Рошар приподнял брови. — Я хотела сказать, его. — Она понимала, что геранский не был ей родным языком. Однако она почему-то чувствовала, что это не совсем так. — Я был порабощен твоим народом. А потом меня продали в эту страну. Она вновь посмотрела на его отсутствующий нос, на срезанные, как у рептилии, ноздри. — Это они с тобой сделали? Он улыбнулся во все зубы. — Я знаю, что так поступали с беглецами, — заговорила Кестрел, пытаясь разобраться, правдивы ли её воспоминания. — Но не помню, чтобы видела, как это происходит. — Тебе вряд ли бы это удалось. Ты же леди. Это часть привилегий — не приходится смотреть на уродство. — Ты не урод. — Ну что за прелестная лгунья. — Пока не улыбаешься. Тогда ты похож на ухмыляющийся череп. Ты делаешь это намеренно. — А, значит, не так уж я и мил. — А я не лгунья. — Но ты была ею. И из того, что я слышал, очень хорошей. Кто сказал, что ты не лжешь о потере памяти? Она наградила его взглядом такой лютой ненависти, что он отпрянул. Зажужжали осы. — Должен признать, — сказал он, — порой я обижаю, но не нарочно. Это как моя улыбка. — Это не извинение. — Принцы не извиняются. В мгновение ока, одним быстрым движением, кинжал в её руке оказался у его горла. Рошар, ощерясь, запрокинул голову. — Извинись, — сказала она. — Не думаю, что дать тебе кинжал, было мудрым решением. Ты какая-то нервная. Кестрел прижала кинжал сильнее. Рошар отступил назад. Она сделала шаг вперед. — Все говорят, что я совершала чудовищные поступки. Предала свою страну ради высшего блага. Я была такой благородной. — Её рот скривился в иронической усмешке. — Бедняжка. Бедная Кестрел, ах, эти её никчемное слабое тело и пустой разум. Зачем мне сейчас лгать? — Чтобы мучить его. Вздрогнув, она опустила клинок. — Ты его мучаешь, — повторил Рошар. — Вот для чего ты здесь. Чтобы защитить своего друга от меня? На этот раз улыбка Рошара была простым изгибом губ. — Мне ничего от него не нужно. — В этом и состоит часть проблемы. — Мне плевать на вашу войну, — сказала она, будто не слышала его. — Плевать, говоришь… Поэтому ты просто так даешь совет, как улучшить орудие, созданное изрешетить твой народ? Оружие, которое, если нам повезёт, уничтожит твоего отца. — Моего отца. — Голубое небо почернело. Осы зажужжали у неё в голове. Кестрел открыла рот, чтобы заговорить. Но ничего не вышло. — Именно так, — сказал Рошар. — Он возглавляет валорианскую армию. Разве тебе никто не сказал? Рука, державшая кинжал, обмякла. Она подумала о своем разговоре с Арином в его покоях. Он пытался сказать ей. Рошар прикоснулся к её плечу. Взгляд Кестрел прояснился, пульс ускорился. — Я прошу прошения. Извини за то, что сказал ранее. Она чувствовала себя одновременно легко и будто ей на плечи давил тяжкий груз, словно её сердце вырвалось из тела на свободу и пропало, и она больше не знала, чем она была — сердцем или телом. — Кестрел? С одной стороны, совершенное оружие, созданное убивать её народ, а с другой — осознание, что она вообще не приняла во внимание своего отца, ни разу даже не задумалась о его роли в этой войне, хотя у неё имелось достаточно информации, чтобы догадаться без подсказок. Кестрел осознала, что не сожалеет о том, что усовершенствовала орудие. Часть её хотела, чтобы целью стал отец. Её собственный отец. Да что же она за человек?! — Я не помню, как выглядел в прошлом, — внезапно сказал Рошар. Кестрел потребовалось некоторое время, чтобы понять значение его слов. — Когда я смотрюсь в зеркало — это всё, что я вижу, — продолжил он. — Нет никаких воспоминаний о том, каким я был прежде. Аромат плода илеа пьянил. Она забыла своего отца. И не хотела его вспоминать. Переведя взгляд на лицо Рошара, Кестрел встретилась взглядом с его прекрасными, нетронутыми клинком, глазами. И обратила внимание на атласную тёмную кожу его щёк. — Ты скучаешь по тому, каким был? — спросила она. Сначала она думала, что он ответит в своей привычной саркастичной манере, но он просто пожал плечами. А когда Рошар заговорил, его голос прозвучал непринужденно, но бесцветно. — А какой прок в сожалениях? — Он прищурил глаз и, видимо понимая, насколько настроение между ними изменилось, добавил: — Ты хорошо обращаешься с клинком. — Нет. — Да. Кестрел покачала головой. — И никогда особо не умела. — Я сказал «хорошо», а не «божественно талантливо». Ты обладаешь лёгкостью, которая приобретается после многочисленных тренировок. — Это то, что ты видишь, или знаешь из моего прошлого? — Вижу. Прежде я не был с тобой знаком. Он вновь улыбнулся Кестрел, но на этот раз приветливее. Девушка вздохнула с огромным облегчением от того, что наконец-то появился хоть кто-то, не знавший её прежнюю. * * * Обладание фортепиано и конём не причиняло Кестрел никаких неудобств. Они помогали уже одним тем, что не разговаривали. Не то чтобы они ничего не ждали от неё. Даже фортепиано, казалось, томилось в ожидании, и каждая клавиша только и ждала, когда же её нажмут. Джавелин жевал ткань рукавов Кестрел и пускал слюни, бессовестно выпрашивая ласку. И фортепиано, и конь знали её, и им было всё равно, насколько она изменилась по сравнению с собою прежней. Они принадлежали ей, а она им. Без вопросов. Кестрел оседлала Джавелина. Это далось ей непросто. Но если она будет поднимать седло ему на спину каждый день, то придет время, когда её руки окрепнут. Кестрел подтянула подпругу. Через открытые двери стойла влетела птичка ирриэль и принялась ковыряться в грязи. Потом она вздёрнула головку и посмотрела на девушку зелёными глазками-бусинками, тряся при этом длинным узким хвостиком. Кестрел взяла мостик для посадки на лошадь, которым, наверное, не пользовалась с тех пор, как перестала быть ребёнком, и поставила ногу в стремя. Жеребец был очень высоким. Даже громадным. Боевой конь. Такой не должен был бы ей подойти, но подходил. Кестрел неумело усадила себя на коня, но животное, похоже, совершенно ничего не смутило. Птичка вновь упорхнула в безоблачное небо, петляя то вверх, то вниз. Ирриэли не летают по прямой. Кестрел взяла в руки поводья и пришпорила коня, чтобы он следовал за птицей. Она выехала из поместья, выбирая тропинку, которая приводила к другой дорожке. Она не узнала её. Прошло совсем немного времени, прежде чем Кестрел оказалась в окружении деревьев, унизанных листвой. Дорожка вела в зелёный туннель. Девушка ехала верхом какое-то время, а потом увидела дневную сову с совятами. Поднялся слабый ветерок. Было не слишком жарко. Хорошая погода для войны. Несколькими днями ранее она услышала достаточно из разговора между Арином и Рошаром. Они выжидали. Если бы она была ими, то не стала бы затягивать ожидание. В животе Кестрел эхом отдавались колебания в такт движению коня. Она ослабила поводья, предоставляя Джавелину возможность идти своим темпом. Но обнаружила, что он скачет все дальше и дальше вперед. Дом Арина уже остался далеко позади. Они доскакали до развилки. Конь выбрал левую тропку. Он скакал уверенно, поскольку уже бывал здесь, поняла Кестрел, и скакал в известное ему и неизвестное ей место. Она натянула поводья и заставила его резко остановиться. Джавелин фыркнул, перебрав копытами. Кестрел вспотела. Платье прилипло к коже. Она заставила Джавелина повернуть туда, откуда они пришли… они скакали быстро, а потом еще быстрее, его копыта отбивали ритм в такт её перепуганному сердцу. * * * Она почему-то не удивилась, застав Арина у ручья, протекающего рядом с домом, но удивилась своей радости при виде него. Её сердце всё ещё бешено билось в груди.