Он пробормотал какие-то слова ей в затылок. А потом повторил их, только громче: — Ты спросила, как мы познакомились. Это случилось на рынке. Меня продавали. Ты купила меня. Инстинкт велел, чтобы она вырвалась из его объятий и взглянула ему в лицо, чтобы увидеть его выражение. Она не доверяла своим инстинктам. Кестрел осталась лежать неподвижно. — Почему я это сделала? — Я не знаю. — Я все еще владею тобой? Ветер бился о ткань палатки. — Да. Она не нашла ничего умнее, как сказать: — Никто не поверит в твои сказки. Считаешь, что если у меня не осталось воспоминаний, то я полная дура? — Нет. — Ты говоришь, что я была твоим шпионом, а это означает, что я работала на тебя. Говоришь, что был моей собственностью, что означает — ты работал на меня. Говоришь, что мы друзья. Но господа и рабы не дружат. И это означает… — она умолкла, не желая продолжать. Она очень остро осознавала его тепло рядом с ней. — Ты говоришь неправдоподобные вещи. Я тебе не верю. Его рёбра расширились жесткими крыльями за её спиной. — Если ты дашь мне объяснить… — Прекрати говорить, прекрати. Я не хочу слышать твой голос. Он умолк. Кестрел неподвижно лежала рядом с ним, жалея, что не может заставить себя отстраниться. * * * В какое-то мгновение ночью, она почувствовала, как он вздохнул. «Он собирался ещё раз попытаться объяснить», — подумала она. Кестрел окаменела от нахлынувшей паники. И вновь её охватило ощущение падения, словно она мчалась к тому, чего не знала. Череп раскалывался на части. Она не хотела с ним разговаривать, хотя даже не знала наверняка, что он хотел сказать. Как ни странно, но ей пришло в голову, что он умеет петь. — Не смей. — Ее голос прозвучал остро, как нож. И он не посмел. * * * Позже она проснулась от того, что вся дрожит. Его рядом не было. Всё ещё стояла ночь. Он не должен был уйти. Кестрел вылезла из палатки и увидела, что он стоит под нереальным небом. Над тьмой раскинулось полотно, переливающееся от холодного розового до фиолетового оттенка с завитками зелени, и всё оно было истыкано звездами. Девушка была уверена, что никогда не видела ничего подобного. Он повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом, когда она оторвалась от созерцания неба. Кестрел не понимала, почему он не мерзнет. А потом заметила его сгорбленные плечи и поняла, что это не так. Он посмотрел на тончайшие цвета ночи. — Что это? — спросила она. — Боги. — Их не существует. — Она не знала, откуда пришло понимание, но знала, что верила в это. — Они существуют. Они пришли, чтобы наказать меня. — Это был ты, — сказала она, озвучив свои подозрения. И увидев, как перекосилось его лицо, она поняла, что была права. — Из-за тебя я попала в заключение. Он встретился с ней взглядом. — Да. Глава 10 Арин не знал, как им все-таки удалось добраться до дома. Состояние Кестрел ухудшилось. Её тошнило весь день. Ночью тело девушки будто безмолвно рыдало. Арин бы обнял её, но переживал, что это будет неправильно, даже при том, что она, казалось, была рада этому. Когда он обнимал её, Кестрел словно смывало волной в сон. Он почувствовал, что она пришла в себя, и испытал мучительную благодарность, что то утешение, которое он мог предложить, на самом деле ей не очень-то было нужно. Она отказывалась принимать его помощь у него в доме. Алеющий летний день едва её грел. Кестрел забилась в свое грязное пальто, а их продвижение по дорожке к дому было таким медленным, что к тому времени, как они добрались до парадного входа, там уже собрался весь дом, дабы поглазеть на них. Кестрел не отрывала глаз от своих неуверенно шагающих ног, но Арин знал, что ей известно о собравшейся толпе, — её губы сомкнулись в жесткую линию. Рошар подошёл к ним первым, прохрустев подошвами по гравию. Он был нехарактерно молчалив. Потрясен. Ещё ничьё появление так не потрясало его. — Мне нужна Сарсин, — сказал ему Арин, но Сарсин уже была здесь. Кестрел внимательно посмотрела на неё и с мгновение помедлила. А затем она приняла руку девушки, и Арин заставил себя скрыть, как был этим уязвлен. Это следствие ничего иного, как ревности, и он укорял себя за столь низменное чувство. Арин плелся вслед за ними, не зная, куда деть опустевшие руки. Он не был готов стать бесполезным. По крайней мере, в тундре в нём нуждались. Арин последовал за ними вверх по лестнице в восточное крыло, где Сарсин открыла дверь в комнату, в которой когда-то Кестрел уже жила. Когда они вошли, Арин постарался заглянуть в лицо Кестрел в поисках признака того, что она узнала окружение. Она понимала, что её изучают и почему это делается, поэтому отвернулась. Сарсин усадила Кестрел в ближайшее кресло и встала на колени перед ней, сняла потрепанные туфли, в которых теперь с трудом можно было признать изящные башмачки дамы из высшего общества. Лицо Кестрел стало напряжённым, когда она внимательно изучала темноволосую, склоненную голову Сарсин. Голос Кестрел, которым она почти не пользовалась последние несколько дней, хрипло произнес: — Ты моя служанка? Его кузина дёрнулась. Он заметил: Кестрел поняла, что сказала что-то не то. Сарсин взглянула на брата. Он склонился и прошептал ей что-то на ухо. Сарсин аккуратно поставила обувь в пару. — Да, — наконец произнесла она. — Я побуду ею, если хочешь. — Она поднялась и стала помогать Кестрел снимать верхнюю одежду. Нечто, что Арин пытался задушить внутри себя, будучи ещё в тундре, начало проситься выплеснуться наружу. Он не представлял, что случится, если все-таки внутренне отпустит себя. Ему нужно было выговориться… если ему вообще было что сказать… он ощущал дрожь, очень похожую на ту, что охватывала в тундре Кестрел по ночам. Сарсин перехватила его взгляд. Она вздернула брови и перестала раздевать Кестрел. Её послание было предельно ясным. Он кивнул. Арин должен уйти, конечно, должен, но он не мог заставить себя двигаться. — Арин. — Теперь голос Сарсин прозвучал сурово. Он развернулся, но не успев сделать несколько шагов, услышал, как Сарсин охнула. Он оглянулся. Его глаза широко распахнулись. И он тут уже был рядом с ними, прежде, чем осознал, что сделал шаг. Его рука схватилась за свободный край рубахи Кестрел на плече. Он увидел его: красный рубец, расчертивший лопатку. Она вырвалась из его хватки. Одежда порвалась. Не сильно. Но достаточно. — Арин! — Возмутилась Сарсин. Он увидел еще рубцы, похожие на его собственные. Они рассекали её кожу, но прятались под одеждой. Он знал, что они по всей её спине. — Я же тебя спросил?! — Его голос прозвучал отчаянно. — Я же спрашивал тебя, не пострадала ли ты… — Всё в порядке. Всё зажило. — Но ведь ты пострадала. — Я не помню. Он ей не поверил. — Как это случилось? Как ты могла не сказать мне? — Он поставил её на ноги. Арин держал её за плечи. В них не было плоти, только кожа да кости. Он был сам не свой. Это был не его мир. Не его вариант мироздания, где такое могло стать реальностью. — Ты пугаешь её, — сказала Сарсин. Никакого страха. Лицо Кестрел пылало вызовом: подбородок вздёрнут, плечи расправлены, рубаха разорвана на шее. Один из шрамов зиял на её ключице. Она одернула ткань. Ком встал у Арина в горле. — Ты должна была сказать мне. — Я ничего тебе не должна. — Кестрел, ты… сделала кое-что для меня. Для этой страны. Разве ты не помнишь? Попытайся. Или позволь рассказать мне, прошу тебя… Она влепила ему пощёчину. Он забыл, как дышать. Его щека горела. Она попала и по губам. Её глаза были расплавленным золотом, полны злости и утраты. Ему было слишком стыдно, чтобы заговорить.