— Лучше передвигаться ночью, — сказала она, — а днём спать. Он покачал головой, но на неё при этом не смотрел. — Я не сплю, — настаивала она. — Тебе нужно попытаться уснуть. Скоро всё наладится. Это высказывание, с учётом того, что день не принёс никаких доказательств в пользу его слов, должно было бы вывести девушку из себя. Но выражение его лица, когда он распаковывал палатку, было непреклонным и напряжённым. Его руки были заняты. Однако в глазах читалась умиротворенность. Они искрились серебром во тьме. Мерцали, как вода. — Ну и ладно. — Кестрел крепко обняла свои колени. Она попыталась подавить дрожь в костях. Ей не хотелось, чтобы её вновь вырвало. Девушка развернулась так, чтобы не видеть его, но слышать, как он устанавливает палатку. * * * Даже в палатке, с костром на расстоянии вытянутой руки, она отчаянно мёрзла. Она жаждала привычной ночной дозы наркотика, чувствовала его металлический вкус на языке. Он отдал ей уже всю запасную одежду. В ту первую ночь после возвращения лошадей, он открыл вещмешок рядом с телом своего друга и вытащил пальто, а потом запихнул в него её безвольные руки. По запаху, исходящему от одежды, она поняла, что это его вещь. Её собственная одежда, казалось, была состряпана из мешковины: серовато-коричневый цвет, длинные рукава, штаны. Кестрел носила её не всё время своего пребывания в тюрьме. Она вспомнила, как ее переодевали, пока она находилась в забытье разноцветного дурмана ночного наркотика. Девушка вспомнила, когда её одежда стала другой, и почему. Она всё ещё чувствовала пуговицы платья, расстегивающиеся вдоль спины. Поток холода и ужаса, словно порыв ветра ударил по коже. Боль. Но наркотик был ласков, и она засыпала, да и какое значение имеет одежда? Теперь же она была далека от сна. Кестрел свернулась, будто червяк под грудой одежды. Он накрыл её еще один спальным мешком, а потом вылез из своего и накрыл девушку им тоже. Больше у него ничего не осталось, чтобы отдать ей. Его голос нерешительно прорвался сквозь тьму: — Кестрел… — Мне не было бы так холодно, если бы я смогла уснуть, — сказала она, стуча зубами. — Мне нужно уснуть. Пауза. — Я знаю, что нужно. — Дай мне что-нибудь, чтобы уснуть. — У меня ничего такого нет. — Нет, есть. На этот раз пауза была дольше. — Нет. — У тебя есть кольцо. — Нет. — Воспользуйся им. — Нет. — Я хочу, чтобы ты им воспользовался. — По правде говоря, я не представляю, как правильно его использовать. Оно может убить тебя. — Плевать. Он был в бешенстве. — А мне нет. Она поняла, почему его глаза были слишком яркими ранее. Её собственные жалило. Он сместился. Она держалась к нему спиной, чувствовала его близость. Его тепло, медленно распространившееся вдоль её позвоночника. Это было сродни погружению в ванну. Его слова коснулись тыльной стороны её шеи: — Только для того, чтобы согреть тебя, — сказал он, но в его голосе прозвучал вопрос. — Ты говоришь, что мы были друзьями. — Да. — Мы так делали раньше? Еще одна пауза. — Нет. Тряску всего тела сменила дрожь. Она обнаружила, что придвинулась к нему еще ближе, да так и осталась лежать. Его сердце билось очень быстро. Он обнял её и его руки заставили её чувствовать себя более цельной, более настоящей и менее готовой разлететься на стеклянные осколки. Кестрел успокоилась и расслабилась, благодаря его теплу. Однако, заснуть у неё всё равно не получилось. Как и у него. Она чувствовала, что он не спит. У девушки мелькнула мысль, что он не спит, потому что не спит она. Кестрел не знала, почему верила в то, что это было правдой. Трудно было примириться с единственным воспоминанием о нём: его лицо на рынке, он находится на расстоянии от неё. Губы врага, глаза врага. Но он был здесь, он спас её и ничего от неё не ждёт — только бы она вспомнила, но уже перестал просить даже и об этом. Ей был знаком его запах. Знала, что он ей нравился. Он протянул руку, чтобы потрогать её пульс на шее. Он приложил пальцы к коже чуть твёрже, чтобы прикосновение могло показаться нежным, как будто сомневался, что она жива. Разве они никогда не делили постель прежде? Нет. Она бы это запомнила. А запомнила ли? Где-то вдали, в тундре, зазвучал мелодичный плач. Волки. Их плач казался таким одиноким. И все же прекрасным, когда они взывали друг к другу. * * * Утром она обнаружила, что ей все-таки удалось поспать. Пробуждение было тяжёлым. Арина в палатке не было. У нее ёкнуло сердце. Должно быть, она довольно шумно двигалась, потому что тут же услышала его голос, раздавшийся снаружи: — Я здесь. И выйдя, она увидела его перед костром, запах которого она, должно быть, услышала и решила, что он, скорее всего, рядом с костром или неподалеку… вернее, она могла это предположить, если бы так не боялась, что он её бросил. Она подошла к огню, ноги всё ещё дрожали. У Кестрел мелькнула удручающая мысль, что она никогда не была особенно грациозной, но, по крайней мере, была дееспособной и в своем уме. Когда-то. Она села напротив него. Между ними прыгали бледные языки пламени. Потрескивали. У него на руке больше не было того тяжелого кольца. Кестрел задумалась, что же он с ним сделал, а потом решила, что не станет спрашивать, пока он сам не расскажет о прошедшей ночи. Они сидели и ели. Молча. * * * Он то и дело посматривал на раненую кобылу, на которую никто из них так и не сел верхом. Кестрел подловила его за этим занятием и знала, что он не хотел, чтобы она заметила, как он поглядывает на лошадь. Когда позже в тот же день они остановились на привал, она посмотрела ему прямо в глаза, перед тем, как он вновь бросил взгляд на кобылу, и сказала: — Не смей. — Я и не хочу. — И даже не подумываешь об этом? Он пожал плечами, а она постепенно осознала, что кинжал у его бедра тот самый, что он забрал у одного из стражников. Кестрел вспомнила, что и у неё, похоже, когда-то был такой. Она внезапно ощутила, что между ними существует огромная пропасть, и что они разговаривают на его языке, но не на её. Она представила, как он берёт нож и перерезает горло лошади. По-другому никак. Фонтан крови. Заколотое тело. Разъехавшиеся в стороны копыта. — Она замедляет нас. — Я сказала — нет. Наконец он кивнул. Его повиновение тоже показалось ей знакомым. Прежде она отдавала ему приказы. Но ей также подумалось, что он никогда не повиновался ей по-настоящему, даже на людях. Они определенно не друзья. Здесь нечто большее. * * * Эта ночь была похожа на предыдущую. Он обнимал её, согревая. Её конечности расслабились. Казалось, только это и помогало ей уснуть. Он сказал: — Ты купила меня. — Что?