегла глубокая складка. – И давно вы не виделись? Я снова кивнула. – Надо повидаться с мамой, – сурово проговорил он, будто обращаясь сам к себе. – Но времени у тебя будет максимум пятнадцать минут. Хватит, чтобы вытрясти из Лестера правду. – Добро. – Антон завел мотор. – Как до города, я знаю. Дальше на Каширку? Вера, 14 лет После того как Лестер запретил мне оживлять предметы, я на время успокоилась. Потом стала гадать: если нельзя оживлять, может, получится лишить жизни? На дворе стоял июль. Я торчала у деда на даче. По выходным приезжала мама – отдыхать от городских выхлопов, как она говорила. Сидя в тени раскидистой яблони, мама раскрывала на коленях журнал, в котором рецепты диетических блюд соседствовали со схемами для вязания, и погружалась в чтение. Я обычно лежала рядом на пледе и строчила очередную историю. Мама к моему хобби никак не относилась – видно, считала, что скоро писательство перестанет меня интересовать. Но в тот день она решила спросить, о чем я все время пишу. На раскрытой странице красовалось детальное описание кровавого убийства – в тот период я как раз увлеклась биографией Теда Банди, – и на всякий случай я прикрыла текст локтем. – Ни о чем. – Папе, я помню, ты все рассказывала, – едко заметила мама. Я перевернула страницу так, что тетрадь казалась пустой. – Сидишь целыми днями на одном месте. – Ага. Пойду пройдусь. Я поднялась с пледа и собралась к калитке, зажав под мышкой тетрадь. – Опять одна? – сокрушенно спросила мама. – Вон тут через два дома девочка твоего возраста, сходи, познакомься. – У меня с собой телефон, если что. – Я похлопала себя по заднему карману шортов, сделав вид, что про девочку не услышала. – Далеко не пойду. Далеко ходить было попросту некуда: с одной стороны дачный поселок граничил с лесом, с другой – с оврагом, местами настолько заросшим, что без скафандра было не пройти. Я шагала вдоль заборов, на ходу высматривая бабочек – они в последнее время были моим главным материалом для исследований. Одну мне даже на несколько секунд удалось превратить в камень. Лестер при этом не появился, и я воодушевилась. Вдруг в метре от меня что-то маслянисто блеснуло. Сначала я подумала, что увидела черную корягу, но она едва заметно двигалась. Змея. Вряд ли опасная – дед говорил, в наших местах водятся только ужи, хотя я понятия не имела, как они выглядят. Ладно. Ужик меня не тронет. Я подошла ближе. Ни за какие коврижки я не взяла бы в руки скользкое, собранное будто из сотни мелких частей тело. Но соблазн попробовать превратить в камень что-то крупнее бабочки пересилил. Я присела на корточки и пригляделась. Чешуя переливалась на солнце, голова была неестественно маленькая. Брр. Мне всего-то нужно представить, как костенеет длинное тело, а чешуя становится серой и твердой… Видимо, я наклонилась слишком близко. Или змея почувствовала опасность. Вот она лежит посреди дороги, а в следующую секунду лодыжку мне пронзает острая боль, и чуть выше кромки носка наполняются кровью две симметричные ранки. А змея, шипя и извиваясь, резкими толчками удаляется в канаву. В ужасе я бросилась в противоположную сторону дороги. Почти сразу заметила, что наступать на ногу стало больно. Вся она налилась тяжестью. Боль медленно поднималась от лодыжки к бедру. Тело прошиб пот. Я достала из кармана телефон – позвонить маме, – но чуть не выронила его. Перед глазами все поплыло. Единственное, на что мне хватило сил, – добраться до калитки нашего участка и ввалиться внутрь. – Мам, – прохрипела я, пытаясь отдышаться. Дура ты, Вера. Почему нельзя было экспериментировать с мухой? Или там с кроликом. – Что случилось? Краем глаза я увидела, что напротив мамы сидит какой-то длинный тип в белом костюме. Лестер! От неожиданности я осела прямо в траву и вытянула перед собой стремительно опухающую ногу. – Меня гадюка ужалила, – прошептала я. Мама отложила журнал. – Тут не водятся гадюки. – Лестер, скажи ей… Только произнеся его имя, я осознала абсурдность ситуации. Что он делает в реальном мире, да еще рядом с мамой? Может, у меня начинаются галлюцинации? – Я тебе говорю, тут не водятся гадюки, – убежденно повторила мама, но все-таки поднялась, чтобы подойти ко мне. – Меня тоже жалили в детстве. Это ужик. Не переживай. Больно, но пройдет. Я всхлипнула. Она никогда не была на моей стороне. Никогда меня не защищала. А теперь я умру, потому что во времена ее детства гадюки еще не добрались сюда. – Это, кстати, наш сосед, – успела сообщить мама, прежде чем Лестер опустился передо мной на колени. На этот раз его белоснежные локоны, собранные в хвост, выглядели почти обычно, а оттенок глаз приглушился до серо-голубого. Лестер щелкнул пальцами, и мир вокруг замер. Замерла мама, летающие бабочки и даже сам воздух. Двигался только он – точнее, его губы. – Ты просто удивительная, моя радость. – Голос долетал до меня будто сквозь туман. – У тебя прямо цель в жизни – сыграть в ящик. В его руке возник стакан с водой. Мои руки дрожали, я никак не могла перестать всхлипывать. Лестер сам поднес стакан к моим губам и заставил сделать глоток. – Что у вас за хобби, – пробормотал он. – Кто глупее помрет. Увы, пальму первенства ты уже не получишь. Грустно, понимаю. Я бы тоже расстроился. Я хотела спросить, о чем он, но отвлекалась на возникшую у него в руке ампулу с чем-то желтым. Да ну. Разве нельзя просто хлопнуть в ладоши или что он там обычно делает?