Он был весь перепачкан грязью. У девушки мелькнула мысль, что прежде она уже видела его и грязным, и чистым. Она скользнула взглядом по длинному шраму, который теперь, когда сера стерлась, был хорошо виден. На краткий миг ей показалось, что она почти узнала его. И всё же шрам не дал подсказку, почему она должна его помнить. Он перевел на неё взгляд своих серых глаз. Она должна его помнить. Кестрел вновь пробежала взглядом по его лицу. Её одолевало сомнение. Казалось невозможным, увидеть хоть раз этого парня и не запомнить. Что-то было не так в его странном объяснении, которое он дал после их побега, — что они были друзьями. Её насторожило не то, как неуверенно он сказал это, а то, что по её ощущениям это была не вся правда. И то, как он просто позволял ей разглядывать его и теперь ждал, затаив дыхание, вынесения вердикта, пытаясь скрыть, насколько при этом нервничал. Если они и правда были друзьями, то он не должен был нервничать. И потому Кестрел чувствовала, что ожесточается. И вот теперь он выглядел огорченным, и очевидно, хотел это скрыть от неё, словно угадал мысли девушки. И то, что он вот так легко читал её, Кестрел тоже не нравилось. * * * Дальше они поехали на разных лошадях. Кестрел верхом на Джавелине. Он же взял кобылу. Когда они сделали очередной привал, чтобы дать лошадям отдохнуть, Кестрел ближе подошла к огню, даже при том, что это означало оказаться ближе к нему. Она очень продрогла. Он предложил ей хлеб и вяленое мясо, а потом за это же и извинился. — Знаю, ты привыкла к лучшему. Это было глупо, учитывая, что он только что спас её из тюрьмы. — Прости, — сказал он. — Я сморозил глупость. Когда она взяла флягу, то вновь не удержалась и понюхала воду, как сделала это и утром. — В ней нет наркотика, — сказал он. — Знаю, — парировала Кестрел, и подумала о том, как изменилось его лицо, потому что он увидел её разочарование. * * * Он продолжал извиняться. И он продолжал пытаться что-то сказать ей, но девушка не давала ему закончить. Всякий раз, когда она прерывала его, он не был похож на человека, что провел её через весь тюремный двор и напал на всех тех, кто встал у них на пути, воспользовавшись странным массивным кольцом на пальце. Не был похож на человека, который потом разоружил павшего стража. Не был похож на того, кто владеет украденным кинжалом, как собственным, которым и вспорол живот следующему нападавшему. — Пожалуйста, дай мне объяснить, — сказал он, когда они ехали верхом. Страх наполнил её легкие. Казалось, разум кровоточил. И хотя отсутствие такого количества воспоминаний сводило с ума, подсознательно Кестрел чувствовала — помнить было бы гораздо хуже. — Оставь меня в покое. — Разве ты не хочешь знать, что случилось? Почему ты оказалась здесь? Она увидела, как он страдал. И она подозревала, что любое объяснение, которое он мог предложить, скорее будет сделано ради него самого, нежели ради неё. Она хотела сбросить его с коня. Заставить его почувствовать, что такое падение. Потому что она падала, погружалась во тьму небытия, состоящую из «почему» и «как», и она была в ужасе от того, что забыла свою жизнь. Она винила его в том, что он не видел её страха, даже несмотря на то, как тщательно она его скрывала. — Хорошо, — сказала она. — Давай, расскажи мне. После всех ранних отказов, теперь он, казалось, не знал с чего начать. — Ты была шпионкой. Тебя схватили. — Ты шпион? — Не совсем. — Но кто-то вроде него. Поэтому ты пришёл за мной. Вот почему ты хочешь, чтобы я вспомнила. Вот, что тебе нужно от меня: информация. — Нет. Кестрел, мы… — Если мы друзья, то как познакомились? Его кобыла вскинула голову. Арин слишком туго натянул поводья. — На рынке. — Это где, но не как. Он сглотнул. — Ты… И внезапно перед её мысленным взором промелькнул рынок, пыльный и жаркий. Она услышала рёв толпы и вспомнила, что видела его лицо без шрама; лицо, черты которого были наполнены ненавистью. — Куда ты ведешь меня? — спросила она шёпотом. Теперь он увидел ее страх. И Кестрел заметила, что он его увидел. Молодой человек остановил лошадь. Её конь тоже встал. Арин протянул руку, чтобы коснуться её. Девушка отпрянула. — Кестрел. — И вот опять эта необъяснимая боль. — Я веду тебя домой. — Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что ты можешь увезти меня куда угодно. Я думаю, что тебе что-то нужно от меня. И я думаю, что ты лжец. Она пришпорила Джавелина. Он отпустил её. Он знал, что нужен ей, чтобы выжить в тундре. Она не уйдет далеко. Она взглянула на коня под собой. Джавелин. Это её конь. И это точно его имя. Маленький шажок вперед. * * * Из-за горизонта выползло розовое солнце. Из грязи поднялись москиты. Когда она ехала рядом с ним, казалось, её конь становился всё больше и больше. А она, казалось, чувствовала себя всё хуже. Он спросил её, не страдает ли она от боли. После того, как Кестрел ответила отрицательно, он вновь спросил: — Может, твоя память… — он умолк, и она не смогла не заметить, с какой надеждой он смотрел на неё, словно причиной всему была травма головы. Его изучающий взгляд неожиданно вызвал непреодолимое желание зарычать, как зверь. * * * К закату она почти потеряла контроль над своим телом. Необходимость держаться весь день теперь обернулась дрожью всего тела. У неё свело желудок. У девушки промелькнула мысль, что, должно быть, она в своё время научилась очень хорошо ездить верхом, в противном случае, уже давно бы свалилась с лошади. И от него это не укрылось. Он продолжал снижать темп, хотя она видела, что ему хотелось двигаться вперед. — Что случилось? Кестрел не хотела сознаваться, что ей нужен наркотик, который раньше давали, чтобы у нее появились силы. Но он всё равно догадался. Кивнул и сказал: — Тем вечером они и мне его дали. И тогда она по-настоящему возненавидела его за то, что он догадался и посчитал, будто понимает жажду к тому, что попробовал всего раз. Она продолжала двигаться вперед, пока не смогла уже ничего разглядеть перед собой и в желудке громко не заурчало. В итоге, он схватил уздечку её коня и дернул, чтобы остановиться. * * * Её стошнило на весь мох и папоротник тундры. Он придерживал волосы девушки, чтобы они не падали на лицо. Какая-то часть Кестрел, которой было не всё равно, не понимала, как он вообще может к ней прикасаться. Молодой человек и сам не блистал чистотой, но она была просто омерзительна. Он дал ей воды. Кестрел выхватила её у него из рук, сплюнула и отпила, а затем посмотрела на флягу в своих дрожащих пальцах. Она с удовлетворением отметила, что он хорошо подготовился и взял достаточно припасов (даже для троих), но при этом продолжал предлагать ей всё, в чём она нуждалась и прятать у себя, когда необходимость в этом отпадала. Он разводил огонь, прокладывал дорогу и помогал даже в том, в чем ей почти хотелось, чтобы он не принимал участия. — Почему бы тебе не оставить её у себя. — Он кивком указал на флягу. Кестрел сильнее сжала пальцы на фляге. — Не нужно быть таким снисходительным. Он дотронулся до шрама. — Я не это имел в виду. Она направилась к своему коню. — Поехали, — сказала девушка. * * * Ночь принесла с собой новые вопросы. — Палатка только одна. — Он откашлялся. — Но есть три матраца. — Он подождал… а потом заметил, что она думает. Ей очень хотелось настоять на том, чтобы он спал снаружи, но Кестрел чувствовала, что это будет очень неправильно, даже несмотря на то, что она отказывалась признаваться себе, в чём именно состояла эта неправильность. Поэтому она просто коротко кивнула. Он не стал разводить огонь, из-за чего она сделала вывод — он всё ещё боится, что их могут заметить и схватить.