* * * Паулина постучала, и низкая дверь постоялого двора распахнулась настежь, женщина приветственно махнула пухлой рукой и тут же скрылась в доме, крикнув через плечо: «Положите там! На сундук!» Сама она уже хлопотала у огромной каменной печи, деревянной лопатой вынимая испеченные караваи. Мы с Паулиной замерли на пороге, и это, наконец, привлекло внимание женщины. – Я же сказала… – начала она. – Гм. Вы разве не рыбу принесли? Побирушки, что ли? Женщина ткнула в сторону корзины. – Берите по яблоку и по лепешке, да идите своей дорогой. А как схлынет народ, зайдите. Оставлю вам горячей похлебки. Она тут же на что-то отвлеклась, громко позвала кого-то. Вошел высокий угловатый парнишка. В руках у него был сверток из мешковины, из которого торчал хвост крупной живой рыбины. – Голова садовая! Где моя треска? Прикажешь мне готовить похлебку из костлявого окуня? Она вырвала рыбину из рук подростка, бросила ее на колоду для рубки мяса и одним решительным движением топора отсекла ей голову. Видимо, решила я, окунь все-таки пойдет в дело. Так вот она какая, Берди. Амита Паулины. Ее тетушка. Но не по крови – эта женщина дала матери Паулины работу и кров, когда та, овдовев, осталась без гроша с младенцем на руках. В считаные секунды рыбина была искусно выпотрошена, избавлена от костей и брошена в кипящий котел. Вытирая о передник сырые руки, Берди снова обратила внимание на нас и вопросительно вздернула одну бровь. Смахнув со лба седой – соль с перцем – завиток, она проворчала: – Вы еще здесь? Я ведь, кажется, сказала… Паулина шагнула вперед, сдернула с голову картуз, и ее длинные золотистые волосы рассыпались по плечам. – Амита? Женщина застыла. Потом сделала неуверенный шажок и прошептала: – Малышка Полли? Паулина кивнула. Берди распахнула объятия и крепко прижала Паулину к груди. После долгих причитаний и восклицаний Паулина, наконец, высвободилась и повернулась ко мне. – А это моя подруга, Лия. Боюсь, мы с ней попали в переплет. Берди округлила глаза, усмехнулась. – Что бы там ни было, а горячая ванна и сытный обед вам не повредят. Она пулей устремилась к откидной дверце, рывком распахнула ее и, сунув голову, прокричала: «Гвинет! Я ушла ненадолго. Пусть Энцо тебе поможет!» Раньше, чем дверца закрылась, я успела увидеть женщину неопределенного возраста, изрядно располневшую от собственной готовки, но шуструю и проворную. Из зала за кухней доносился гул голосов и звон тарелок. Не обращая на это внимания, Берди проводила нас к черному выходу. – Что за неслух этот Энцо – и ведь способный парень, но уж такой ленивый, ему бы только спать целый день. Весь в своего малахольного папашу. Но мы с Гвинет его воспитываем. Выправится. А то ведь помощников нынче днем с огнем не найти. Следом за ней мы поднялись по щербатым каменным ступенькам, вырубленным в скале прямо за постоялым двором, а потом спустились по извилистой, устланной листьями тропке к темному дому, стоявшему поодаль. Сразу за ним начинался лес. Берди взмахом указала на большую металлическую бочку, стоявшую на сложенном из кирпичей очаге. – Он хотя бы не забывает поддерживать огонь, чтобы гости могли помыться в горячей воде, а вам это сейчас нужнее всего, с дороги-то. Я услышала доносящееся откуда-то из лесу нежное журчание и вспомнила ручей, который описывала Паулина. На его берегах она резвилась и играла с матерью, бросая камушки в прозрачную воду. Берди отвела нас в дом, извинилась за пыль и беспорядок, объяснив, что протекает крыша, так что комната сдается в крайних случаях, при наплыве постояльцев – а сейчас как раз такой случай. Постоялый двор полон, остается только сарай. Берди зажгла светильник и вытащила из угла на середину комнаты большую медную лохань. Подолом передника она утерла пот со лба – впервые выдав свою усталость. – Ну, что же за неприятности у вас, таких молоденьких? – внимательный глаз ощупал наши животы. – Уж не от парней ли? Паулина вспыхнула. – Нет, Амита, ничего подобного. Да это и не неприятность, вообще-то. Во всяком случае, ничего страшного. – Собственно говоря, неприятность у меня, – я выступила вперед и впервые подала голос. – А Паулина мне помогает. – О. Надо же, ты все-таки умеешь говорить. – Может, вам лучше присесть… – Давай, Лия. Лия, верно? Говори смелее – чего я только не слыхала на своем веку. Берди присела на край лохани, с ведром в руке, готовая услышать мои скорые объяснения. Я решила дать их ей. – Все верно, Лия. Принцесса Арабелла Селестина Идрис Джезелия, Первая дочь дома Морриган, если быть точной. – Ее королевское высочество, – пискнула Паулина. – Была ее королевским высочеством, – поправила я. Берди склонила голову набок, словно не была уверена, что расслышала правильно. Потом краска сбежала с ее лица. Не сводя с меня глаз, она нащупала кроватный столбик и грузно опустилась на матрас. – Что все это значит? Мы с Паулиной принялись сбивчиво рассказывать. Берди не произнесла ни слова, что, как мне показалось, было ей несвойственно, и было заметно, как от ее молчания усиливается тревога Паулины. Когда все было сказано, я шагнула к Берди. – Мы уверены, погони за нами не было. Я немного умею заметать следы. Мой брат – опытный лазутчик в королевской гвардии. Но если мое присутствие доставляет вам неудобства, я уйду. Берди продолжала сидеть молча, как будто пытаясь до конца осознать услышанное, одна ее бровь вопросительно выгнулась. Наконец, женщина поднялась. – Прялки-моталки, да уж конечно, ваше присутствие доставляет мне неудобство! Но разве я сказала хоть слово о том, что вам надо уйти? Вы останетесь, прямо в этой комнате. Обе. Но я не могу обещать… Я оборвала ее на полуслове, догадавшись, о чем пойдет речь. – Мне не нужно никакого особого внимания. Я пришла сюда, потому что хотела настоящей жизни. А это подразумевает, что я собираюсь зарабатывать на жизнь, сама. Дайте мне любую работу, я с радостью возьмусь за нее. Берди кивнула. – Это мы обсудим позже. А сейчас вам обеим нужно искупаться и поесть. – Она поморщилась. – Именно в таком порядке. – Еще одно, – я расстегнула рубашку и, повернувшись, спустила ее до пояса. При виде моей изысканной свадебной кавы Берди сдавленно ахнула. – Мне нужно вывести это со спины как можно скорее. Я услышала сзади шаги и почувствовала осторожное прикосновение. – Обычные кавы держатся две-три недели, но такая… это может занять больше времени. – Они пригласили лучших мастеров и использовали лучшие красители. – Нужно каждый день принимать ванну, – посоветовала Берди. – А я дам тебе жесткую щетку и хорошее мыло. Я поблагодарила ее и натянула рубашку. Обнявшись с Берди на прощание, Паулина затворила дверь и подняла ведро с пола. – Вначале вы, ваше высочество… – Прекрати! – Я вырвала у нее ведро. – С этого дня я больше не «ваше высочество». Эта часть моей жизни ушла навеки. Отныне я просто Лия, и ты говоришь мне «ты». Ты поняла, Паулина? Наши глаза встретились. Вот оно. Мы обе поняли, что сейчас задуманный нами план начал приходить в действие. На этот план мы обе возлагали надежды, но никогда до конца не верили, что сможем его осуществить. И вот – свершилось. Паулина улыбнулась и кивнула. – И ты идешь купаться первая, – прибавила я. Паулина распаковывала наши вещи, а я тем временем бегала с ведром за водой и наполняла медную лохань. Потом я терла спину Паулине так же, как она столько раз терла мою. Когда, наконец, она опустилась в воду, глаза у нее слипались от усталости. Я решила, что лучше схожу искупаться на ручей – пусть Паулина не торопится и наслаждается мытьем, сколько хочет. Мне никогда не отблагодарить сполна ее за все, что она для меня сделала. Этот небольшой знак внимания – единственное, что я могла предложить ей сейчас. После слабой попытки воспротивиться Паулина все же рассказала мне, как пройти к ручью, велев держаться на мелководье. Она объяснила, как отыскать маленькую укромную заводь в зарослях кустарника. Я дважды повторила, что обещаю быть очень осмотрительной – хотя, по словам самой же Паулины, она ни разу не видела там ни души. Я не сомневалась, что в час обеда буду там одна. Найдя заводь, я не мешкая сбросила грязную одежду на траву, рядом с чистой сменой. Окунулась, слегка поежившись, хотя вода была не в пример теплее, чем в реках Сивики. Окунувшись с головой, я вынырнула и набрала полную грудь воздуха – воздуха свободы, каким никогда не дышала прежде. Отныне я просто Лия. С этого дня и навсегда. Это было сродни крещению – очищение, глубокое, полное. Вода стекала по лицу, капала с подбородка. Терравин был не просто новым домом. Это мог предложить мне и Дальбрек, но к нему я испытывала бы простой интерес, как к любой незнакомой стране, никак и ничем не отозвавшейся в моей собственной судьбе. Терравин же сулил мне новую жизнь. Это было захватывающе интересно и вместе с тем страшило. Что если я никогда больше не увижу братьев? Что если и эта жизнь не сложится? Но все, что я видела вокруг, вдохновляло меня, даже ворчунья Берди. Так или иначе, я добьюсь, чтобы эта новая жизнь принесла мне счастье. Ручей оказался шире, чем я представляла, но, помня о своем обещании Паулине, я послушно держалась на мелководье. Заводь была тихая и чистая, с дном из крупной речной гальки, вода едва доходила мне до плеч. Я, покачиваясь, лежала на спине, рассеянно блуждая взглядом по филигранному пологу из дубовых и сосновых ветвей. Опускались сумерки, тени становились все глубже. В домах на склоне горы загорались огни, теплый золотистый свет пробивался меж стволов, Терравин готовился к вечернему поминанию. Я с удивлением поймала себя на том, что напряженно прислушиваюсь, ожидая услышать песнопения, которые вечером поются по всему Морригану. Впрочем, вечерний ветерок доносил издалека лишь обрывки мелодии. Я тебя разыщу… В самом дальнем краю…